Безмолвный

Мы в такси. Лестрейд стоит снаружи, вокруг шатаются полицейские. Смеются, достают телефоны. Делают фотографии, кто-то, кажется, снимает видео. Тебя погрузили на заднее сиденье волоком, подхватив под мышки. Таксист, похоже, напуган.

- Все в порядке, - уверяю его я. – Все в порядке, он в норме. Просто… нет, ничего. Он в норме. Легкий наркотик. Его не вырвет, - надеюсь, насчет этого я не соврал.

В такси тебя запихивают без особого почтения, но я поддерживаю твою голову. Ты почти в отключке и все равно пытаешься сжать пальцы. Как будто хочешь ухватиться за остатки сознания и удержать их. Я понятия не имею, что эта женщина тебе вколола. Могу только надеяться, что это не вызывает привыкания. Лестрейд заталкивает в такси твои ноги, я укладываю тебя головой к себе на колени. Слышу щелчки телефонных камер, обвожу всех недовольным взглядом. Теперь точно пойдут разговоры. Ты свернулся у меня на коленях, моя рука на твоем плече. Прошу Лестрейда получше устроить твои ноги, убедиться, что ступни не соскользнут, и их не прищемит дверью. Второй рукой поддерживаю тебе голову, пальцы зарылись в волосы. Чувствую, как бешено стучит твой пульс. Что же за дрянь она тебе вколола?

- Шерлок, все хорошо, - говорю я, хотя ты почти наверняка меня не слышишь. – Мы едем домой. Все в порядке. Я приведу тебя в норму.

Лестрейд захлопывает дверь. Снаружи смеются. Неважно. Тебе все равно, что они подумают. Одергиваю твой пиджак, похлопываю тебя по ноге.

- Обнаженная женщина со шприцем, - говорю я. – Такое сложно предвидеть. Она умная, как и ты. И стащила твое пальто. Тебе она нравится? Ты ей, похоже, да.

Даже не знаю, почему продолжаю говорить.

- Да, думаю, тебе она понравилась. Точно. Уверен, она еще вернется, - стоит это сказать, как внутри что-то обрывается. Как будто я вдруг стал чужим. Как будто появление Ирен все изменит. Сам не знаю, почему. Я же просто твой друг. Не более. Ирен, да. Глажу тебя по волосам, слушаю твое дыхание.

- С тобой все будет хорошо, - говорю я. Читать: «со мной».

Что же я хочу тебе сказать? Твоя голова у меня на коленях, смотрю на твое лицо. Веки подрагивают – ты все еще борешься. Что я хочу сказать?

Перевожу взгляд на Эллу.

- Не знаю.

- Вам нужно это понять, Джон.

Киваю. Похоже, так и есть.

========== Глава 7: Хороший друг ==========

Хорошая черта Майка Стэмфорда, ну, одна из них, - его не напрягает, что мы сидим и поедаем ланч молча. Это все, на что я сейчас способен: сидеть в парке, на скамье, с кофе и сандвичем в руках. А он просто будет находиться рядом, как и сейчас, и не произнесет за весь час ни единого слова.

Он знает, что я потерял. Он хороший друг. Я это ценю. Он не задает вопросов, и он знает, что Шерлок не прохвост.

Где-то неподалеку пекут хлеб. Чувствую его запах и вспоминаю. Как будто мы все еще там, Шерлок и я, в руках у нас по чашке кофе. Дартмур. Я знаю, что Майк не будет возражать, так что даже не пытаюсь остановить поток воспоминаний.

В глубине дома остывает вытащенный из печи горячий, свежий хлеб. Его ароматом пропиталась вся гостиница, даже в нашем номере витает слабый, едва уловимый запах. Он чувствуется, едва только стоит войти, этот аромат. Сладостно-горькое воспоминание. Ноющее сердце. Гнев. Обида. Привязанность. Покой. Даже любовь. Все в одночасье. Так я это помню.

Любовь? Да. Любовь. О, прекрати. Это другое.

Что ж…

Номер с двумя кроватями. Два прозрачных витражных окна. На полу - плетеный ковер. Пурпурные тюльпаны в вазе на комоде. Полосатые плотные шторы. Помню, что в тот момент, когда ты ставишь чемодан поверх покрывала, я не могу поверить в собственное везение. Ты никого к себе не подпускаешь, но ты готов спать со мной в одной комнате. Даже в одной постели. Иногда.

Ты ставишь чемодан на кровать, отпускаешь язвительное замечание по поводу вида из окна, мы уходим. Забираю ключ. Владелец гостиницы считает нас парой, я с ним не спорю.

