Страница 242 из 272
— Я даже расстроена, — изобразив печаль на лице, ответила Алекс. — Значит, пыток в отмщение не будет?
— А оно тебе надо? — абсолютно серьёзно, даже с неодобрением спросил командир, — хочешь морально приблизиться к Мёрфи?
— Да нет, — пожала плечами Алекс, — это ведь хлопотно, сначала выдергивать тридцать два зуба плоскогубцами, потом горло резать. Кровищи-то будет, что не отмыться. Можно, конечно, повесить его на дыбу, чтобы долго мучился, но ведь это надо время, чтобы выждать.
Командир смотрел на Алекс крайне неободрительно:
— Может, хватит строить из себя безжалостного душегуба? Я ведь помню, как ты отказалась от бомб.
Сбросив с лица хитрую маску, она расслабилась:
— Ладно, ты меня раскусил. Я просто играю, — уже серьёзным тоном ответила она. — Расстрелять, так расстрелять. Жаль, конечно, что Мёрфи умрёт слишком быстро. Но ведь после этого он не сможет больше убивать, а это важней.
Перед акцией она только и сказала своему напарнику:
— Эта мразь и его банда убили двадцать католиков, — проверив барабан пистолета, Алекс добавила. — У меня шесть патронов, тогда с тебя четырнадцать выстрелов.
— Идёт, — охотно согласился Шон.
Они сидели в чёрном фургоне, припаркованном на улочке возле дома подружки Мёрфи. Когда он шёл по тротуару, как и говорилось в досье-расписании «за выпивкой», Алекс и Шон синхронно вышли из авто и открыли огонь по цели, а после того как Мёрфи упал замертво, быстро сели обратно и скрылись. Через несколько дней ВИРА заявила о своей причастности к убийству «мясника Шанкилла» Ленни Мёрфи.
Писали, что на его похоронах собрался весь свет лоялистов Белфаста. Трижды над его гробом раздавался залп орудий, а на могильной плите начертали «Здесь лежит солдат». А мамаша Мёрфи всё причитала, какие изверги убийцы его драгоценного сынка, ведь он в своей жизни и мухи не обидел.
А пока Алекс с Шоном вели незримую охоту на Ленни Мёрфи в Белфасте, в Арме полиция Ольстера начала дикую охоту на бойцов ВИРА. Во время облав полицейские задерживали республиканцев возле оружейных складов и тут же их разоружали — но таковы правила игры, и с ними не поспоришь. Спорить хотелось с другим. После задержания, разоруженных, а значит и не представляющих угрозу республиканцев, полиция просто расстреливала — на месте без всякого следствия и суда. Официальное объяснение — задержанные пытались оказать сопротивление, по факту — полиции просто хотелось пострелять в католиков. Не стало мясника Ленни Мёрфи, ему на смену пришли полицейские-киллеры.
За пять недель были убиты шесть католиков-парамилитаристов, и никаких служебных расследований о превышении полицейскими их полномочий так и не последовало.
Не то, чтобы раньше в ВИРА не знали, насколько жестокой и изуверской может быть ольстерская полиция. Все прекрасно помнили, как в самом начале конфликта они избивали дубинками демонстрантов, как потом врывались в квартиры людей и забивали некоторых насмерть, и как сейчас вместе с британскими солдатами отстреливают детей в парках пластиковыми пулями наповал. Но убийство на месте после задержания… Это уже было слишком. Если полиция хотела бы бороться с республиканцами, достаточно после задержания бойца отвести его в управление и сдать в тюрьму. Но нет, полиции этого было мало, им хотелось крови. И ВИРА ответила любезностью на любезность.
Полгода в составе мобильной ячейки Алекс только и занималась тем, что выслеживала полицейских, как на службе, так и после неё, а потом поджидала намеченную жертву в безлюдном месте и стреляла. На войне как на войне: либо полиция перебьёт ВИРА, либо наоборот.
Слишком остро в воздухе чувствовалась злоба и агрессия, какой не было в католических кварталах даже после Кровавого Воскресенья. Если тогда командование и рядовые бойцы ВИРА довольствовались разрушениями инфраструктуры, то теперь они всё больше жаждали крови и убийств по принципу «око за око». Людей чрезмерно озлобило нескончаемое противостояние, которому не было видно конца.
