Огонь и сталь

Пить не хотелось и есть тоже. Больше всего Довакин желала оказаться в объятиях Онмунда, но этот поганец до сих пор не пришел. Шляется где- то с эльфийкой да маленькой ящеркой… Драконорожденная специально приплатила Клепу, что бы он постучал в ее комнату, когда маг зайдет в таверну. Может, он решил ночевать не здесь? Тогда куда ему идти? Конечно, шахтеры за пару септимов могут пустить путников на ночлег, но… Обливион дери этот дрянной город, да где же ее муж?!

Деликатный стук в металлическую дверь заставил блондинку чуть ли не подпрыгнуть на кровати. Путаясь в шкуре и подоле камизы, Деметра соскочила с постели и кинулась открывать. Ее ленивая, немного надменная улыбка чуть померкла при виде смущенного трактирщика. Блеклые глазки Клеппа жадно пробежали по ладной фигуре вампирши, задержались на пышной груди. От витающей в номере прохлады соски бретонки напряглись и проступали сквозь тонкую ткань. Старик сглотнул, облизнул пересохшие губы. Да, хороша девка, не то, что его Фрабби, галоша старая! Клепп широко улыбнулся и едва не взвыл от тяжелой оплеухи.

— На что это ты пялишься? — возмущенно прошипела девушка. — Совсем стыд потерял, дед?! Глаза лишние?!

— Про… простите, миледи… простите, — старик неуклюже поклонился, потирая пылающую щеку. Ишь ты, такая ладненькая, а рука тяжела, — я… я сказать пришел…

— Онмунд… то есть, нужный мне человек здесь?

— Дык я к этому и веду, — трактирщик нервно переминался с ноги на ногу. Ох, помилуйте его Девятеро, — тут… Изгои напали. Стража их разогнала, но порешить они успели многих. В том числе по слухам и… и мага вашего, девушка… то есть, миледи.

Дверь из двемерита захлопнулась прямо у него перед носом. Деметра прижалась спиной к холодному металлу, сползая на пол, устланный потертым ковром. Онмунда… убили Изгои?!.. вранье! Ложь! Она забьет лживый язык этого старика ему в глотку, заставит захлебнуться кровь за его язвительные словечки. Онмунда, ее мужа, ее супруга… он… мертв?.. бретонка вцепилась в свои золотистые волосы, сжимая шелковистые пряди в кулаках, и завыла. Горько, безнадежно, от боли и отчаяния. Слез не было, горячих, остро–соленых, которые жены льют по своим мужьям, не было, глаза Довакин оставались сухими, но режущая боль в груди душила ее. Если бы она не бросила его, если бы не ускакала в Маркарт… тоска, одиночество навалились на Слышащую всей своей тяжестью, будто каменные своды таверны обрушились на нее, погребая под собой. Окутавший ее холод больше не имел ничего общего с зыбкой, колючей прохладой. Теперь вокруг нее вились самые лютые ветра Скайрима, запуская клыки в ее тело. Шатаясь, магичка поднялась на ноги и тяжело упала на кресло. Спокойно, отстраненно, словно наблюдая за своими действиями стороны, она достала из сумки туго скрученный свиток. Тускло мерцающая фигура призрачного ассасина появилась в комнате прежде, чем последнее слово заклинания призыва сорвалось с бледных губ девушки.

— Слышащая… — хриплый страстный шепот всколыхнул тишину, столь же твердую и прочную, как и камни скал, на которых стоит Маркарт. Люсьен шагнул к ней, протягивая руки, — зачем тебе понадобился Лашанс, моя Слышащая? Кто посмел обидеть тебя? Одного твоего слова будет достаточно, чтобы душа нечестивца отлетела в чертоги Отца Ужаса…

— Одного слова?! — Деметра истерично рассмеялась. — А если я захочу, что бы ты вырезал всех Изгоев, скрывающихся в горах?

— Я бы положил их еще теплые сердца к ногам той, которая удостоилась великой чести слышать голос Матери Ночи, если бы мог, — черты его лица размыты, но улыбка, такая… живая, ласковая, полная обожания. — Слышащая может рассказать мне, кто расстроил ее. Лашанс все сделает для нее…

— Тогда верни моего мужа из Дворца Пустоты! — бросила Довакин, чувствуя, что обжигающе–горячие слезы все же катятся по ее щекам. — И хватит лебезить передо мной! Я вызвала тебя не для этого!

Люсьен тихо рассмеялся. Будто ветер мазанул по каменным стенам.