Он не до конца неправ, вот в чем дело. Он просто не до конца прав.

Я провожу в этой кровати, в этой комнате долгие часы. В одиночестве. Я зол. Точнее, обижен. Из-за этого мои воспоминания об этой кровати, об этой комнате слегка отравлены. Запах свежего хлеба и ноющее сердце навеки сплелись воедино. Я не сплю, я пялюсь на трещину в потолке. Жду, что ты откроешь дверь и сонно на меня взглянешь. Сначала откроешь рот, а потом попытаешься найти правильные слова. Я уже видел это выражение лица. Простить тебя, когда ты пытаешься найти, что сказать, так легко. Так просто. Ведь слова для меня не важны, да ты и сам это знаешь.

Я лежу в той кровати, жду твоего возвращения, жду, когда ты откроешь рот и попытаешься сказать, что ты неправ. Потому что ты и был неправ.

Мы же были друзьями, так? Разумеется, были. И не говори, что не были. Я уже однажды совершил эту ошибку, и не собираюсь ее повторять. Ты не лгал мне, Шерлок, а я не лгал тебе.

Но в ту ночь ты так и не возвращаешься. Почему? Мы бы быстро покончили с этим вопросом. Ты бы сказал «извини», я бы ответил «проехали», и на этом все. Чем дольше я лежу здесь, тем больнее мне становится. Возникает чувство, что ты меня избегаешь. Из-за этого твои слова начинают казаться правдой.

Кажется, верно, что пробыв столько времени Его соседом, регулярно выслушивая в свой адрес «идиот», на Него уже попросту невозможно обидеться, что бы Он ни сделал, что бы ни сказал. Кажется, что уж к этому-то времени я должен был обзавестись непробиваемой шкурой, и это так. Я обзавелся. Но, желая причинить боль, Он точно знает, куда бить.

Просто у Него редко возникает такое желание. На самом деле, почти никогда. Но тогда, в Дартмуре, с бокалом скотча в руке, Он точно этого желает. И действует.

Майк кашляет, прикрыв рот рукой. Улыбается мне и снова утыкается в газету. Абсолютно и полностью принимает мое молчание.

Проще будет начать все сначала.

Ставлю сумку на покрывало. Нас только что проводил до номера владелец гостиницы. Точнее, его «друг», как выяснилось. Я бросаю сумку на первую кровать, как заявляющий на нее свои права школьник – моя у двери. Ты кладешь чемодан на другую, у окна. Судя по взгляду, твои мысли сейчас блуждают где-то далеко. Ты думаешь, анализируешь. Тебе не терпится отсюда уйти, мне не терпится последовать за тобой. Говорят, где-то здесь есть хаунд. Хаунд? Почему нет? Ты загорелся энтузиазмом. Уцепился за необычное слово. Я бы на него и внимания не обратил. Мне бы и в голову не пришло, что это может быть подсказкой. Я тоже загорелся.

Хорошо иногда ненадолго выбраться из Лондона. Славное местечко, кстати. Приятная деревушка. Свежий воздух. Славно. Я забронировал номер. Один на двоих. И что с того?

- Мы не пара, - сказал я ей.

- Нет, пара.

Господи, Ирен, уймись уже. Серьезно.

Мы иногда останавливаемся в одном номере, в этом нет ничего необычного. Несколько раз даже спали в одной кровати, не на Бейкер-стрит. Если не было иного выхода. Я почти всегда говорю, что посплю на полу, но Он просто смотрит на меня своим фирменным взглядом. Полное недоумение. С чего бы мне такое предлагать? Чего ради? Это никоим образом не проявление заботы. Я могу спать рядом с Ним в постели, могу - на полу, могу - в жутко неудобном продавленном кресле, какие обычно стоят в номерах, - Ему все равно. Я – как еще одна подушка, или не в меру дружелюбный хозяйский кот, или брошенное поперек кровати пальто. Я просто дополнительный груз. Не больше. Просто тело в постели рядом, даже ни капли не интересное.

Так что, когда я слышу - а слышу я это часто - «Принесу свечу, чтобы было романтичней» или «Извините, но у нас нет свободных двуспальных номеров», или «А ваш храпит?» и прочее в том же духе, мне тут же нестерпимо хочется указать, что все не так, как подумали. Потому что это правда не так. Да, я мужчина нормальной ориентации (как будто еще остался хоть кто-то, верящий в это), но причина желания внести ясность кроется вовсе не в этом. А в том, что с равным успехом на моем месте в Его кровати может оказаться набивная кукла или набор молотков для крикета. Нет там и проблеска интереса. Ни искорки. Мой труп и то вызвал бы больше любопытства.