Безмолвный

Нет. Конечно, нет. Стоп. Может быть. Я не знаю. Отрицать собственную реакцию на эту мысль не выйдет. Не получится. Как давно все это началось? Больше это не важно – тебя больше нет. Это ни к чему не приведет.

Ты ждал, что я догадаюсь? Хотел этого?

- Вовсе нет, - говоришь ты мне в губы. – Разумеется, нет. Конечно, да. Это очевидно.

Теперь ты всегда говоришь загадками.

Ты лежишь в моей кровати, рядом со мной. Мои пальцы у тебя в волосах. Ты прикрываешь глаза. Дарить тебе удовольствие приятно мне самому. Я должен был это заметить, должен был понять, что это значит. Ты теплый, у тебя жар.

- Вылечи меня, - говоришь ты. На сей раз в голосе нет раздражения - это всего лишь просьба. Как будто я могу ее исполнить. Я мог бы оставить тебя здесь, в тепле и безопасности, подальше от Бартса, от крыш и от падения с огромной высоты. Я мог бы целовать тебя, мог бы защитить от всего того, что, я знаю, должно произойти. Простыня соскальзывает с тебя легко, и весь ты – бесконечная кожа. Здесь я могу тебя целовать, ведь все это – не реальность, всего лишь игра воображения, которая ничего не значит.

Кроме простыни на тебе ничего. Даже белья нет, как я позже узнал. Вообще ничего нет. Ты забрался в мою кровать, не одевшись, и я проверил температуру. Я гладил тебя по волосам. И должен признать, на какую-то секунду такая мысль у меня проскользнула. Я подумал, как это все было бы, - наверное, как с подъемным краном. Костлявые локти и коленки, зубы и невозможность происходящего. Соль на губах и нетерпение, и все твое тело, требующее моих прикосновений. Все было бы странно, нелепо. Все было бы неуклюже и, наверное, неловко. В этом плане ты был бы сущим недоразумением, не так ли. Да, я подумал об этом, не буду отпираться. Но на это было наложено табу. Ты был «запретной зоной», и если бы я решился, стал бы нарушителем границ.

- Я – не чья-то собственность, Джон.

- Да, разумеется.

- И не подъемный кран, - ты теплый, я это чувствую.

- Конечно, нет.

Это похоже на приглашение. Раньше такого в моем воображении не случалось. Меня к этому влечет. Потому ли, что это запретно? Или потому, что ты ушел, и вся моя жизнь перевернулась с ног на голову? Я пытаюсь хоть так выхватить тебя оттуда? Или все дело в том, что я всегда этого желал? Не знаю. Провожу пальцами вдоль твоего позвоночника, ты придвигаешься ближе. В то утро в моей кровати ты тоже так сделал – придвинулся ближе. В поисках тепла. Так рептилия переползает на нагретое солнцем место. Я тогда не придал этому значения. Но, может, это было приглашением?

Я для тебя был солнечным теплом? И все толковал не так? Что, по-твоему, я должен был предпринять? Заполучить тебя я не могу. А даже если бы и мог, не знаю, как бы поступил. Это – не часть моей жизни. Это бессмысленно.

Из лучшего друга ты превратился в самое сильное мое искушение. Как и когда это случилось? Может, это нормально для того, кто переживает потерю? Или это кризис самоидентификации? Или ты стал моим единственным исключением из правил? Твои разум и душа заворожили меня столь сильно, ты сам заворожил меня столь сильно, что меня стало тянуть к тебе во всех смыслах. Отрицать это сейчас невозможно. Доказательства налицо.

Выключаю телевизор. Все равно я его не смотрел.

На самом деле я не стягивал с тебя простыню. Я это просто вообразил. Фантазии и реальные воспоминания нужно разграничивать.

- Я тебе чаю заварю, - так я сказал тогда. И так я буду говорить в дальнейшем. Я тогда вылез из кровати, оставив тебя одного. И это же делаю сейчас. Пол под ногами холодный. А ты такой теплый. Еще ничто в жизни не давалось мне с таким трудом.

- Несправедливо, - ты сказал это тогда и повторяешь сейчас.

Да. Несправедливо. Ни капли.

========== Глава 14: О славном ==========

- С меня билеты, - говорит она.

Очень мило с ее стороны, но я только что получил гонорар и настроен его тратить. Кроме того, пригласил ее на свидание я. Она знает меня всего ничего. Я просто случайный прохожий, просто помог ей поднять упавшую одежду, которую она забрала из химчистки. Попавшийся на пути добрый Самаритянин. Случайный знакомый, которому надо на что-то отвлечься, - вот кто я. Но она приняла приглашение. Если постараться, то я вполне могу быть обаятельным. Вполне.

