Огонь и сталь

— Тинтур ничего не узнает. По крайней мере, от меня точно, — пробубнил, наконец, Соратник, отводя взгляд. Его брат облегченно вздохнул, морщины на его лбу разгладились. — А кто будет много болтать, тот получит в рыло!

— Спасибо, брат, — воин положил руку на плечо угрюмого Фаркаса. Тот криво ухмыльнулся, глядя на родича исподлобья. Он в ответ положил ладонь на предплечье близнеца, но взгляд его темных глаз был встревоженным и печальным. Слова, невысказанные, повисли в воздухе меж ними, и Вилкас чувствовал, что брат отгородился от него стеной недоверия. Юноша раздраженно фыркнул. Вот уж дудки! Он отходчив, назавтра уже забудет о ссоре.

Только вечером воин вспомнил о злополучном послании, до сих пор покоящемся в кармане. Тинтур была еще в главном зале вместе с Ньядой и Рией. Босмерка в последнии дни была очень счастлива, звуки ее смеха, чуть сдержанного, с бархатистой хрипотцой, пробегали по спине Вилкаса вереницей колючих мурашек, губы невольно раздвигались в улыбке. Глядя, как сестры по оружию, обмениваясь хитрыми взглядами, усиленно подливают вино в чашу Белого Крыла. И что эти бесовки пытаются у нее выведать? Соратник за вечер даже и слова эльфке не сказал, все ему чудился огонек подозрения в янтарных раскосых глазах, а пергамент письма жег кожу через одежду. И как он мог о нем позабыть?! Вытащив скомканный лист бумаги, Соратник несколько раз подбросил его на ладони. Подумать только, всего два словечка — и столько проблем.

— Ты рано ушел с ужина, — произнесла Тинтур, затворяя дверь. Вилкас вздрогнул и поспешно бросил пергамент под кровать, круто обернувшись на пятках. — Ты вообще сегодня сам не свой. Что-то случилось?

— Н-нет, что ты! — юноша улыбнулся, притягивая босмерку к себе и ногой запинывая пергамент подальше под кровать. Еле успел… эльфийка улыбнулась и аккуратно высвободилась из его объятий, принялась снимать бандану, скрывающую ее изуродованные уши. Серебристо–белая тонкая косичка легла ей на плечо. Дождавшись, когда она расчешет волосы, Вилкас без лишних слов притянул Тинтур к себе, жадно вдыхая окружающие ее острый травяной аромат.

***

Ей снилась родина. Лучи солнца, пробивающиеся сквозь кружево густой листвы, густой земляной аромат леса и небо ярко–синее, так не похожее на холодную лазурь небосвода Скайрима. Вот Тирон играет с отцовским луком, а Квэнья гоняется за бабочками. Мать, невысокая, смуглая, тонкая и гибкая как ивовая веточка, нянчает младшего сына, всего пяти месяцев от роду… веки темно–золотистых глаз дрогнули и медленно поднялись, одинокая слеза скатилась по щеке Тинтур. Сейчас Айниллу почти три года, а старшей сестры он не видел и вряд ли когда-нибудь увидит. Вилкас тяжело вздохнул во сне, что-то сбивчиво пробормотал и повернулся на бок. На его спине от плеча к лопатке шел бугристый белый шрам. Босмерка провела по нему кончиками пальцев и вдруг отдернула руку будто обжегшись. Она поклялась самой себе никогда больше не доверять нордам, а что же в итоге? Делит ложе с северянином по доброй воле… устало проведя ладонью по волосам, Белое Крыло спустила ноги на пол. Медвежья шкуса, устилающая пол, щекотала голые ступни. Девушка подошла к стоящему в углы комнаты столику, налила себе воды из кувшина. Сегодня за ужином Рия упорно пыталась напоить ее, чтобы выведать все подробности отношений эльфки с Вилкасом, но в итоге захмелела сама. Тинтур задумчиво глотнула из чаши. Ласки воина, его объятия и поцелуи приносили ей наслаждение, рядом с ним ей чувствовалось спокойно, иногда девушке казалось, что она с удовольствием бы вышла за него замуж, но эльфийка тут же отбрасывала эту мысль. Не сможет она вечно жить в городе, воспитывая детей и дожидаясь мужа. Белому Крылу нужна охота, запах жертвы и привкус страха жертвы на языке, рвущееся из груди сердце и кровь, кипящая от предвкушения и близости опасности. Вилкас вообще собирается от волчьего дара избавиться, его гнетет, мучает зов луны, а Тинтур разбрасываться этим не может. Босмерка умерла глупым лесным эльфом и вновь родилась зверем, когда Скьор смочил ее посиневшие от мороза губы своей кровью. Такое не забыть и не отбросить.

