Страница 2 из 8
Неужели можно даже привыкнуть к мысли, что я больше никогда, НИКОГДА не увижу своих родных и близких?
Помню ли я их лица, и достаточно ли двух лет, чтобы полностью обнулить свою жизнь?
Я больше не знаю, кто я. Лейла. Такое имя дал мне мой хозяин – Алмас Ясин.
— Лейла, поменяй мои ароматические свечи, пожалуйста. Я хочу что-нибудь фруктовое или цветочное, — я подняла глаза на женщину, стоящую у зеркала. Она крутилась перед ним, радуясь новому дорогому подарку от своего мужа — роскошный халат в восточном стиле, украшенный сверкающими камнями. Уверена, что драгоценными. Прикидываю, что стоимость халата составляет годовой бюджет какой-нибудь небольшой страны в Африке.
В этом доме все сверкало и блестело, как и в том доме на Ближнем Востоке, который мы недавно покинули. Мы вернулись в Америку на время — Алмас часто приезжал сюда и порой не хотел расставаться со своими женами, наложницами, служанками и рабынями. Он любил женщин. Любил их нежной, светлой, но собственнической и где-то жесткой любовью. И мне повезло, что в его характере было любить ВСЕХ женщин, иначе бы он не был бы так терпелив к моему телу.
Я не могла поверить в то, что нахожусь дома. Когда я говорю «дом», я имею в виду Штаты. Не на Ближнем Востоке. Не в этой удушающей жаре, стоявшей там круглый год.
То, что раньше когда-то было моим домом, моей жизнью…
Возможно, всего в нескольких десятках километров от нашего особняка находится моя редакция. Мой кабинет, в котором я любила засиживаться допоздна. За моим столом сидит уже другая девушка и она пишет моей ручкой, а перед ее глазами стоит фотография ее мужа в рамочке.
Так я себе это представляла.
Мое сердце заполнила такая тоска, что я почти физически ощутила болезненную ломоту в грудной клетке.
Спустя два года я уже почти не плакала.
Надеюсь, моя преемница не будет совершать моих ошибок и никогда не окажется в ситуации, в которой оказалась я.
— Да, Госпожа, — я ответила тихо и смиренно, почти не покривив душой. Ко всему можно привыкнуть.
Николь была одной из семи жен Алмаса, и у нас с ней были теплые, почти дружеские отношения. Не считая того, что я все равно была обязана прислуживать ей и выполнять указания Николь. Обычно это были всякие глупости — поменять ароматические свечи, приготовить ванну, перебрать ее золотые украшения и красиво разложить по многочисленным шкатулкам.
Женам Алмаса самим приелась их «золотая клетка», они не вели особо активную жизнь, и поэтому круг их поручений был довольно узким. Может, поэтому я привыкла ко всему, что происходит здесь со мной. Именно потому что не происходит ровным счетом ничего.
Я изолирована от общества. И заслуженно.
Хочу ли я вернуться на свободу? Я не уверена. По крайней мере не ценой свободы близкого мне человека, ради которого я здесь.
Я поменяла для Николь свечи, изредка поглядывая на то, как женщина часами может любоваться своим отражением и дотрагиваться до многочисленных золотых браслетов, украшающих ее запястья и предплечья. Алмас был очень щедрым человеком и запредельно богатым. Он содержал семь своих жен, хотя иногда мне казалось, что он всех их ненавидел. Жены хотели от него одного — золота и побольше, наложницы же — готовы были платить ему лаской, теплом и телом, чтобы получить взамен ЕГО любовь.
Кем была я в этом гареме? Не знаю. Алмас говорил, что я была его вдохновением. Его музой. Его любовью.
Его невинным цветком, который он будет беречь до последнего. Для себя.
Он знал, что несмотря на свой возраст — двадцать пять лет, я была невинна. Физически невинна.
Но только Дьявол видит то, что я вижу в своих мыслях, когда закрываю глаза. И даже он — в ужасе.
— Красота моя, Лейла, — часто говорил он, нежно зацеловывая мои руки. По большой части я ничего не отвечала. Я молчала почти все время. Ушла в себя, создала храм собственной души внутри тела, где я могла делать, что угодно. С виду же я выглядела, как примерная рабыня, служанка, наложница…не знаю, как это называлось. Я видела, что случалось с девушками, которые пытались сбежать, сопротивлялись, они сходили с ума…хотя Алмас никогда не мучал их.