Я не ходил на свидания уже целую вечность. Без преувеличений. Даже, когда ты был еще жив, все мои подружки не выдерживали этого соревнования: они - против жизни с тобой. Все кончалось одинаково: на меня вопили, а потом указывали на дверь. Так что я просто сдался. Жить с тобой, в любом случае, оказалось интереснее любых отношений. Теперь я понимаю, что это был первый звоночек. Я предпочел тебя, и это должно было меня насторожить.

- А ваш храпит? – ты этого не слышал, ты уже начал охоту за хаундом. Ты не храпишь, но я этого не озвучил. Сам факт того, что я об этом знаю, уже делает мне мало чести. Я слишком хорошо тебя изучил, уделяю тебе чересчур много времени, мы с тобой слишком сблизились. Настолько, что я, сам того не заметив, похоже, самую малость в тебя влюбился. Сам не понимаю, как это вышло. Я просто не позаботился о том, чтобы выстроить против этого защиту, и оно проникло в сердце.

Она ни разу не читала мой блог. Не открывала «Стрэнд». Ничего не слышала о тебе – новости и газеты ей неинтересны. Странное, должно быть, существование. И чем-то это меня привлекает. Никаких предубеждений, никаких щекотливых вопросов. Она не будет спрашивать, как я справляюсь, не упомянет о том, как пресса истрепала тему твоего самоубийства. У нее даже телевизора нет. Я сказал, что я писатель, ведь так и есть. Я больше не твой коллега, мертвецам они ни к чему. Как и друзья. Или кем мы там друг другу приходились. Я писатель, и это внушает ей уважение. Книги она читает и любит.

- В следующий раз - твоя очередь, - говорю я и улыбаюсь. – Я пригласил, с меня и билеты. Пожалуйста.

Я могу быть обаятельным. Со мной приятно провести время. И я могу быть тебе хорошим парнем, вот увидишь. Это то, что я есть, то, к чему я привык. Это нормально. Сегодня ночью я вполне могу оказаться с ней в постели, а утром приготовить завтрак. Мы можем прожить бок о бок до конца жизни. Это поможет мне помнить о том, что такое “нормально”. Было бы славно.

Она улыбается и на секунду опускает взгляд, смотрит на мои ступни. Застенчивость, наверное. Она слегка смущается, и я нахожу это милым. Ты бы так себя не вел. Смутить тебя вообще ничем невозможно.

Ее зовут Эмбер. Ты бы забыл это тут же. Понятия не имею, почему ты спокойно помнишь все мудреные различия между типами сигаретного пепла, помнишь, что может означать конкретная марка нижнего белья, - и при этом совершенно не способен запомнить имя моей очередной девушки. Хотя, если начистоту, то она пока еще не моя девушка. Это всего лишь одно свидание. Первое свидание. Немного трудновато, но я должен сделать этот шаг. Ты так не думаешь? Это то, что я обычно и делаю. Встречаюсь с хорошенькими женщинами. Сплю с ними. Пишу для них дурные стишки. Смешу их. Мне это хорошо удается. Это – прогресс. Элла так бы и записала: «Сходил на свидание. Прогресс. Справляется». Да. Вот именно этим я и занят.

Я мужчина нормальной ориентации. Я встречаюсь с женщинами, я люблю женщин. Мне нравится к ним прикасаться, нравится их аромат. Я люблю целовать их, быть в них, прижиматься лицом к их груди, скользить губами по их горячей коже, чувствовать, как в мою спину впиваются их пальцы. Женщины превосходны. Но все, о чем я способен думать, – ты.

Что бы ты сказал, попробуй я поцеловать тебя? Я могу думать только о том, каково было бы прикоснуться к тебе. К крепким мышцами груди, узким бедрам и острым коленкам, к длинным кистям рук. В тебе бы не было и намека на нежность, никакой терпимости - только резкость. Все равно, что оказаться в постели с подъемным краном, с чем-то, с чем приходится считаться и действовать прямо, без колебаний. Готов поспорить, ты бы точно попробовал кусаться. Я бы на это рассмеялся, ты бы рассмеялся в ответ. Ты бы действовал все с той же настойчивой целеустремленностью, любопытством и той присущей тебе неловкостью, которой ты позволяешь проявиться только тогда, когда считаешь, что я этого не вижу. Может, ты бы снял защиту, расслабился, а может, я ошибаюсь. В тебе есть и мягкость тоже. Она есть в тебе, я видел. Не знаю, как бы все было.