Огонь и сталь

— Все проблемы от этих Септимов, — Довакин перевернулась на живот, задумчиво глядя на пляшущее в очаге пламя. Один заказ на императора и его кузину чего стоил.

— А как же Тайбер Септим? — северянин опустился на постель рядом с Деметрой. — Он же причислен к лику богов.

— А как же гражданская война? — девушка тряхнула золотистыми локонами. — Из–за Конкордата дороги постоянно патрулируются альтмерами, всюду сующими свой нос! Не все ли равно, кто во что верит и кто кому поклоняется?

— Что на счет даэдрапоклонников? — меньше всего сейчас мужчине хотелось говорить о богах, альтмерах и восстании. Всего этого он уже вдоволь наслушался на званом ужине в Синем дворце. — Это же демоны! А некоторые люди и меры поклоняются им с таким рвением…

— Не все! Меридия и Азура, например, не считаются однозначно злыми, — магесса сморщила носик. — Все, мне надоело. Эти разговоры потеряли свою притягательность после сегодняшнего вечера. Осталось лишь поболтать о драконах, что бы мой сон сегодня был крепким.

— Ну… я знаю другой способ тебя усыпить, — маг мимолетно поцеловал ее плечо. Бретонка хихикнула и подалась к нему. Стук капель дождя по крыше и окнам, молящий впустить в покои тана холод и пронизывающий морской ветер, глухим эхом отдавалось в стенах Синего дворца. Деметра села на колени к мужу, обвив ногами его за пояс, руки вампирши крыльями легли на его плечи. Война, драконы, скучные до зубной боли советники и щедро приправленная безумием любовь Цицерона растворились в шепоте дождя и уютном потрескиванье поленьев в камине. Довакин толкнула мужа на перину, когда тихий, на грани слуха, хруст пробежался холодком по спине девушки. Неужели злокрысы завелись? Вновь треск, уже несколько громче. Деметра обернулась, резко, так что волосы хлестнули ее по лицу. Шум шел из угла комнаты, за шкафом. Там валялась простая холщовая сумка, которую эльфийка прихватила на борту «Черной крови». Глаза Слышащей заискрились расплавленным серебром.

— Деметра, в чем дело? — обеспокоенный голос Онмунда показался далеким. Обнаженная, бретонка соскользнула с постели и подошла к суме, в которой уже что–то шевелилось. Маг наблюдал за ней с нескрываемым удивлением. — Что–то не так?

Блондинка неопределенно качнула головой. Ворс медвежьей шкуры, лежащей на полу, щекотал ее босые ступни. Сумка тем временем шевелилась уже куда резвее. Она завалилась на бок, внутри нее что–то громко хрустнуло, и из складок материи и потертой кожи на свет показалась крошечная чешуйчатая когтистая лапка. Магичка вскрикнула от удивления.

— Обливион меня подери, что за…

— Что там?! — подскочивший Онмунд обнял ее за плечи, отстраняя и загораживая собой. Из угла донесся звук, напоминающий тихий писк и плач ребенка. Норд опасливо развязал узлы на сумке и грязно выругался, когда из темного, пропахшего тиной и солью нутра мешка показалась мордочка новорожденного аргонианина. Мутные серо–зеленые глазки, шишечки рожек и едва заметные спинные пластины. Ящерка тоненько заплакала, пытаясь выбраться из сумки и оков скорлупы.

— Фу! — взвизгнула бретонка. — Ну и мерзость! Онмунд! Убери его!

— Ты чего? Это же всего лишь ребенок, — мужчина укоризненно покачал головой, опускаясь на колени рядом с аргонианчиком. Малыш запищал, почувствовав его запах, потянулся к нему, но ножки и хвостик запутались в ремне и кожаных шнурках. Ящерка принялась перебирать лапками, пытаясь освободиться, но лишь сильнее запуталась. Норд со смехом подхватил ее на руки и принялся бережно распутывать узлы.

— Да, ребенок… скользкий, липкий, чешуйчатый гадкий ребенок, — Довакин передернула плечами, брезгливо поморщившись, и угрюмо прошествовала к кровати. Избавилась от одного чокнутого паяца, зато получила новорожденное земноводное. Деметра горестно застонала, прижимаясь щекой к прохладной подушке. Боги, за что ей это?!

