Страница 14 из 103
[Ростем повергает Сохраба] Коней привязали, и ринуться в бой Готовы, теснимые грозной судьбой. Ведь если злой рок разъярится — гранит Он силой свирепою в воск обратит. Опять врукопашную богатыри Схватились, и в это мгновенье, смотри, Как будто всю мощь у сохрабовых рук 2340 Высокое небо похитило вдруг. Во гневе, исполнясь невиданных сил, Ростем исполина за шею схватил, Рванул, и согнул, и Сохраб изнемог; Истёк предназначенный юноше срок. Повергнув Сохраба, но зная, что тот Не сдастся, повергнет его в свой черёд, Ростем свой клинок извлекает рывком И юноше грудь рассекает клинком. Тот — замер от боли, приникнув к земле,[89] 2350 Оставил заботы о благе и зле. Как только ты смерти чужой возжелал И кровью людской обагрил свой кинжал — Уж крови твоей жаждет мстительный рок, Как нож для тебя— каждый твой волосок... Промолвил Сохраб: «Сам себе я злодей! Вручен тебе ключ был от жизни моей, Вина не твоя: то горбун-небосвод Сегодня мне гибель без времени шлёт. В забавах промчится ровесников день, 2360 Меня же укроет могильная сень. Мать знак, чтоб отца отыскать, мне дала; Любовь на погибель меня обрекла. Так пламенно жаждал я встретить отца, Но смерть стерегла на дороге юнца. Я рвался увидеть родные черты, Увы, не сбылись молодые мечты. Но стань ты хоть рыбой в глубоких водах, Иль ночью, таящейся вечно впотьмах, Иль в небе далеком явись, как звезда, 2370 И узы расторгни с землей навсегда — Настигнет тебя мой отец-исполин, Узнав, что под камнем покоится сын. Найдётся кому средь воителей снесть Ростему, бойцу знаменитому, весть: Сохраб в поединке повергнут во прах, Он умер со словом — Ростем — на устах». Ростем, это выслушав, оцепенел, Пред взором его белый свет потемнел. Качнулся, смертельною болью пронзён, 2380 И рухнул на землю без памяти он. Очнувшись, остаток слабеющих сил Собрал и со стоном юнца вопросил: «Где знак от Ростема? Скажи, не томи. Навеки да будет он проклят людьми! Ростем я, меня да забудет Систан, О смерти моей да заплачет Дестан!». Схватился за волосы, горем убит, И вопль, раздирающий душу, звучит. Тут юноша обмер, от муки ослаб; 2390 Опомнившись после, чуть слышно Сохраб Промолвил: «Так значит, Ростем это ты! Я, стало быть, жертва твоей слепоты. Я к истине звал, но не внял ты мольбе, Ни разу не дрогнуло сердце в тебе. Кольчугу мою расстегни на груди, И свой амулет под кольчугой найди. Лишь стали кимвалы в поход призывать, В слезах подошла удручённая мать. Рыдая, родная меня обняла, 2400 Родительский дар мне в дорогу дала, И молвила: — Памятку свято храни, Тебе пригодится она в эти дни... — И вот пригодилась — ненужною став, Сражённого сына отцу показав». Кольчугу Сохраба Ростем расстегнул, Увидел свой знак и к страдальцу прильнул, Стеная: «Ужели погублен ты мной, О доблестный витязь, о сын мой родной!». Рыдает и сыплет на голову прах; 2410 Ланиты в крови и в горючих слезах. Но слышит он: «Слезы напрасно не лей! Мне слезы твои — смертных мук тяжелей. Что проку теперь убиваться тебе! Так сталось, так было угодно судьбе». Уж ясное солнце спустилось с небес — Нет в стане Ростема, Могучий исчез. Разведчиков двадцать покинули рать, Надеясь исход поединка узнать. Двоих увидали в пыли и грязи 2420 Коней, а Ростема не видно вблизи. Могучего мужа нигде — ни в седле Не видят воители, ни на земле. Сочли умерщвленным главу храбрецов, И головы кругом пошли у бойцов. К Кавусу с известьем гонец отряжён: Лишились Ростема держава и трон! Стан воинский тяжким уныньем объят, Стенания громкие к небу летят. В кимвалы ударить велит Кей-Кавус, 2430 Построил ряды пред владыкою Тус И молвит владыка иранским бойцам: «Лазутчиков в поле пошлите, и там Разведайте, что замышляет Сохраб: Рыдать об Иране пора не пришла б! Коль пал в поединке Ростем-исполин, Кто выйдет на битву из наших дружин? С драконом таким не под силу нам спор; Бежать приведётся, приемля позор!». Услышав из стана донесшийся гул, 2440 В тревоге Сохраб на Ростема взглянул И молвил: «Страшусь я, со смертью моей Невзгоды пойдут у туранских мужей.