Безмолвный

Все-таки жив.

Только в смерти ты мог быть подделкой, чертов шельмец. Так и знал. Единственная вещь, о которой я желал бы сказать – ложь, ложью и обернулась. Но это слишком уж идеально. Вот-вот полетит в стену второй ботинок, разве нет?* Мне ведь известно так мало. Возможно, тебя вновь у меня отнимут. Или ты сделаешь это сам. Быть может, все, что у нас только есть – этот единственный день, а потом ты исчезнешь, и никто не поверит моим словам о том, что было. Это – лишь моя тайна, моя боль. Мне не выдержать. Не выдержать. Не подвергай меня такому испытанию, Шерлок.

Я обезумел? Сорвался наконец? Неважно. Неважно. Не буду хвататься за все сразу.

Белье. Простынь на резинках, обычная простынь, наволочки. Два комплекта. Я взял снизу оба, даже не подумал их рассортировать. Один твой, другой мой. Ясно? Ты – не плод моего воображения. Только не в этот раз. Миссис Хадсон оставила два комплекта. Она знает. Ты – настоящий, и ты действительно здесь.

Ты ведь здесь?

Я до сих пор помню, как именно натягивать эту простынь, чтобы заправить резинки под матрас. Это двигательная память. Мои руки работают механически, заправляют постель, как в далеком прошлом, до того, как все это случилось.

Белье то самое, из прошлого. Мой комплект – темно-синий, твой – серый. Она все сохранила. Свое я забирать не стал, а мимо твоей комнаты даже проходить было невыносимо. Так что она все взяла на себя. Все выстирала, отгладила. Подушки тоже кажутся прежними. Не знаю. На вид – как были, уложены вдоль изголовья, как раньше. Как будто не было всего этого кошмара. Как будто ты не падал.

Но ты же упал. Ты упал. Я это видел. Просто ты не умер.

Как тебе это удалось?

Я должен спросить. Быть может, когда-нибудь я смогу спокойно выслушать все подробности. Сейчас это неважно. Ты не умер. И это чудо. Я просил чуда, и ты даровал мне его. Ты жив.

Я переносился сюда всякий раз, стоило только закрыть глаза. И вот, я здесь наяву, глаза открыты.

Даже если прилечь, ощущения ровно те же, что и раньше. Это полностью дезориентирует.

Ты забирался в эту самую кровать, лежал рядом со мной. Теплый. У тебя был жар. А коленки были холодными и прижимались к моим ногам. Я пробежал пальцами по твоим влажным волосам и поцеловал тебя.

Нет. Не целовал. Только вообразил, что так было. Думал об этом, представлял. Но не целовал. В действительности этого не случалось. Господи. Что, если теперь я не смогу различить, где воспоминания, а где – мое воображение. Прошло слишком много времени. Я оступлюсь, скажу что-то не то, и ты поймешь. Ты все узнаешь.

Вероятно, ты все знаешь и так.

Сосредоточься, Джон.

Пытаюсь, Шерлок. Я пытаюсь. Но не выходит, ты и сам это понимаешь. Мой мозг работает куда медленней твоего. Я как будто оказался на другой планете. Планете, где все так же, как в моих мечтах, моих фантазиях, моем прошлом. Реальность, пропитанная невозможным. Все это – бессмыслица.

Сделай так, чтобы все прошло.

Что прошло? Мне оттолкнуть реальность? Здравый смысл? Свои попытки во всем разобраться? Как ты не поймешь? Если я не справлюсь, не смогу снова осмыслить твое существование, уложить все это в голове, мне придется уйти. И захлопнуть за собой дверь. Сбежать и больше никогда сюда не возвращаться. Просто потому, что происходящее стало слишком большим потрясением, и я вот-вот развалюсь на части. Это куда больше, чем может выдержать обычный человек. А я – именно что обычный человек. Идиот. Ведь так?

Не уходи.

Не уйду. Я не смогу оставить тебя. А тебе нельзя никуда уйти. Так что, так или иначе, нам придется со всем разобраться. Мы с тобой в убежище. В ловушке. Ты попал в ловушку со мной. Это – наказание, за то, что ты лгал мне.

Я покину квартиру, если подвернется что-то на “восьмерку”.

Майкрофт тебя прибьет за отлучку. А тот тип, Моран, убьет наверняка. Этого нельзя допустить. Нет. Только не опять. Только не сегодня. Нельзя возвращаться из мертвых лишь за тем, чтобы тут же снова погибнуть, Шерлок. Впрочем, драматические события тебе всегда были по вкусу.

