Безмолвный

Если подумать, даже сегодняшнее утро не кажется странным.

Хотя, ты спал со мной и раньше. Это зрелище – ты под моим покрывалом – привычно. Да, такое происходило много лет назад, но это вовсе не нечто неслыханное. Так бывало. Конечно, подобная близость необычна, но в географической перспективе это – почти ничто, отклонение максимум на минуту, которое картограф едва ли сочтет существенным. От прикосновения к обнаженной коже нас с тобой отделяли лишь несколько дюймов разницы между этой стороной постели и той. Между друзьями и любовниками. Это поправка всего лишь на долю градуса.

В окно льется солнечный свет. Мы с тобой стали любовниками, ведь так.

Это прекрасно. Совершенно прекрасно. Ты здесь, со мной, в моей постели, расположился на мне, как на подушке. Это замечательно, Шерлок, правда, и я с радостью провел бы вот так с тобой хоть все утро, если бы только ты не так сильно давил локтем мне прямо на мочевой пузырь.

Ты не мог бы…

Может, удастся выползти из-под тебя, не разбудив? Мне бы этого не хотелось. Не сейчас. Спи, Шерлок. Ты ведь в последние дни почти не отдыхал, я знаю. Спи, я сейчас. Мне просто нужно…

Так, еще чуть-чуть…

Есть. В комнате по-прежнему зябко, хотя мне казалось, я закрывал окно. На улице холодает, а отопительный котел действительно может барахлить. Откуда мне знать. Тянешься во сне, пытаешься что-то нашарить, ищешь меня. Почувствовал сквозь сон, что больше нет рядом теплого тела. Ни с того ни с сего твоя подушка из плоти и крови исчезла бесследно, сама того не желая. Снюсь ли я тебе сейчас? Расскажи, когда проснешься. Договорились?

Ты очень красив. Ведь я могу так сказать? Я вовсе не пытаюсь сравнить тебя с женщиной, ничуть. Но, глядя на тебя, свернувшегося под моим покрывалом, не могу подобрать другого слова. Ты спишь в моей постели. На правах любовника, да. И ты красив. Спи.

Понятия не имею, где я оставил тапки. Должны быть где-то здесь. Твои – вот они, а моих не видно. Холодный пол с утра вовсе не предел мечтаний. Уже почти полдесятого. Интересно, когда ты последний раз так долго спал? После секса лучше спится, может, в этом дело? Крепкий сон гарантирует ясное мышление, возможность быстрее делать выводы, а это – хорошее оправдание тому, чтобы забраться ко мне в постель. Если, конечно, таковое тебе нужно, что совершенно не так.

Холодный пол неприятен, но холодная плитка еще хуже. Хорошо, что миссис Хадсон оставила в ванной коврик. Господи, такое впечатление, что ты давил мне на живот никак не меньше нескольких часов. Уф. Отлично. Надеюсь, я не нашумел и не разбудил тебя.

Только посмотрите. Ложился в свежей футболке, проснулся в перепачканной спермой. Определенно, признак удавшейся ночи. Сейчас мне почти досадно, что я раздеваюсь только теперь, что был тогда в пижаме, и что ты был обнажен только по пояс. Что ж. В следующий раз я раздену тебя сразу, до того, как ты уляжешься ко мне в кровать. Прижму тебя, обнаженного, к себе и поцелую. Нас ничто не будет разделять. Кожа, без преград, без фальшивых ограничений – это будет идеально. Я уложу тебя на кровать, отмечу поцелуем каждый дюйм твоего тела, запечатлевая тебя в памяти.

Можно начать прямо сейчас. Раздеть тебя, разбудить поцелуями, отплатить той же монетой. Я ведь мечтал о таком. Можно разбудить тебя так же, как ты разбудил меня. И это не пугает, это будет замечательно. Я буду ласкать тебя при свете утра, и ты сможешь видеть меня, а я – тебя. Да, да, мне нравится эта мысль.

Мы любовники теперь, верно? Наверное. Надеюсь.

До чего же холодный пол. Что такое с котлом? Старый сняли. Доскрипелся, наверное. Зачем было распиливать его на кусочки? Целым никак не поднять по лестнице? В комнате зябко, но, может, так кажется, потому что я сравниваю: ты очень теплый. Завернутое в мое покрывало крохотное лето. Нужно лечь обратно, к тебе. Спи дальше, все равно сегодня нам делать нечего. Насколько мне известно, мы сейчас просто чего-то ждем.

На столе гудит один из твоих телефонов. Что такое?

Тихо, Шерлок, спи дальше. Но ты шевелишься, ворочаешься под покрывалом. Не нужно, поспи еще.

