Огонь и сталь

Вампир немного отвлекся на визг своего пса, и Тинтур резко мотнула головой, ударив проклятого затылком в подбородок. Мужчина зашипел, обхватил руками шею эльфийки, но даже ему с оборотнем не справиться так просто. Ее звериная кровь бурлила в жилах. Белое Крыло сомкнула пальцы на рукояти кинжала и несколько раз вонзила лезвие в бедро вампира.

- Даэдра тебя дери! – прорычал noffete’bleead, сильнее смыкая руки на шее босмерки. Но внезапно его пронзительный крик оглушил ее – одежда незнакомца вспыхнула ало-золотистым пламенем. Деметра, шипя словно змея, поливала его огнем, пока проклятый не свалился с Тинтур в снег, пытаясь потушить себя. Эльфийка стремительно вскочила на ноги, отплевываясь от снега. Он был везде – в волосах, в одежде, набился за шиворот, и студеные капли скользили по разгоряченной схваткой коже. Камиза неприятно льнула к телу, изорванный когтями монстра плащ болтался на одном плече, рыжие волосы, выбившиеся из-под банданы, падали на лицо. Пируй его кишками Намира, она настолько замечталась, что даже не учуяла вампира! Белое Крыло бросила быстрый взгляд на Слышащую. Бретонку трясло, глаза горели ярче Массера и Секунды, губы, напротив, алели, словно бутон горноцвета. Острый язык то и дело мелькал, обводя контуры клыков. Вампиру удалось потушить огонь, одежда его почернела и обуглилась, кое-где видна была кожа, черно-багровая от ожогов. Носферату с трудом поднялся на ноги. Взгляд мерцающих синих глаз показался эльфке смутно знакомыми. Вампир вдруг повернулся к Довакин, бледные губы дрогнули в неуверенной улыбке, и мужчина обессилено рухнул лицом в снег.

========== KRON DEZ (Покорить судьбу) ==========

Деметра суровой чеканной поступью, решительная и неумолимая, будто двемерский центурион, ворвалась в убежище, предоставив Тинтур в одиночку тащить раненого Онмунда. Его дьявольские псины все крутились рядом, не выпуская хозяина из виду, одна гончая подволакивала заднюю лапу. Шла поздняя весна, снежная вуаль практически соскользнула с бледного лика Белого Берега, но в обители Темного Братства царила прохлада. Однако, бретонку бросило в жар, внутренности словно в узел скрутило, горло сжал болезненный спазм. Довакин пошатнулась, едва успев схватиться за косяк. Прижавшись щекой к холодной твердости камня, она в изнеможении прикрыла глаза. И не смотрела, не желала смотреть, как босмерка несет ее мужа вниз по лестнице к кудахчущей, словно курица-наседка, Бабетте. Эльфка что-то ей объясняла, кивая в сторону Слышащей, не-дитя что-то возмущенно выговаривала ей, но Драконорожденная не слушала их. Она вообще не хотела никого не слушать и не видеть! Остаться одной хоть на секунду!..

- Слышащая! Ой, моя любимая Слышащая вернулась! – радостный крик Цицерона эхом прокатился по убежищу. - О, как счастлив, как счастлив Дурак Червей! Слышащая, расскажи верному Цицерону о контракте! Старый скряга плакал? Молил о пощаде? Почему Говорящая говорит… о-хо-хо-хо, Говорящая говорит! Говорит-говорит, что тот противный уродец твой муж, - в голосе гаера зазвучала нескрываемая злость и едкая, как уксус, ревность, - это неправда, правда, Слышащая? Правда-неправда, что гадкий маг сгинул!.. – магесса наотмашь, не поднимая взгляда, ударила Хранителя по щеке так, что с лица имперца посыпалась пудра. Цицерон тонко взвизгнул, губы его задрожали, и ладонь девушки вновь отрывисто, будто плеть, хлестнула его по лицу. Деметра осыпала злыми короткими ударами ни в чем неповинного скомороха, который безропотно принимал ее злость, ее ярость, обиду и отчаяние. Хранитель, тихо всхлипывая,стоял на ступенях чуть ссутулившись, позволял плачущей вампирше избивать себя, не сводя с нее преданного обожающего взгляда. Мужчина попытался было улыбнуться, теплые карие глаза вспыхнули золотом, но Слышащая, напротив, отшатнулась от него. Гневно зашипев, бретонка толкнула его. Хрустальные жемчужины слез срывались с ее ресниц, струились по белым скулам.

- Не смей так смотреть на меня! – взвизгнула она, бросаясь вниз по лестнице, - мне тошно от твоего щенячьего взгляда!

