Братья

Франсуа отмолчался, но собеседника это не смутило. — Ты — свидетель. Я говорил, что камни должны оставаться там, где лежали. Это их свойство. Зачем тебе летом такое одеяло? — Он неожиданно изменил тему разговора.

— Когда-нибудь лето кончится.

— Это мудро. К зиме такого не купишь. Вернее, за эту цену. А зимой здесь холодно. Ты ведь первый год в Иерусалиме?

Франсуа подтвердил. Словоохотливость собеседника раздражала его. Видно, тот искал знакомства. Теперь, после оказанной услуги, отмахнуться было непросто. — Пойдем со мной. Я вижу твой язык высох от жары. Я угощу тебя лучшим вином в Иерусалиме. Вместе с водой оно чудесно утоляет жажду.

Франсуа не успел ответить, грек взял его за локоть и завернул в ближайший переулок, совсем недалеко от дома Артенака. Франсуа не раз проходил рядом, но теперь они прошли сквозь улочку, ведущую к городской стене, миновали пустырь и оказались вдоль длинного строения неподалеку от городских ворот. Видно, тут был постоялый двор. По дороге грек не замолкал ни на минуту. — Ты спрашиваешь, где я выучил языки? Я обошел весь мир. Нет города, где я не был. Я расскажу тебе. Сейчас мы пришли. — Несколько ступеней вниз, и они оказались в темном помещении с прохладой и особым сырым запахом, который рождает вино. Посетителей было немного и в густом сумраке они были малозаметны. Тускло блестели влажные стены.

— Это лучшее место в городе. Запомни. — Они уселись за стол, подбежавший мальчик тщательно стер с него пылинки и склонился перед посетителем.

— Принеси нам графин лучшего вина, Калиост. — Распорядился грек. — Сыр. Хлеб. Потом решим, что еще.

— Я не голоден. — Поспешно сказал Франсуа. — Этого хватит.

— Делай, Калиост, что я сказал. — Распоряжался новый знакомый. — И холодной воды, чтобы прочувствовать вкус вина. — Мальчик почтительно слушал. Из дальнего угла окликали, но он будто прирос к полу.

— Это все. — Распорядился грек. — И не медли. — Мальчика не нужно было уговаривать. Он бросился со всех ног.

— Глянь на него. Я подобрал с улицы. Упрямый чертенок, но, как видишь, всему можно обучить, если найти правильные слова. Меня зовут Аристид. Да, я грек, хотя жил на родине меньше, чем в других местах. — Мальчик принес вино и заторопился к другим посетителям. Аристид сделал глоток. — Попробуй. Когда-то я поклялся, если останусь жив, буду пить вино каждый день. И, поверь, это была святая клятва.

Франсуа отмалчивался, но Аристид не нуждался в поощрении. — Выпей. Нет-нет, я не признаю отговорок. Ты мне должен за удачную покупку. А теперь скажи — действительно, хорошее вино? Ты решил, что я — пьяница, раз сижу здесь каждый день? Было время, один глоток такого вина казался мне чудом. Я расскажу. Каждый год я возил шелк по течению великой реки Нил. У меня там были хорошие покупатели, которые приносили взамен золото и драгоценные камни. Мы ездили с евреем по имени Саломон. В торговле лучше иметь евреев среди компаньонов, а не конкурентов. Так вот, когда мы были внизу на реке, один из людей сказал, что должны подвезти камень размером с половину моего кулака. Всего несколько дней нужно ждать. Я поспорил с Саломоном, тот считал, что никакой камень не стоит его драгоценной жизни. А я остался. В начале того года было землетрясение, дожди пошли раньше. Сильные, как никогда. Нил разлился, и я прожил в деревне с дикарями целых три месяца. Тогда я дал себе клятву насчет вина. Но это не все. На обратном пути лодка перевернулась, и я потерял все, что имел. А самородок — это было золото — забрали в уплату проводники. За мое спасение — так они сказали. Я вернулся и выпросил у Саломона несколько золотых, чтобы снова начать дело. Вот, как несправедлива бывает судьба к тем, кто добивается ее расположения. — Аристид стукнул кулаком по столу. Он не пьянел, и не забывал подливать Франсуа, на которого вино явно подействовало. Пришла приятная легкость, гул голосов стал глуше и мягче, тонкий звук флейты, будто прорезался среди шума и звучал совсем рядом. Впрочем, флейта действительно была. Большегубое лицо Аристида висело перед ним. Изо рта торчали редкие зубы. Потом из-за плеча грека, прикрывавшего дальнюю стену и полки с расставленными кувшинами, возникла неясная тень, странно знакомая захмелевшему Франсуа. Его будто толкнуло. Это была та самая девушка. Она вышла из подвального мрака, как раньше возникала из света. Молчаливая, она была занята делом и не обращала на посетителей никакого внимания. Франсуа застыл. Аристид ощутил волнение, обернулся, проследил за взглядом.

