Огонь и сталь

- Цицерон? – чуть обеспокоенный голос бретонки проник сквозь туман, окруживший сознание Хранителя. - С тобой все в порядке? Ты как будто оцепенел.

Он вдруг тоненько, игриво хихикнул, тряхнул рыжими волосами, перехваченными на затылке кожаным ремешком. Тонкие алые губы мужчины тронула льстивая улыбка, порочная до отвращения, золото глаз потемнело, налилось зловещей чернотой. Цицерон оглядел царящий вокруг беспорядок и небрежно пожал плечами. Его улыбка стала чуть шире.

- Дагни, - голос Хранителя стал выше, нежнее, подражая девичьему, - меня зовут Дагни. А ты – Деметра, - на лицо имперца набежала тень, - и ты убила меня.

- Что? – Довакин поморщилась. - Цицерон, кажется, твоя крыша опять поехала. Не кажется тебе, что столь частая перемена личности это через чур? – фыркнув, девушка шагнула было к выходу, но пальцы грубо схватили ее за руку. Взгляд Слышащей вспыхнул возмущением, гнев мелькнул серебристыми искорками. - Ты что себе позволяешь?! – разъяренно прошипела магесса, но Цицерон, улыбаясь ей в лицо, толкнул Деметру к стене. Руки Хранителя сомкнулись на шее Довакин.

- Ты убила меня чужими руками, - прошептал мужчина, скорбно качая головой, слезы заструились по бескровным впалым щекам, - убила. Похоронила во льду, заставила улыбаться, когда мне хотелось плакать…

- Ты… что несешь?! – прохрипела Деметра, чувствуя, как хватка на ее горле становится сильнее. Вампирше не страшна смерть от удушья, но когда вдруг руки, словно раскаленные яростью и гневом, пытаются выдавить жизнь из тела, а перед глазами лицо, ставшее родным и чужим в один миг… Слышащая сдавила запястья Цицерона, но мужчина навалился на нее всем телом, прижимая к холодному камню стены. Дыхание, тяжелое и жаркое, опалило кожу на щеке бретонки. Губы Хранителя печально изогнулись.

- Ты такая красивая. А моя прелесть досталась смерти. Даже не червям, отпеть было меня некому. Почему я умерла, а ты живешь? – глаза, полные слез, переливались янтарем, а ведь когда-то их цвет сравнился бы с бледной хигатской бирюзой. Но разве могла она тогда подумать, что приятный, обходительный сударь окажется ее палачом? Палачом–стукачом… Цицерон казался другим, не таким как прочие ее мужчины. Ни матросы, просоленные морем, крикливые и грубые, ни шахтеры, чья кожа пропитана каменной пылью не могли с ним сравниться. Сверкало золото, блистал кинжал, впиваясь в ее тело. Пальцы имперца внезапно разжались, он отступил назад, сдавленно всхлипнув. Деметра пораженно выдохнула, прижимая ладонь к шее, еще помнящей прикосновение этого сумасшедшего. Цицерон жадно хватал ртом воздух, из груди вырвался тонкий протяжный стон. Карие глаза едва не выкатились из орбит. Призрачные руки сжимали горло все сильнее, она билась в надежде вырваться. Пронзительный мужской смех бурным потоком обрушился на нее. Я маленьких котят люблю, крысиным ядом их кормлю. Убью и Дагни позову. Мы вместе шейки им свернем и кровью домик их зальем… бешено мотая головой, она пыталась глотнуть воздуха, густого будто смола, а голос все никак не утихал. Шут приплясывал на одной ноге, жонглируя чем-то окровавленным. Не сразу Дагни поняла, что в руках скомороха – человеческие сердца. Белое от пудры лицо исказила гримаса безумного веселья. Вместо румян на щеках алела кровь. Ее кровь.

- Шут очень любит плясать, веселиться, любит плясать, одну любит девицу. Глупая Дагни мертва уж давно, хилое тельце в пещере сгнило. Слышащую хочет мертвячка обидеть, хочет жить, но правды не видит. Только пусть тронет Деметру она – кишок ее черви нажрутся сполна!..

Веки теплых золотисто-карих глаз дрогнули и медленно поднялись, взгляд различил в мутной пелене личико склонившейся над ним Бабетты. Не-дитя шлепнула на лоб имперца смоченную в прохладной воде тряпицу.

- Как хорошо, что ты, наконец, пришел в себя, - прощебетала вампирша, - мы все так испугались! Не скажу, что за тебя, скорее, за Слышащую, но все равно, жутко волновались! Как ты себя чувствуешь?