На столике у кровати – четыре сотовых, но сразу ясно, какой именно поднял шум. Он вибрирует, вздрагивает. Есть, взял. Гудение отдается в ладонь. Тонкий, корпус чуть теплый, как будто телефоном пользовались всю ночь. Сообщения. Целая уйма.

Лучше согласись. Ты же знаешь, что я его найду.

Ты не сможешь скрывать его вечно.

Я найду его и прикончу. Не сразу, разумеется. Сначала заставлю страдать, долго.

Шерлок, выходи поиграть.

Я жду. Где ты?

Встреться со мной в открытую, Шерлок Холмс. Я хочу посмотреть тебе в глаза.

Пытается тебя выманить, разумеется. Назначает встречи – одну за другой: Трафальгарская площадь, Бартс, Олд Бейли, Барбикан – все это за последние двенадцать часов. Ты, конечно же, на них не являешься. Что ты делаешь вместо этого? Отслеживаешь данные с камер наблюдения? Пересылаешь информацию Майкрофту и его подчиненным, а сам ждешь известий? Тебя это доводит до бешенства. МИ-5 жадно ловит каждое твое слово, они ждут появления Морана. А значит, и он тоже не является ни на одну из встреч. Все это - лишь дым и зеркала. Вы оба лишь задираете друг друга, каждый сидя в своем укрытии, пытаетесь вынудить противника совершить промах. Выходи, выходи, где бы ты ни был. Патовая ситуация.

Ты не ответил ни на одно его сообщение. Ни разу. Их десятки. Почему ты на них не отвечаешь?

На задней крышке наклейка. Телефон, разумеется, не твой, чей-то еще. Я в курсе, все эти телефоны когда-то принадлежали другим людям. Ты сказал, что выдаешь себя за других, после того, как их арестовывают. Ты – наследник паутины Мориарти, а это значит – сейчас у тебя глаза и уши повсюду. Ты притворяешься дюжиной различных личностей, ты один – почти вся сеть, что осталась у Морана. Он об этом не знает, ведь ты действуешь осторожно. Но он, определенно, в курсе, что именно этот телефон у тебя. Ведь он обращается к тебе по имени, говорит с тобой напрямую. Выходит, эта личность больше не тайна. Кто это был?

Наклейка подписана твоей рукой. Небольшие печатные буквы почти стерлись, а значит, этот телефон у тебя уже давно. Края наклейки махрятся, местами протерты. Ты читаешь сообщение и теребишь ее, трешь пальцами. Эту картину так просто представить: ты сидишь на очередном жутком чердаке или в подвале, смотришь в экран, набираешь сообщение и очерчиваешь кончиками пальцем наклейку, проводишь по написанному тобой имени: Мориарти.

Мориарти.

Он умер три года назад. Не два месяца – три года. Его телефон у тебя. Наклейка старая. Его телефон у тебя, и Моран об этом знает. Все это время, с самого начала, с тех пор, как Мориарти застрелился на крыше Бартса, он был у тебя. Его телефон был у тебя, ты был им.

Шерлок, что же ты натворил?

Ты умер, чтобы стать им? Он застрелился, освободил место, ты спрыгнул с крыши, чтобы замести все следы и продолжить жить его жизнью. Так? Ты похоронил его под своим именем, я оплакал тебя, и никто даже не подозревал, что что-то не так. Мы ведь были неотделимы друг от друга, а ты оставил меня. Ты был мертв, а он был жив. Злодей-консультант одержал верх над консультирующим детективом, свидетельства этого были неопровержимы. Ты вырезал собственное сердце, превратил его в сердце Мориарти. Мы тебя похоронили, а преступления продолжились.

Ты совершил тот шаг, которого Мориарти от тебя не ожидал, не допускал и мысли о том, что ты вообще способен даже рассматривать такую идею: ты оставил меня страдать в одиночестве. Он ведь знал, что у тебя ко мне особое отношение. Всегда знал. Понял это раньше, чем понял я сам, и, как знать, быть может, раньше, чем это понял ты. Тогда, навесив на меня семтекс, выставив меня перед тобой, он уже знал: единственный способ заставить тебя убраться с дороги – угрожать мне. Он не ожидал, что причинишь мне боль ты, а не он.

Спору нет, это холодное поведение манипулятора. Но это был оправданный шаг. Ты не пощадил на это усилий. Я был твоим слабым местом, ты превратил меня в неопровержимое доказательство собственного самоубийства. И это сработало, до известной степени. Сработало. Я не прекращал в тебя верить, но я даже не сомневался в том, что ты мертв. Я был в этом абсолютно убежден. Как и Моран, как и все остальные. Все это было спектаклем.