— Магдалена. — Подозвал по хозяйски. — Иди сюда. Оставь свои дела. Присядь.

Девушка села, спрятав под стол босые ноги. Аристид встал, покачиваясь, сам сходил за кружкой, распорядился.

— Выпей с нами.

Девушка глянула на Франсуа и быстро отвела глаза. Свободной рукой убрала упавшие на грудь волосы. Поднесла вино ко рту. Выпила, кончиками пальцев стряхнула с губ последнюю каплю.

— Теперь иди. — Распорядился Аристид. Он продолжал внимательно наблюдать за гостем. Франсуа едва усидел на месте, ему хотелось встать и пойти следом. Однако, пора была, действительно, уходить. Голова отяжелела. Он поднялся по ступеням, солнечный свет ослепил и оглушил его. Его остановил голос Аристида.

— Эй. Ты забыл одеяло. Ночи сейчас жаркие, но тому, кто спит один, может стать холодно. Особенно под утро.

Грек ухмылялся. Франсуа неверной походкой зашагал к дому.

Хроники

В склоне горы много веков, почти от самого сотворения мира был виден вход в пещеру. Там покоился прах первого человека, низвергнутого в эти места после грехопадения. Обрыв шел стеной, подобраться к пещере было невозможно. Только неугомонные ласточки чертили острые следы и протыкали насквозь черный зев, чтобы добраться до таинственных глубин. Со времени Адама пещера так и стояла, пока белый известняк не осел после зимней бури и не засыпал наглухо вход. Вместе с пещерой прах оказался погребенным на этот раз бесследно и навсегда. Известь плоти соединилась с известью земли.

Где-то там же, рядом, на этих склонах, засыпанная оползнями и камнем, покоится еще одна гробница. Она хранит прах одного из потомков Адама, правившего в этих местах от имени Господа и основавшего город. Это усыпальница царя Салимского Мельхиседека. Как и гробница Адама, она скрыта во чреве горы и недоступна для глаз.

Время уничтожило следы, но сохранило память. И от первосвященника земного Иерусалима протянулась невидимая, но прочная нить к первосвященнику Гроба Небесного. Потому что тут же, над могилами праотцов на голой вершине горы, испещренной, как морщинами, иссохшими до плотности камня следами дождевых потоков, был распят Спаситель.

Гора называется Голгофой. Здесь, чуть сбоку от плоской верхушки обрывается Крестный путь, протянувшийся от дома Пилата. Здесь тело Божьего сына было снято с креста, умащено по иудейским обычаям мазями и благовониями, обернуто в плащаницу и погребено в одной из пещер. Когда же пришли к ней на следующий день, то нашли отверстой и увидели ангела, сидящего на отброшенной в сторону плите. Так узнали, что Он вознесся. Теперь обломок той плиты вплавлен в огромную беломраморную вазу, которая служит престолом для литургии и освещается светом пятнадцати драгоценных лампад. Они горят над тем местом, где во времена греческой царицы Елены и обращенного ею сына Константина был найден Животворящий крест. Тогда по приказу царицы здесь была воздвигнута круглая ротонда, поддержанная трехярусными колоннами с капителями, как любят украшать свои строения греки.

Во всем христианском мире нет святыни более чтимой, чем эта, хоть сам храм несколько раз перестраивался и менял свой вид. Даже некоторые язычники чтут ее, но другие — наиболее злостные, не принимающие Бога, попирают и оскверняют. Впервые гробница и храм потерпели от персидского царя Хозроя, захватившего город. Но его торжество было недолгим и церковь вновь была воздвигнута императором Ираклием. Случилось это в 626 году от Рождества Христова. Казалось, язычники смирились, и церковь встала надежно, торжествуя и попирая беснование и злобу. Гарун аль-Рашид вместе с первым посланием о мире и щедрыми дарами востока послал христианскому императору Карлу Великому ключи от Гроба Господня. Но то была дружба двух исполинов, щедрых и благородных. А маленькие люди, исходившие завистью и злобой, не принявшие Господа, продолжали покушаться, подвергали верующих глумлению и обидам. Для того, чтобы христианину войти в город, требовали немалую пошлину, и многие бедняки, добравшиеся до Палестины за последние гроши или ограбленные в дороге, должны были годами оставаться под стенами города, ждать, пока какой-нибудь богатый паломник не проявит щедрость и не внесет за них плату. Для таких было даже отведено особое место за южными стенами города, и земля эта называлась Землей Горшечника. Когда-то ее выкупил Синедрион за тридцать серебряников, оставшиеся после умертвившего себя Иуды. Тут пилигримы селились в невыносимой бедности и гибли ежедневно у порога Святого Города, который так и не смогли переступить.