Страница 16 из 69
Когда Чрезвычайная следственная комиссия, обнаружившая документ об «Эрнесте», предъявила его Виссарионову, тот при всем старании не смог вспомнить ни происхождения своей записи, ни клички «Эрнест»[139]. Не сумел объяснить приписку Виссарионова и больше всех имевший дело с Малиновским В.Г. Иванов; Малиновский не говорил ни ему, ни кому-либо другому в московской охранке о своем сотрудничестве с охранкой в прошлом[140]. Жена Малиновского показала, что муж получил предложение сотрудничать, когда арестовывался в 1906–1908 гг., но она не знает, согласился ли, и не слыхала клички «Эрнест». Однако, во-первых, Малиновский в указанные годы по всем данным не арестовывался[141], во-вторых, предложение сотрудничать подразумевало постоянную службу; «штучники» же не имели кличек.
Не в том ли разгадка нагромождения несообразностей, что их источник — снова сам Малиновский, а приписка Виссарионова — не что иное, как сделанная наспех запись очередной порции «автобиографических» сведений, полученных во время второй беседы с ним в октябре 1912 г. (тогда же он сообщил Виссарионову о разговоре с Лениным на Пражской конференции)? Не решил ли он, что в связи с предстоявшим повышением — переходом в непосредственное распоряжение департамента полиции — полезно преувеличить перед новым начальством свои «заслуги», удлинив агентурный стаж?
В том, что такое предположение небеспочвенно, убеждает и одно место в показаниях директора департамента полиции Белецкого, который вспомнил признание Малиновского, касавшееся еще более раннего момента его биографии: доказывая уже в Петербурге Белецкому в одной из бесед свою изначальную преданность правительству, Малиновский рассказал, как во время прохождения воинской службы в Измайловском полку он по собственной инициативе дал знать Петербургскому охранному отделению об антиправительственном брожении среди солдат полка, причем сделал это безвозмездно[142]. Тем самым начало «работы» отодвигалось еще дальше. Справки Белецкий наводить не стал, к тому же «штучная» информация не всегда фиксировалась, да и вообще он не интересовался прошлым Малиновского, чтобы не задеть его самолюбия, — таково было одно из правил общения с секретными сотрудниками. Поэтому вполне возможно, что, затевая этот разговор, Малиновский просто набивал себе цену. Видимо, он не знал о том пункте инструкции департамента полиции, который не требовал от агента изменить свои убеждения «коренным образом». Следователи, которые допрашивали Белецкого, не посчитали эту информацию серьезной.
Не имея возможности допросить самого Малиновского, Чрезвычайная следственная комиссия ограничилась неопределенным выводом: «Время его первого сближения с розыскными органами в точности установить не удалось…» Этот вывод буквально повторялся в обвинительном заключении 1918 г., но авторы его — большевики склонны были все же видеть в записи Виссарионова «значительную дозу достоверности». Однако никаких новых данных они не привели, а старые не проверили. Малиновский по этому поводу не допрашивался. Сам он лишь заявил, что во время военной службы ничего не знал о существовании охранного отделения[143]. Перечень пунктов обвинения в обвинительном заключении открывался 1910 годом.
Бесспорно одно: ловцы душ из московской охранки верно почувствовали внутреннюю готовность Малиновского к предательству, поняли, говоря языком секретной полицейской инструкции, что он «подает надежду». Но эта готовность созрела в нем, вероятно, не раньше переезда в Москву. Только в Москве он сделал вывод: в рамках рабочего движения возможности продвижения вверх для него исчерпаны.
Первое донесение Малиновского — «Портного» датировано 5 июля 1910 г., а всего за два с половиной года службы в Московском охранном отделении была составлена на основании его бесед с руководителями охранки 81 агентурная записка — 25 в 1910 г., 33 - в 1911 г. и 23 — в 1912 г., причем они становились все более и более обстоятельными. Поскольку «Портной» проявил «большие способности», росла и его «ценность», что вполне осязаемо выразилось для него в повышении жалования с первоначальных 50 руб. до 100[144].
Не отразилась на устойчивости его положения и смена в июле 1912 г. П.П.Заварзина новым начальником охранки полковником А.П.Мартыновым, ранее возглавлявшим Саратовское районное охранное отделение. Полковник считался тонким ценителем искусства — искусства организации провокационной деятельности в том числе. Все, что касается «Портного», заявил он подчиненным, превосходно ему известно из переписки охранного отделения с департаментом полиции. Малиновский утверждал на суде, что «просто боялся» Мартынова. Но Мартынов не предъявлял ему никаких претензий, также считая, что новый секретный сотрудник справляется с «двойственной ролью». Несомненно, за это время была по достоинству оценена и способность «Портного» приспосабливаться к обстоятельствам, и актерский талант, и прекрасная память[145].