Но Алекс хотела остаться верной старым идеалам, что привил ей командир Туми. Верхом мастерства для неё стал подрыв полицейского участка в западном Белфасте в излюбленной ею диверсионной манере — без жертв, но с ущербом на миллионы фунтов стерлингов. Горда Алекс была и тем, что взрывчатку для подрыва, не залезая и в без того худую кассу ВИРА, она приобретала на свои деньги, что в предыдущие годы на пару с Родериком смогла заработать на политических провокациях.
А потом к ней пожаловал новый куратор от РУМО и приказал сворачиваться.
— Управление отзывает вас из Ольстера, — сообщил Алекс бесцветный и безэмоциональный субъект средних лет, назвавшийся Домиником. — В ближайшие дни вам рекомендовано покинуть пределы Великобритании, а лучше и Европы.
Алекс выслушала его внимательно, не перебивая, а под конец только спросила:
— А с чего это вдруг?
— Ронни очень дружен с Мэгги, — туманно объяснил он, — и поэтому в управлении приняли решение не омрачать их союз дорогостоящими выходками.
Алекс только усмехнулась этому намеку на сотрудничество Рейгана и Тэтчер:
— А если бы я не подорвала полицейский участок, а продолжила и дальше отстреливать полицейских, вы бы ко мне не приехали, чтобы пожурить? Ронни и Мэгги бы устроило такое положение вещей, когда отстреливают каких-то мелких людишек, но не покушаются на дорогостоящую инфраструктуру? То есть пока я не заставляю власти лишний раз лезть в казну, я их устраиваю?
— Вы очень верно подметили суть проблемы, — монотонно отчеканил Доминик.
— Да? А Мэгги Тэтчер случайно не кажется, что три миллиона безработных по всей Британии, куда большая проблема, чем взорванный участок в провинциальном городе? Она что, в прошлом году не прокалькулировала, во сколько военному бюджету обошлось отхапать у Аргентины Мальвинские острова?
— Победоносная война для самого непопулярного премьер-министра, — с жиденькой улыбкой развёл руками Доминик.
— Да чёрта с два она победоносная. Мэгги бы ещё объявила войну пигмеям в Габоне. Отобрала кучку островов у придурковатой диктатуры, а дифирамбов столько, будто она возродила Британскую Империю в былом величии и отвоевала Индию, не меньше.
— Это сила пропаганды. Она вселяет в людей гордость и заставляет забыть о насущных проблемах. Вы же, фрау Гольдхаген, их только создаете.
Алекс ужасно не понравилось это официозное обращение к ней по фамилии.
— Ты не понял, Доминик, — не сводя с него глаз, произнесла она, — я никуда не уйду, пока Ольстер не воссоединится с республикой. Я стольких товарищей похоронила за эту мечту, что не имею права от неё отказываться.
— Прискорбно это слышать, — и без тени всякой скорби проговорил он. — Вы, фрау Гольдхаген, слишком заигрались в ольстерского партизана. Ирландская мечта совсем не ваша. Вот если бы вы мечтали об объединении двух Германий…
— Да мне плевать на них, что на Западную, что на Восточную, — отрезала Алекс. — Я, как и мой прадед, сторонник независимой Баварии. А там, почему-то сейчас стоят натовские войска. Может, у Ронни Рейгана спросить, какого чёрта они там делают и против какой такой «империи зла» направлены?
Взгляд Доминика был более чем неодобрительным:
— Я знаком с такими умонастроениями. Я понимаю, что за пятнадцать лет службы вы слишком правдоподобно вжились в роль. Но срок вашей службы подошёл к концу, и вам пора возвращаться в реальный мир.
— Какой? Там, где натовские ракеты стоят чуть ли не в каждой европейской стране? А ты знаешь, Доминик, мне будет не очень-то комфортно жить в такой Европе, ведь случись что, одолеет Ронни старческий маразм или ещё что похуже, он нажмёт красную кнопку, и Советы ответят в первую очередь не ему, а тем странам, откуда улетят ракеты.
— Только не вздумайте устраивать теракты на объектах НАТО, — серьёзно заявил Доминик.
— Кстати, отличная идея, — озорно улыбнулась Алекс, — с моим-то уровнем подготовки почти плевое дело, спасибо РУМО за бесплатное обучение.
— Не вздумайте, — ещё раз повторил он. — Во Франции один ваш коллега тоже забылся и переступил грань между оплаченным террором и личными интересами, и сейчас взрывает всё что ни попадя и обещает продолжать это до тех пор, пока из тюрьмы не выпустят его жену.