Страница 23 из 66
исправлении. Пока что, я бы сказала, твой успех говорит сам за себя.
− Спасибо, но…
− Кроме того, раз ты можешь заметить в работах Эвермора то, чего не видишь в
своих, значит, Марлоу был совершенно прав. Вы с графом в силах помочь друг
другу.
− Его лицо, − выпалила Дейзи.
− Чье? – ничего не понимая, моргнула Люси. – Марлоу?
Дейзи покачала головой.
− Нет, Эвермора. Уходя с рукописью, я обернулась и увидела его лицо. В
выражении его была такая усталость и тоска. Словно… − Она умолкла, силясь
подобрать слова. – Словно его покидала любимая.
− Крайне причудливое описание. Возможно, тебе показалось. У тебя, знаешь ли,
яркое воображение.
− Нет, − покачав головой, возразила Дейзи. – Мне не показалось. Не думаю, что
он еще когда-нибудь напишет книгу.
− Если даже так, то это его выбор, дорогая.
− А что, если я отчасти в этом виновата? Когда я раскритиковала пьесу, то не
думала, что его сколько-нибудь заденет мое мнение, но теперь, оглядываясь
назад, я понимаю, как он страдал. Я больно ранила его и ругаю себя за
бесцеремонность. Испытав на себе критику, теперь я знаю, как она горька. Если
я вернусь и выскажу, что думаю обо всех недочетах рукописи, что тогда
станется с ним? Мне не хочется обидеть его снова.
− Значит, предпочитаешь отдать Марлоу рукопись как есть, забрать гонорар и
отправиться своей дорогой?
Все в Дейзи взбунтовалось против такого хода вещей. И все же, вспоминая муку
на лице графа, она боялась сделать еще хуже.
− Не знаю, что делать, − прошептала Дейзи. – Просто не знаю. А если я снова
ошибаюсь?
− Дейзи Меррик, я не верю своим ушам. – Люси соскользнула с кресла и
опустилась на ковер подле нее. – Мы обе знаем, что в вещах, подобных театру,
живописи и литературе, не существует понятий «правильное» и
«неправильное». Есть только мнения, с которыми можно соглашаться либо нет.
Марлоу верит, что Себастьян Грант вновь захочет писать, но для этого ему
нужна помощь. И нанял тебя, чтобы эту самую помощь оказать.
− Будь ты на моем месте, как бы поступила?
На мгновение Люси задумалась, затем произнесла:
− Никак. Я бы без зазрения совести махнула рукой на Себастьяна Гранта,
вернула Марлоу рукопись и с радостью забрала бы гонорар. Но ты не я, Дейзи.
Ты ненавидишь ставить на людях крест и никогда не простишь себе, если даже
не попытаешься ему помочь.
− Эвермор не хочет моей помощи. Он велел мне убираться с глаз долой и
никогда не возвращаться.
Протянув руку, Люси убрала со лба Дейзи выбившийся локон.
− А разве не так говорят люди, когда больше всего нуждаются в помощи?
− Пас, – объявил Себастьян, оценивая выпавшие карты, пока оставшиеся игроки
боролись за взятку, правда едва ли он слышал голоса трех своих партнеров по
висту. Мысли его занимал иной голос, тот, что эхом раздавался в голове на
протяжении уже трех дней.
Что вы собираетесь теперь делать?
Черт бы побрал эту женщину. Ее слова преследовали его с того момента, как он
передал ей рукопись. Мысленно он все еще глядел в ее хмурое и печальное
лицо. Она выполнила задание и заработала пять тысяч фунтов. О чем ей было
грустить?
− Себастьян?
Звук собственного имени вывел его из забытья.
− М-м?
Его партнер, барон Уэстон, озадаченно хмурился, взирая на него через стол:
− Твоя заявка, старина?
− Прошу прощения. – Он взглянул на карты, что мало ему помогло, ибо он
весьма смутно представлял, как только что проходили торги. – Тройка бубен.
Возможно, смена обстановки пойдет ему на пользу. В конце концов, ничего
более его здесь не держало. Он вновь подумал об Африке, но с неохотой
вынужден был оставить эту мысль. Будь даже у него деньги, путешествие не
было тем, к чему он стремился. Он хотел… Боже помоги ему, он даже не знал,
чего ему теперь хочется.