Назир покорно отступил в сторону, пропуская ее к гробу Матери Ночи. Редгард не сказал ни слова, даже отвел взгляд, а Хранитель тоскливо завывал в унисон сквозняку, гуляющему по коридору. Девушка обессилено упала на пол подле саркофага. Обида и ярость закружили ее в черном вихре, кружили над головой, словно стая хищных птиц. Магесса легла на пол у ног Матери, глотая слезы.

- Несчастное мое дитя… бедное мое дитя… как болит твое сердце, - в этот момент Деметре ужасно не хватало ее матери. Ее настоящей матери, но Елентия далеко, а отец в другом городе. Мерцер обещал написать, когда отправится в Солитьюд, но весна Скайрима не более предсказуема и не менее коварна, чем зима. А Мать Ночи?.. она мертва, утешит только речами, но сейчас их мало!

- Не упивайся своей горечью, моя Слышащая, - прошептала Мать, и сквозняк игриво коснулся спутанный волос Довакин. Словно призрачная ладонь провела по голове девушке в желании утешить. - Тебя ждет долгая жизнь, очень долгая. Много еще будет печали, боли. Еще больше – радости и счастья… если научишься прощать.

- Он бросил меня, - выдавила Деметра, царапая ногтями серый равнодушный к ее слезам камень пола, - бросил… а теперь вернулся. И он сам… сам!..

- Теперь вы оба прокляты, дитя мое. Но мать никогда не оставит своих детей. Оскверненные, опороченные, несчастные, обездоленные – все вы мои. Я плачу вместе с вами и радуюсь вместе с вами. Ты нашла мою Говорящую… или она нашла тебя? Судьба играет всеми нами, тасует, будто колоду карт. Но и ты можешь решить, какая карта выпадет следующей.

Драконорожденная вытянулась на полу во весь рост, сложила руки на животе, устремив невидящий взгляд в низкий потолок. По углам висела паутина, кое-где камень искрошился и пошел трещинами. Жизнь Деметры напоминает теперь такой же камень, израненный временем. Что теперь ей делать? Онмунд стал вампиром. То, от чего он так стремился убежать, настигло его. Теперь муженьку деваться некуда, или в какой-нибудь клан проситься, или старательно прятать свою сущность, а новорожденному вампиру это очень сложно. Магесса вздохнула, веки серых глаз медленно опустились. Все ассасины знают о ее привычке проводить в тишине и в обществе Матери несколько часов, а, может, и дней, беспокоить ее не осмелятся. Онмунд придет в себя, окрепнет… и Довакин успокоится. Даже извинится перед бедняжкой Цицероном, которого ударила просто так. Усталость и переживания сморили бретонку, прохладные невидимые пальцы порхали по ее лицу. Затуманенным сном сознанием девушка услышала голос матери. Не возлюбленной Ситиса, а той женщины, что родила и вырастила ее. Слабая улыбка приподняла уголки ее губ.

Ветер пляшет за окошком, ночь рассыплет звезды.

Спи ты крепко, моя крошка, засыпай – час поздний.

Пусть тебя печали, горе сторонкой обойдут,

Пусть невзгоды тебя не тревожат, пусть твои страхи уйдут.

Спи, моя милая, спи, моя доченька, пусть будет мирным сон твой,

Молится мать, чтобы ты не изведала горести муки лихой…

***

- Миа-а… - протянула Санера, пытаясь вымолвить это непослушное “мама”. Малышка недовольно сморщила носик и высунула кончик языка. Тонкие усики котенка трепетали. - Мя-я… мя!

- Мама, - ласково поправила Ларасс, поглаживая розовый животик дочери, покрытый белым пушком. Нефтис и Дро’Оана больше увлекал хвост воровки, каджитка намеренно подергивала им, дразня детей, и в самый последний момент ускользая от их цепких лапок. Нефтис возмущенно шипела, в приливах шаловливой ярости принималась кусать складки покрывала. Острые ушки, увенчанные черными кисточками, чуть подрагивали. Дро’Оан все норовил оттолкнуть сестренку, пролезть под руку сутай-рат. Мальчик сопел и фыркал, но обиженно заверещал, когда Нефтис схватила его за ногу. Дхан’ларасс шаловливо хихикнула, сгребая детей в объятия. Санера протестующе захныкала, уперлась в грудь матери всеми четырьмя лапками.

- Ну и плакса же ты, - укоризненно буркнула каджитка, потираясь носом о макушки малышей. Все трое сразу заурчали, потянулись к ней. Воровка крепко прижала их к себе и решительно поднялась на ноги. - Все, мои маленькие, пора спать.