***

— Да ты хоть знаешь, кто я?! Убери свои руки, ублюдок! Отпусти меня! — Сибби Черный Вереск истошно надрывался в руках двух разбойников из банды Белого Крыла. Он дергался, сучил ногами, судорожно бился в тщетной попытке вырваться. Некогда роскошные одежды были испачканы, воротник бархатного длиннополого кафтана грубо оторван, а на сапогах недоставало серебряных пряжек. Орки громоподобно хохотали, глядя на его жалкие потуги освободиться. Юноша обратил потемневшее от гнева лицо на атаманшу, восседающую над своими прихвостнями. — Паскуды! Висельники! Вы знаете, кто моя мать?! Я велю повесить вас на собственных кишках!

— До чего же у вас грязный язык, сударь! — язвительно протянул Эррот. Зубами вырвав пробку из бутылки меда, он принялся лить в рот играющую пряную жидкость, напиток потек по его подбородку и шее, промочив распахнутую льняную рубашку на груди босмера. — Негоже так при леди выражаться.

— Леди?! — Сибби презрительно скривил окровавленные губы и сплюнул себе под ноги на устланный тростником пол пещеры. — Я не вижу тут леди. Только потаскух, орочьих подстилок да бродяжек!..

Родруг, взревев, отшвырнул недоеденный козий окорок и кинулся на юного норда. Хацутель насилу его удержал. Орсимер жадно сопел и рычал, размахивая пудовыми кулачищами. Люпа визгливо захихикала и запустила в Мавеного сынка железной кружкой. Она угодила ему прямиком в лоб, острый край чаши рассек бровь. Темно–алая кровь струилась под грязные истеричные тирады северянина да пьяный гогот и смех разбойников. Тинтур единственная хранила напряженное молчание. Завернутая в шитый золотом плащ, отороченный лисьим мехом, сидящая близ жарко пылающего очага она почувствовала предательский холодок, пробежавший по ее спине. Хацутель первым заметил ее безмолвие и подошел к любовнице, положив руку ей на плечо. Девушка сжала его пальцы, золотисто-карие глаза эльфийки недобро сузились.

— Тихо, — холодно процедила Белое Крыло, но ее голос потонул в общем шквале воплей, — я сказала… ТИХО!

Тишина наступила так резко, будто кто–то разом заткнул глотки всей ее шайке. Родруг боязливо втянул голову в плечи, а Джэлех чуть слышно зашипела. Сибби Черный Вереск обессилено повис в руках Финнара и Тугала, протяжно скуля на одной ноте. Редгард дернул его за воротник, вынуждая поднять голову.

— Кто его сюда привел? — ярость, звеневшая в голосе Тинтур, заставила разбойников потупить взгляд. Особенно Храфна. Бретон думал, что разбойничью королеву такой ценный заложник обрадует. За него можно получить столько золота, сколько он весит! Мужчина решительно вздернул подбородок, выступая вперед, но одного взгляда на атаманшу оказалось достаточно, чтобы поперек глотки у него застрял колючий ком.

— Ну… я это… дык подумал, что за парня у мамки евоной можно выкуп будет запросить… а чего? — Храфн непримиримо скрестил руки на груди. — Не все ж нам караванами–то перебиваться. Мавен поди за парня, пусть и помятого, золотишка нам отвалит.

— Идиот, — глухой рык, родившийся в груди босмерки, заставил бретона схватиться на кинжал, знающего, что против клыков оборотня он ровно что прутик. — Какого Обливиона ты приволок его сюда?! Еще… еще и коня его возле входа в пещеру оставил!

— Но… — темные глаза разбойника бегали из стороны в сторону в поисках поддержки, но окружали его лишь злорадно–надменные рожи. Люпа уже вовсю жалась к Эрроту, трясла сиськами у него перед носом, а ведь давече утром обещала Храфну, что… мужчина злобно ощерился, сжимая кинжал, — с чегой–то я перед бабой ответ держать должон, а? Что, думаешь, раз прирезала Медведя, то все ты тут главная? Да хер тебе, — бретонец криво ухмыльнулся и положил руки на пояс. — Еще и остроухая! Мы тут все вольны да свободны, а коль не нравится так и… — договорить ему не дали — Подкова с размаху всадил ему в голову свой боевой топорик, широкое лезвие разрубило череп головореза чуть ли не пополам. Бетон захрипел и рухнул на пол, заливая тростник кровью. Орк, хрюкнув, вытащил топор из тела бывшего товарища, стряхивая с него черную в пляшущем свете факелов кровь Храфна и выжидающе уставился на Тинтур. Девушка устало откинулась на спинку своего «трона», слегка наклонив голову на бок, позволяя Хацутелю играть с ее волосами.