[90] О них позаботиться мне обещай, Напасть на туранцев Кавусу не дай. Пусть их не настигнут в дороге враги,[91] Уйти невредимыми им помоги. Они ведь ко мне на подмогу пришли Сражаться с бойцами иранской земли. Немало я воинам благ обещал, 2450 Надеждами многими их обольщал. Кто мог бы подумать о доле такой, Что буду убит я отцовской рукой!.. Здесь в крепости витязь иранский: в полон Он был на аркане моем уведен. Его о тебе вопрошал я не раз, Душа моя лик твой увидеть рвалась. Но низкий — с земли бы исчезнуть ему! — Желанию сбыться не дал моему. Он ложью надежду украл у меня, 2460 Затмил предо мною сияние дня. Иранца того отыщи и верни, Но мстя за меня, ты его не казни. Приметы, что мать мне поведала, сам Я видел, да только не верил глазам. Должно быть, судил мне безжалостный рок, Чтоб я от отцовской руки изнемог. Как молния вспыхнув, как вихрь я исчез. Мы свидимся в светлом чертоге небес». Дыханье стеснилось в груди у отца, 2470 И не было горьким стенаньям конца. В груди его пламень, и влага в очах. На Рехша вскочив, темный вздыбил он прах; Раскаяньем горьким томим все сильней, Рыдая, предстал перед ратью своей. Иранцы увидели войска главу, И каждый склонил пред Могучим главу. К создателю их славословье неслось: Ростема увидеть живым привелось! Но видя на темени витязя прах, 2480 И в клочьях одежду, и кровь на щеках, Расспрашивать стали: «Рыдаешь о ком? Почто возвратился ты в горе таком?». Сказал он, какое злодейство свершил, Как милого сына в бою сокрушил. С ним вместе бойцы зарыдали; совсем От горя тогда обезумел Ростем. Дружине своей богатырь говорит: «Лишился я сердца и телом разбит. Нельзя вам идти на туранцев войной. 2490 Довольно и зла, совершенного мной!». В одеждах разорванных, скорбью объят, Рыдая, приблизился к витязю брат. Поведал ему удрученный Ростем Про все, что от сына слыхал перед тем. Воскликнул он: «Каюсь я в тяжкой вине, И тяжкая кара ниспослана мне. Мной, старым, погублен мой сын молодой, Повержен во прах исполин молодой. Рожденного мной, уничтожил я сам, 2500 Оплакивать вечно его небесам!». Хуману послание он написал: «Я в ножны влагаю возмездья кинжал. Остался ты рати туранской вождём, Так бодрствуй над нею и ночью и днём. Не время теперь мне с тобой воевать, И нечего больше о том толковать. Ты правду, злонравный, от юноши скрыл, Ты кровью мне сердце и лик обагрил!» И брата Могучий торопит: «Спеши 2510 В дорогу, о витязь великой души! Хумана и рать до реки проводи, От бед и опасностей их огради». С посланием тем богатырь Зеваре К Хуману-вождю поскакал на заре. Ответил ему предводитель Хуман: «Сохраба обрёк на погибель обман Хеджира. Он, злобный, от сына-юнца Умышленно скрыл исполина-отца. Ростема стремился Сохраб отыскать, 2520 А низкий решился Сохрабу солгать. Причина несчастья — коварная речь, Снеси вероломному голову с плеч!». К Ростему прийдя, рассказал Зеваре О войске туранском, о богатыре, О том, что Сохраба на смерть обрекло Иранцем Хеджиром свершенное зло. Ростем потрясён был речами его, И мир потемнел пред очами его. Он, с поля сраженья к Хеджиру примчась. Схватил и поверг его наземь тотчас; 2530 Спеша обезглавить, из ножен кинжал Извлек; ярый гнев ему сердце сжигал. Смягчиться бойцы умоляли вождя, Хеджира от смерти спасли, уведя. Поспешно направился муж-исполин Туда, где покоился раненый сын. Вослед исполину примчавшись затем, Гудерз опечаленный, Тус, Гостехем И витязи все, возглавлявшие рать, Вождя своего принялись утешать: 2540 «Тебе в этом горе поможет Йездан, Пошлет исцеленье, быть может, Йездан». Схватился Ростем за отточенный меч, В отчаяньи грудь себе хочет рассечь, Но в горе к Ростему взывают бойцы, Кровь сердца из глаз проливают бойцы. Промолвил Гудерз: «Полно, будет ли прок, Хотя бы весь мир ты в отчаяньи сжёг? Хоть сотней мечей свое сердце пронзишь, Страданий любимого не облегчишь; 2550 С тобою в живых он пребудет, коль срок, Назначенный небом, ему не истёк; А если окончится витязя век, Подумай, кто в мире сей доли избег? Ведь смерти объятья откроются всем. Венец ли мы носим, иль воинский шлем — Нас всех не забудут из жизни изгнать. Что встретим затем — не дано нам узнать. Никто не помилован грозной судьбой, 2560 Нам впору, о друг, зарыдать над собой! Шагаем вразброд, а дорога — одна, Будь долгою или короткой она». вернуться
89
2349-2350 Эти стихи в подлиннике следуют за лирическим отступлением (стихи 2351—2354). В переводе они переставлены.
вернуться90
2442 Здесь, как и вообще в большей части случаев, туранцы именуются «тюрками» (см. прим. 2908 в томе I и Вводную статью).
вернуться91
2445—2450 Здесь в переводе допущена перестановка бейтов оригинала.