Все это заставляет усомниться в том, что было заявлено Малиновским на суде: в начале службы он-де почти ничего не сообщал или сообщал ложные сведения — «не потому, что меня совесть мучила», а потому, что «тогда знал очень мало», а также, чтобы отомстить «за то, что я сам переживал», — «мне люди были жалки как личности». Вопрос о душевном его состоянии оставим пока в стороне. Объем сообщаемых им сведений был на самом деле не так уж мал. Но из этого не следует что можно ручаться за абсолютную достоверность и точность всех без исключения его донесений: большевики, знакомившиеся уже в советское время с тем, как отражалась их деятельность Малиновским, считали, что он был информатором «с тенденцией, во-первых, и с фантазией, во-вторых»[146].
Охранка не оставляла его своим вниманием и как видного социал-демократа, активного участника легального движения — преимущественно кооперативного и культурно-просветительного. 13 ноября 1910 г. он был задержан на неразрешенном собрании в помещении союза деревообделочников, но через три дня освобожден как обычно, вместе с другими арестованными. 30 декабря по требованию Петербургского охранного отделения его обыскали на квартире в Сокольниках — однако не сразу; получив из Петербурга предписание об аресте, В.Г.Иванов 17 декабря ответил: «Войдет в общую ликвидацию, до каковой обыск его безусловно невозможен». По собственной инициативе московская охранка провела еще два обыска — 14 апреля и 16 ноября 1911 г., также без последствий[147].
В первый период предательства Малиновский использовал в качестве главного канала информации свои связи с меньшевиком Василием IIIером. Активный работник профсоюзного движения В.В.Шер еще до 1905 г. принимал участие в создании первого профсоюза в Москве — нелегального «Союза московских типографских рабочих для борьбы за улучшение труда». В 1905—1907 гг. он работал в Москве и Петербурге, где познакомился с Малиновским; одно время редактировал журнал петербургского союза металлистов, в 1907 г. организовал в Финляндии Всероссийскую конференцию профсоюзов печатников. На Штутгартском конгрессе Второго Интернационала Шер входил в небольшую группу представителей российских профсоюзов. Вернувшись в 1908 г. в Москву, Шер подготовил в семинарии Московского университета и сумел издать солидный труд но истории профессионального движения московских печатников — первое в России научное исследование такого рода[148].
Появление в Москве административно высланных петербургских рабочих вселило в Шера надежды на активизацию рабочего движения, прежде всего через легальную его сферу, и, конечно, не случайно с легкой руки именно Шера Малиновский прослыл «русским Бебелем». Принадлежавший Шеру дом в 1-м Зачатьевском переулке был местом встреч и меньшевиков и большевиков. Здесь проживал большевик Г.К.Голенко, которого навещал наезжавший в Москву Фрумкин. В январе 1911 г. Малиновский сообщил охранке о посещении квартиры Голенко депутатом III Государственной думы рабочим-большевиком Н.Г.Полетаевым, рассказавшим о предстоящем свидании с В.И.Лениным и о намерении побывать по поручению Ленина в некоторых южных городах с целью восстановления партийных связей и организаций[149].
139
Дело провокатора Малиновского. С. 127–128.
140
Там же. С. 123.
141
Там же. С. 155.
142
Там же. С. 120.
143
Там же. С. 61, 155.
144
Большевики. Документы по истории большевизма с 1903 по 1916 год бывшего Московского охранного отделения. 3-е изд. М„, 1990. С. 26; Дело провокатора Малиновского. С. 63, 157.
145
Осоргин М.А. Охранное отделение и его секреты. М., 1917. С. 11; Дело провокатора Малиновского. С. 124, 142.
146
Максаков Вл. Тернии «Нашего пути» // Из эпохи «Звезды» и «Правды». М.; Пг., 1923. Вып. 3. С. 131; Дело провокатора Малиновского. С. 209, 211.
147
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 38. Л. 301 об.; Большевики… С. 294.
148
В 1917 г. В.В.Шер был комиссаром Временного правительства в Москве. В 1931 г. осужден по фальсифицированному делу «Союзного бюро меньшевиков».
149
ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. 1911. Д. 5 Ч. 46. Лит. Б. Л. 13 и об.; РЦХИДНИ. Ф.124. On. 1. Д. 2035. Л. 5 об.