Может, я чего-то не знала, но он не был психом или извращенцем. Все, что он хотел — это окружить себя самыми красивыми женщинами, самым ярким золотом и брильянтами. Он говорил, что хочет чувствовать полное изобилие в своей жизни. И нет способа лучше, чтобы почувствовать это, чем оградить себя красавицами.
«Но ты, моя дорогая Лейла — краше всех.
Красивее любого бриллианта, который я когда-либо видел.»
Красота…она временна. Да, я не считала себя НАСТОЛЬКО красивой, как многие твердили мне. Мой образ — лишь сочетание правильных черт лица и хорошей фигуры, но мужчины рядом со мной…менялись. И я всегда это чувствовала, с самого детства. Я и сама не знала, в чем мой секрет. Наверное, в хитрости.
Кристиан как-то сказал мне. «У тебя есть особый дар. О котором ты, наверное, даже не догадываешься. Ты умеешь обволакивать мужчину…» —Кристиан тогда хотел сказать что-то еще, и я видела это по его лицу и дрожащим губам. Но он не смог. Очень трудно говорить такие слова той девушке, которая только что тебя отвергла и пятнадцать минут рассказывала тебе о том, какой ты замечательный, потрясающий, ЛУЧШИЙ друг. С Кристианом я дружила с детства — когда он стал взрослым, я этого даже не заметила. Даже когда Крис стал носить дорогие рубашки и купил свой первый более-менее приличный автомобиль, я видела в нем мальчишку, который бегает по школе и поправляет свою челку и непослушные волосы. Улыбчивый, душевный, простой. Лучший друг, на которого я могла положиться, человек которому я бы могла доверить все и даже собственную жизнь. Но моя жизнь – в прошлом.
Я не испытывала сильных чувств к кому-либо. И никто и никогда не зажигал внутри меня тот загадочный огонь, о котором подруги могли говорить часами. Они с восторгом описывали их парней, в которых они влюблены по уши, а я…только пожимала плечами, когда знакомилась с ними. Парни, как парни.
Смотрела на них и чувствовала удушающую пустоту. В душе — ни огонька, ни вспышки света. Ни-че-го. Сердце мое почти всегда стучало ровно и размеренно. Я умела быть спокойной. Так было легче держать на привязи дьяволицу внутри себя. Я думала ее не существует, но как оказалась — она просто спала. Ждала наивысшего демона.
Просыпалась она только тогда, когда я полностью отдавалась любимому делу. В прессе меня прозвали «Королевой интриг», и это мне только льстило. Для начинающего журналиста нет более достойного прозвища, а черный пиар был моим главным коньком.
Не помню тот день, когда ко мне пришло осознание простого факта: если я хочу, чтобы обо мне заговорили, нужно быть хитрой, проницательной и доставать всю грязь на поверхность. Где-то даже привирать, обернуть в «красивый фантик». Этим я и занималась — все началось с того, что я была редактором школьной газеты. Конечно, я писала правду, но чтобы подогревать интерес школьников к газете, приходилось в красках описывать подробности драк на поле после матчей и высказывать свои предположения о причинах этой бойни. Я никогда не была конфликтным человеком, мне просто нравилось писать. Но люди куда с большой охотой читали о драках, нежели о новом открывшемся в школе кружке по прикладному искусству.
В колледже мне предложили стажировку в одной скандальной желтой газетенке — иначе ее не назовешь, но я согласилась, так как мне нужен был опыт. Я знала, что путь к звездам лежит через тернии, и он не всегда усыпан зефиром, а на пути к цели мне попадутся совсем не пони.
В конце концов, в своих статьях я всегда писала правду. О звездах, политиках, спортсменах. Из любого развода знаменитой личности я раздувала настоящую сенсацию, а пьяная драка скандального конгрессмена принесла мне грязную славу и хорошие деньги. А мне нужны были деньги…также, как и известность. У меня должно было быть имя. Я была единственным человеком в семье, который еще мог вырваться из той дыры, в которой утопала наша семья…