Тебе надо отлежаться. Вот, что я сказал тебе в тот раз, когда ты лежал здесь, рядом, и жаловался на здоровье. Тогда, ранним утром, ты забрался в мою кровать. На тебе была простыня. Ты был влажный от жара и пота. Жаловался, что тебя знобит, но был теплым. На твоем языке я почувствовал вкус соли, я прижался губами к впадинке пупка, гладил острые коленки…

Я – не чья-то собственность, Джон.

Да, разумеется.

И не подъемный кран.

Господи. Хватит. Прекрати. Сейчас не время и уж точно не место, чтобы…

- Джон?

Ты окликнул меня в действительности? Или это лишь твой голос в моем воображении? Манит ближе, нашептывает на ухо. Нужно понять. Это важно.

Шаги на лестнице. Их звук я тоже помню. Ты поднимаешься ко мне, ты так поступал не единожды. Знакомая походка, ты то и дело перемахиваешь ступеньки через одну. Вечная спешка, даже когда я сплю мертвым сном, ты торопишься ко мне. Два ночи, а ты зовешь меня гарпунить свинью. Ты задаешься вопросом, никак не можешь найти ответ и взбегаешь наверх, перемахивая ступеньки через одну, только чтобы растолкать меня и все обсудить, хотя я буду вялым, буду ворчать и уж точно ничего не буду соображать. Я буду возмущаться, скажу тебе: «отвали», «дай поспать», «да что вообще на тебя нашло?» Толку от меня ноль, но тебе это, похоже, неважно. Ты проносишься по ступенькам и влетаешь в мою комнату так, словно она твоя. А я, несмотря на все возмущение, никогда тебе не препятствую. Ты приходишь, садишься на кровать и говоришь. Ты так и поступаешь обычно: сидишь на моей постели, тыкаешь меня в ногу и говоришь, говоришь до тех пор, пока для тебя не прояснится очередная хитрая загадка. С тобой все время так. Все время так было.

- Джон? – оклик громче. Ты обеспокоен. Почему? Я пробыл здесь слишком долго, вел себя слишком тихо. Ты не слышал, чтобы я ходил по комнате, отсюда не доносилось ни звука. Я застилаю кровать. Обустраиваюсь. Вот и все. Я лежу, перебираю воспоминания. Представляю, что здесь, со мной, ты, завернутый в простыню. Что ты позволяешь ласкать и целовать себя. Как будто все это было на самом деле.

В кармане что-то вибрирует. Телефон. Пришло сообщение. От кого? От тебя. СМС от тебя. Точно? Ну конечно.

Когда-то ты писал мне, не переставая. Потом прекратил. Потому что умер. Было несколько непонятных СМС с незнакомых номеров. Может, это ты их слал? Не хочу знать правды. Буду считать, что ты. Это даже несколько успокаивает. Считать, что ты все время был рядом, наблюдал за мной, а может, и обращался ко мне, пусть я этого и не знал. Это успокаивает, это приводит в ярость. Одно от другого уже не отличить.

Пишешь мне сообщения, стоя на лестнице. Ведь так? Снова твое имя на экране. Как будто ты вернулся из мертвых. Ты действительно вернулся из мертвых. Руки все еще трясутся. В какой-то момент до меня ведь все дойдет окончательно. И тогда я, наверное, врежу тебе по лицу. Это если тебе повезет. Тебе повезет, если я ограничусь ударом только по лицу. А потом я тебя поцелую. Всего один единственный раз, и ты не будешь вправе осудить меня за это.

СМС. Ты в норме? Сообщение из настоящего, не из прошлого.

Я в норме, Шерлок, в норме.

Нет. Ну, конечно же, я не в норме. Я оглушен. Мне постоянно нужно прикасаться к тебе, прикасаться, не останавливаясь, но ведь в какой-то момент это поставит меня в неловкое положение. Хочется обнять тебя и не отпускать до тех пор, пока я не буду уверен точно: ты здесь. Что ты об этом подумаешь? И что скажешь?

Тогда я стянул с тебя простынь, целовал твою шею и слушал твое дыхание. Это было? Нет. Не было. Но это все кажется почти реальным, кажется воспоминанием. Воспоминанием о фантазии, столь же реальным, как и та причудливая жизнь, что я вел рядом с тобой, пока все не закончилось. Прошло три года. Быть здесь теперь и не чувствовать, как я касаюсь твоей кожи, не выходит. Все было здесь. На стенах те же обои, кровать на том же месте. Те же подушки, те же простыни. Твои руки, губы…