Уэстон только что заявил… пики, решил Себастьян и заставил себя
сосредоточиться. В висте им с партнером не было равных, и если они выиграют
роббер, заработают примерно сотню фунтов. Вновь изучив свои карты, он
решил, что вполне может поддержать пики.
− Семерка пик.
Стоило произнести эти слова, как он понял, что совершил ошибку. Партнер
слева, лорд Фолкнер, перебил его двойкой, и Уэстон тяжело вздохнул. Десять
минут спустя Фолкнер с партнером выиграли партию и роббер, вынудив
Себастьяна прибавить еще двести фунтов к его и без того непомерным долгам.
− Пики? – проворчал Уэстон, когда они стояли снаружи, поджидая экипаж
Себастьяна.
− Почему пики? О чем ты только думал?
− Я думал, ты заявил пики.
− Не представляю, как тебе в голову могла прийти подобная мысль, потому что
я объявил пятерку бубен. Подыгрывал тебе. Живя за границей, ты окончательно
разучился играть в вист. – Уэстон с подозрением на него взглянул. – Ты в
порядке?
− Разумеется, − без заминки солгал Себастьян. – Я сегодня немного рассеян, и
всего то.
Возникла пауза, которую нарушил Уэстон:
− Я слышал о твоей пьесе. Черная полоса, дружище.
− Это не имеет значения. – Себастьян ощутил всепоглощающую потребность
улизнуть. Повернув голову, он всмотрелся вглубь улицы, но экипажа нигде не
было видно. – Оправлюсь я, пожалуй, домой.
− Домой? Я думал, мы поедем на званый ужин к Левертону.
Он и об этом умудрился забыть. Что с ним творится? Себастьян потер лоб.
− Я, наверное, не пойду к Левертону, Уэс, если ты не возражаешь. – И, сочиняя
на ходу, добавил: − У меня адски разболелась голова. Мой экипаж в твоем
распоряжении до конца вечера.
Что вы собираетесь теперь делать?
Возможно, вопрос мисс Меррик тревожил его потому, что прежде ему на него
отвечать не приходилось. Всю жизнь он жил лишь одним стремлением, был
одержим лишь одной страстью. Он был писателем. И никогда не представлял,
что может заниматься чем-то иным. Даже титул и поместье были менее важны,
к огромному разочарованию отца. Только литература имела значение. Теперь
же, наконец признав, что с писательством покончено, он чувствовал себя
неприкаянным, словно обломок плавника.
Он хотел… Себастьян вновь попытался ухватиться за какую-нибудь новую
цель. Черт возьми, чего же он хотел?
Умиротворения. Слово пришло на ум столь внезапно, что он так и застыл на
тротуаре. Он хотел довольствоваться всем. И понятия не имел, как этого
достичь, ибо такого не случалось ни разу за все его тридцать семь лет.
Себастьян зашагал дальше, свернул на Саут-Одли-стрит и поднялся по
ступенькам к парадной двери своего дома. Вошел внутрь, уронил ключ на
столик у двери и, зажав шляпу под мышкой, стащил перчатки, попутно отметив,
что вечернюю почту уже принесли.
В коридор вышел Уилтон, и Себастьян, передав тому шляпу с перчатками,
принялся за письма. Поднимаясь по лестнице, он успел перебрать их и, войдя в
кабинет, первым делом отправил счета в мусорную корзину. Какой смысл
хранить их, если платить все равно нечем. Письмо от надоедливой двоюродной
кузины Шарлотты последовало за счетами, остался только ежеквартальный
отчет от управляющего и письмо от тетушки Матильды.
Себастьян с улыбкой отложил конверт от тети и первым делом вскрыл отчет
мистера Каммингса. Управляющий сообщал, что поместью удалось – правда, с
трудом – окупить свои расходы с марта по июнь, хотя наследственные
пошлины, наложенные в связи с кончиной прежнего графа, случившейся
полтора года назад, до сих пор не оплачены. Богатые американские арендаторы,
снимавшие Эвермор, съехали, решив, что Дартмут никак не отвечает их вкусам,
и перебрались в Торки, служивший летом модным центром английской