— Когда вечная тишина сковывает язык, ты как никогда начинаешь ценить красноречие, пусть и несколько подрастерянное, — призрак опустился на стул, прохладные пальцы погладили запястье бретонки, — тогда скажи мне, Слышащая… зачем Лашанс нужен тебе?

— Я… я не знаю! — зарычала она сквозь слезы. — Просто… больше некого! Говори! Расскажи мне что–нибудь, только не молчи, — девушка плотнее запахнула шкуры в тщетной попытке унять бьющий ее озноб. — О чем угодно… об Отце, о Сиродиле, о Чемпионе Арены, о Белламоне…

— Прекрасная Слышащая хочет услышать историю о смерти, мести и предательстве? — призрак ласково коснулся ее волос. Словно прирученные солнечные лучи… но Деметра недовольно тряхнула головой. Спектральный, мертвый, фантом!.. слишком холодный. Призрак. Чужой. А она хочет тепла. Тепла и крови.

— Не хочу слушать, — серые глаза лучатся голодным блеском, клыки царапают нижнюю губу, — хочу, чтобы ты убил этого старика.

— Трактирщика? — если Люсьен удивился, то виду не подал. Смерть не вернет жизни, но Ситис будет рад еще одной душе в его бесконечных чертогах, которые огласятся плачем и стенаниями новоприбывшего несчастного. Невинная жертва, несчастный старый норд, которому не повезло сообщить магессе о гибели ее мужа. Тем слаще будет его смерть, тем ценнее она. — Может, стоит тогда провести Таинство? Что бы Мать Ночи знала, что долг, уплаченный кровью, погашен ради Слышащей…

— Убей его и убирайся! — взвизгнула блондинка. Слезы градом катились по бледным щекам, в серебристо–серых глазах вспыхнул гнев. — Надоело мне твое шипение! Лизоблюд! Убирайся, слышишь?! Вон!!

Служить Слышащей нелегко… любовь и ненависть к ней переплетены так тесно, что Лашанс не понимает, что в нем больше — восхищения той, что удостоилась столь великой чести, или презрения к жалкой смертной. Он знает, как страдает по ней Хранитель Мощей, призрак видит и слышит гораздо больше, нежели живой. Шаги его неслышны, и немногочисленный посетители «Серебряной крови» не замечают его фантомного силуэта. Какой–то наемник дремлет у жарко пылающего очага, грезя о грудастой дочке трактирщика, старуха мрачно латает льняную рубаху, юноша, подметающий пол… Клепп стоит за прилавком, рассеянно протирая стойку грязной тряпкой, что–то бормоча себе под нос. Слабый, немощный… хватит и удара кинжала. Но Люсьен не будет терзать старую плоть священной сталью Темного Братства. Стоя за спиной норда, призрак смыкает ледяные пальцы на тощей шее трактирщика. Холод стремительно растекается по горлу и груди Клеппа, старик выронил тряпку, рванул за воротник рубахи, пытаясь глотнуть воздуха, но руки ассасина сжались сильнее. Трактирщик захрипел и упал лицом прямо в миску с похлебкой. Лашанс надавил ему на затылок. Много сил не требовалось. Старик слаб. И болен. Когда северянин перестал сопротивляться, ассасин скользнул в спасительный мрак. Тело Клеппа свалилось на пол, старуха подняла выцветшие глаза от шитья и презрительно скривила губы.

— Ты чегой–то, пенек старый, развалился–то, а? День не закончился еще, скоро стража подтянется, а чем нам их потчевать?! А ну вставай да ступай за медом!

— Я схожу, матушка, — миролюбиво улыбнулся юноша с метлой. Фрабби метнула на сына тяжелый взгляд.

— Нет уж, пусть батюшка твой, недотепа, сходит!.. эй, Клепп! А ну вставай, — норжанка тяжело поднялась на ноги и поковыляла к мужу. — Клеппик… — при виде посиневшего лица старика и вывалившегося из его рта языка торговка завопила, — Клепп! Муженек мой любимый! На кого ж ты мне покинул, вдовою оставил?! — рыдая, она упала на хладную грудь мужа. Хрейнн кинулся к ней, по-прежнему не выпуская метлы из рук. Завывания Фрабби разбудили Ворстага, который чуть не свалился со стула. Горестный плач огласил таверну, перепугав постояльцев. Слышащая соизволила выглянуть из комнаты. Закутанная в черные шкуры, по которым привольно раскинулись золотистые локоны, она скользнула равнодушным взглядом по стенающей старухе. Уголки губ чуть приподнялись, но уже через долю мгновения слезы наполнили сверкающие сталью глаза, и, всхлипнув, она скрылась в номере таверны.