Девушка зябко поежилась и тряхнула волосами. Луна на убыль пошла, значит, времени у нее до следующего полнолуния. Как снова запоют в лесах волки, так босмерка отправится в леса. Сейчас у нее есть куда и к кому возвращаться. Поставив чашу на столик, эльфийка шагнула к кровати, как вдруг заметила небольшой светлый комочек, прячущийся под скинутым на пол покрывалом. Белое Крыло, неслышно ступая, аккуратно подняла смятый листок пергамента, пахнущий чернилами… и Вилкасом. Тинтур покосилась на спящего юношу и осторожно развернула бумагу, тихо шуршащую под ее пальцами. Отпечаток ладони зиял зловещей чернотой, короткая фраза, размытая темнотой, рассыпалась на буквы, которые расползались в сторону как грязекрабы. В горле эльфки резко пересохло, перед глазами предстало бледное лицо Изольды, искаженное злобой и яростью, которые сменились болью, мучительным недоверием, когда кровь хлынула из перегрызенного горла. Босмерка присела на край кровати, продолжая сжимать пергамент в похолодевших руках. Это послание ей, послание убийц убийце. И Вилкас прочитал его, попытался скрыть от нее письмо, которое может стоить ему жизни. Внезапно гнев вспыхнул в ее сердце. Соратник не сказал ей о послании! Решил умолчать. Тинтур медленно повернулась к спящему юноше. Она должна злиться на него, но вместо этого гневается только на себя. И задыхается от боли.

***

Задумчиво глядя на ярко горящую свечу, Мерцер водил кончика пера по губам. Огонек отражался в его глазах цвета стали, цвета грозового неба, невольно напоминал ему о жене. И о дочери, спящей сейчас со своим мужем в соседней комнате. Маг брезгливо поморщился. Кем окружила себя Деметра? Фермер, мнящий себя достойным владеть магией, дитя–аргонианин! Это у нее от матери, определенно, Елентия тоже любит чудить. Бретон мечтательно прикрыл глаза, мыслями уносясь в Сиродил, в их уютный особняк на окраине Анвила. Вайтран — истинно северный город. Если в Солитьюде еще заметен отпечаток Империи в архитектуре, то Фолкрит и столица вайтранского владения наполнены нордским духом. В искусной резьбе, украшающей дома, в лицах горожан Мерцер явственно видел Север. В Скайриме ему нравилось, у этого холодного края было свое суровое очарование, отражающееся в заснеженных верхушках гор, еловых лесах, рыжих степях и северном дыхании. И сейчас две луны заглядывали в окно в комнате мага, купол неба усыпали звезды незнакомых созвездий. Елентии бы здесь понравилось. В юности она обожала скромный анвильский двор. Дочь барона были рады видеть на любом приеме, в том числе и во дворце графини Миллоны. У изящной невысокой девушки с копной темно–рыжих вьющихся волос и глазами цвета темного нефрита поклонников было множество. Сыночки дворян и купцов караулили ее у дверей храма, распевали серенады, засыпали цветами и любовными письмами, но это лишь разбаловало надменную красавицу. Мерцер, влюбленный в нее еще с детства, старался даже не смотреть в ее сторону. Холодность юного мага сначала смешила девушку, потом раздражала, и, наконец, Елентия сама пожелала внимания подмастерья придворного колдуна. Бретон улыбнулся и обмакнул перо в чернильницу.

… Должен сообщить тебе, любовь моя, что наша дочь вышла замуж. За юношу, типичного северянина, но с ним она, кажется, счастлива. Я думаю, что стоит оставить надежду увидеть Деметру замужем за графом Келрилсом. Видеть дочь женой правителя города, конечно, честь, но в первую очередь мы должны думать о ее счастье…

Мерцер отложил перо, сцепив пальцы в замок под подбородком. Жена расстроится, ведь она уже нафантазировала себе, что ее внуки будут править Анвилом, но дочь — Довакин — это милость богов. Мага беспокоило совершено другое. Бледная кожа, болезненно реагирующая на солнечный свет, ярко мерцающие глаза… если с зятем мужчина был готов примириться, то никак не с проклятием даэдра, нависшим над белокурой головой его девочки.

… Скайрим — удивительная провинция. Если бы не гражданская война, я бы обязательно задержался здесь подольше, побыл бы рядом с Деметрой. Тебе бы здесь понравилось, рассветы просто восхитительные, а северное сияние — это нечто невероятное…