- Голова болит, - пожаловался Цицерон, капризно скривив губы. Он медленно сел на постели, спутанные волосы упали ему на лицо. - Я спал? Как долго я спал? Почему Цицерона не разбудили? А кто же ухаживал за Матушкой?! Милая, милая Мать Ночи была совсем одна! – мужчина пытался было вскочить на ноги, но Бабетта силой усадила его на место. Хранитель слабо оттолкнул девочку. - Слышащая… ты сказала Слышащая?! Она уже вернулась? Ура, ура! – шут, хихикая, захлопал в ладоши. - Бедный Цицерон, одинокий Цицерон, несчастный Цицерон так скучал по ней!

- Мда… боюсь, что Слышащая будет далеко не так рада твоему возвращению, - пробубнила девочка себе под нос, но скоморох ее не слушал. Он задыхался от восторга и не мог помнить, как Слышащая кричала на все убежище, что желает нового Хранителя для мощей Матери Ночи. Того, кто не будет менять личности трижды меньше, чем за час.

***

Камо’ри похитил племянника. Не надолго, всего на пару часов прогулки по Рифтену. Парнишка слишком много времени проводит со своими сестричками, нужно ему и в настоящей мужской компании бывать. Пока воришка–норд хворает, а Ларасс увязла в делах гильдии, малютками занимаются Тонилла и Бахати, хотя, видит Хернати, детишкам нужно больше внимания. Дро’Оан заерзал на руках дяди, вытянул шейку, принюхиваясь и восторженно сверкая глазками. Девчушки у сестры тоже миленькие, но мальчонку пират любил больше всех. Ему бы такого сынишку. Только какая девка согласится ждать его из плаваний? Каджитки, конечно, горячие, рисковые, но даже им не нужен муж, который свой корабль предпочтет ложу супружескому. Эх, не была б баба на борту к беде, Камо’ри устроил бы целый гарем у себя в каюте. По девчонке с каждой провинции! Пират хохотнул себе под нос и почесал племянника за ухом. Котенок даже не заметил ласки. Слишком сильно увлекли его виды и запахи Рифтена.

- Что, малыш, нравится? Подожди, это не надолго. Вот подрастешь, возненавидишь эту помойную яму, гордо зовущуюся столицей Рифта, - последние слова каджит благоразумно прошептал. Хотя стражники и знают, что сутай-рат – дражайший братец мастера Гильдии воров, но все равно посматривают на него косо. - Дядька уезжает скоро. Будешь по мне скучать? – Камо’ри подкинул мальчика на руках, заставив того восторженно запищать. Подарки бы надо купить ему и остальным малявкам, да и сестренке тоже. Мало ли, может, они не увидятся больше никогда, хоть какая-то память у ребятишек должна остаться. Хотелось купить что-то по-настоящему диковинное, роскошное… как двемерская ваза, например. А что, и цветочки можно ставить, и плевать с расстояния, коли заняться нечем. Лучше было бы Ларасс рабыню подарить, которая за ребятками бы ходила, иначе uakie скоро с ног валиться будет – утром новичков муштрует, днем в бумагах копается, а вечером отчеты да доклады слушает. Когда котята спят уже мамка только приходит, пьяная от усталости. Однако выкроила минутку, пошила малышам одежку. Дро’Оан сейчас сопит на руках у дяди в полотняной рубашечке с вышитым воротничком и в крохотных башмачках из мягкой кожи. Штаны отказывается носить, маленький паршивец, канючить начинает и ножонками дрыгает, того и гляди, глаз выбьет. Ну, ничего, подрастет, сам не захочет хвостом светить лишний раз.

Дрива, спешащая с корзинкой к мясной лавке, резко остановилась и пристально уставилась на котенка. Камо’ри раздраженно заворчал, прикрывая мордочку племянника ладонью. И чего все так пялятся на ребенка?! Хорошо, не забыл надеть на мальчонку амулет Хернати, а то сглазят еще своим вниманием безусые. Но Дро’Оан, недовольный тем, что рука каджита закрывает практически весь обзор, зашипел и впился коготками в большой палец пирата. Сутай-рат глухо выругался, тряхнул кистью, но воровское отродье не желало отпускать добычу. Довольно урча, котенок принялся увлеченно жевать палец дяди, лукаво сверкая глазенками. Камо’ри насмешливо фыркнул, пытаясь высвободить руку из цепких лапок племянника, замер посреди улицы. Людская река огибала его, пронзала удивленными, мрачными, а то и полными умиления взглядами. Девки так вообще извздыхались все, глядючи на малыша. Ох, узнает Ларасс, что пират ее сына в город водит… мальчишка итак слабенький, а воровка его в подземелье своем держит! И чем она только думает?!