Страница 23 из 30
И она опять плакала, и пика пронзала гладкие брюшки подушек, и пух летал по всей комнате и опускался на покрывала, ковры, пуфики, скамеечки и принцессу. Потом принцесса отбросила пику и принялась ползать на четвереньках по ковру толстому, пушистому, мягкому. Она ревела, и шмыгала носом, и собирала пух в аккуратную кучку.
Мои подушечки, шептала она сквозь синие слезы. Мои маленькие, славные, миленькие подушечки... Как же я теперь без них буду... Что же я такого наделала... Что же я за дура такая ужасная... Мои маленькие, славные, миленькие подушечки...
Вот в таком отчаянии дядюшка застал принцессу. Она сидела посередине опочивальни, вся в слезах и мокрых пушинках. Погубленные подушечки находились в аккуратной кучке слева, а тщательно (по возможности) собранный пух справа. Принцесса, всхлипывая, шмыгая носом, утирая глаза, запихивала пух обратно. Страшная пика была прислонена в углу к стенке.
Дядюшка оглядел разорение, подошел к несчастной племяннице, опустился на корточки.
Давай я тебе помогу, моя девочка.
Он стал помогать принцессе засовывать пух в подушечки. Она окончательно разревелась и уткнулась в дядюшкино плечо.
Дядюшка, застонала она в плечо. Я тебя очень, очень, очень люблю! Прикажи им, пусть починят мои подушечки! Зачем я их порезала пикой! Мои маленькие, славные, миленькие подушечки... Дядюшка, ты им прикажи...
Прикажу, дядюшка прижал принцессу к себе и погладил по распущенным волосам. Сейчас прикажу, и нам принесут двадцать новых подушечек. И они будут даже лучше тех, которые ты порезала...
Да, дядюшка, да... Я плохая, я вздорная девочка... Пускай меня отправят на плаху, дядюшка.
Ты меня так напугала, маленькая! У тебя до сих пор так болит голова?
Нет, дядюшка, принцесса утерла кулачком глаза и вздохнула. Голова почти не болит. Просто гудит, и в ушах звенит, и трещит, но уже не болит, почти. Я бы даже позавтракала. Да, я бы даже позавтракала, и пусть мне принесут чашку вкусного шоколада. И полбулочки. Нет, даже целую булочку.
Это мы сейчас устроим. Но почему тогда ты так плачешь? Почему ты порезала все подушечки? Они же были твои любимые! Ты спала на них с такого вот возраста!
Дядюшка приподнял ладонь над полом.
Не говори мне, дядюшка, не говори! Я знаю. Но он не пришел, и мы теперь не пойдем смотреть на Луну.
И когда он собирался прийти? спросил дядюшка озадаченно.
Он сказал ближе к вечеру...
Вот как... Но до вечера еще есть какое-то время, девочка. Он еще может прийти, и он наверняка придет. Если, конечно, ты не обещала отправить его на плаху.
Я обещала, дядюшка, обещала, принцесса горько вздохнула. Но только если он не придет... А если придет зачем...
Вот как. А скажи, моя славная, он это кто?
Откуда я знаю, пробурчала девочка, дернув плечом. Да и какая разница!
Ты даже не знаешь имени?
Не знаю!
Это нехорошо, моя маленькая. Если бы мы знали имя, я бы его нашел и привел.
Нет, пусть сам приходит, раз обещал! Все, дядюшка, отпусти меня, отпусти... Пусть принесут подушечки и пусть унесут эту мерзкую пику. Пусть ее вообще выкинут! Или ее тоже нельзя выкидывать? Почему ничего нельзя выкидывать? Накидали всякого хлама, валяется не продохнуть.
Уже иду, дядюшка осторожно отнял от себя принцессу и встал. Но ты пока умывайся, одевайся и завтракай, потому что вчера мы...
Я никуда не пойду! сказала вдруг девочка так твердо и четко, что дядюшка вздрогнул.
Она подняла голову и пронзила его синим взглядом. Долго смотрела, с растрепанными волосами на заплаканных щечках, потом шмыгнула носом, провела ладонями по глазам, встала, добрела до кровати и улеглась, уткнувшись лицом в скомканное покрывало.
Буду лежать пока не умру. Или пока он не придет. И прикажи, наконец, этих дурацких послов отправить на плаху, всех. И скажи, что никаких приемов больше не будет.
Дядюшка молча вышел из опочивальни.
Весь этот тяжелый, дурацкий, томительный день принцесса не выходила из опочивальни. Она лежала в кровати, не отнимая лица от подушки, молчала, вздыхала, иногда тихо плакала. День шел, а он так и не появлялся; уже перевалило за полдень, а он так и не приходил. Принцессу звали завтракать, обедать, ужинать, но каждый раз она отвечала, что ей ничего не надо, пусть только всех отправят на плаху, а ее оставят, наконец, в покое.
Пришел вечер холодный, ветреный, неспокойный. Принцесса, завернувшись в одеяло, перебралась к окну и смотрела в ненастное небо.
Ну и пусть, шептала она, прижимаясь ноющим лбом к стеклу. Пусть, пусть, пусть. Пусть не видно Луну. Он все равно не пришел. Я скажу дядюшке, и он прикажет его разыскать. А потом я отправлю его на плаху. Просто ужасно как! Я злая, свирепая, страшная, кровавая, жестокая, мрачная, беспощадная, бесчеловечная... Пусть знает, как меня мучить.
И она шмыгала носом, и плакала, и слезы текли по щекам.
Потом побродила по комнате, не замечая слуг, пришедших гасить огни. Потом переоделась в любимую ночную рубашку блестящую, тонкую, мягкую, с синими дракончиками по подолу. Потом улеглась на новые подушечки, обняла их, заплакала снова.
Потом долго лежала, не закрывая глаз. Потом в каминной часы на полке пробили десять. Потом пол-одиннадцатого. Потом полдвенадцатого, и пора было умирать.
Тар-Агне вздыхала, ворочалась, шмыгала носом, терла глаза, трогала шишку, которая заживала на лбу. И наконец стала проваливаться засыпать.
Тут вдруг произошло очень странное.
В отдушине, в стене под потолком, что-то заворошилось. Узорная крышка отдушины отвалилась и мягко упала на толстый ковер. Образовалось отверстие, из которого выпало не очень большое, серое, непонятное и ужасно пыльное. Оно шмякнулось вслед за крышкой и стало чихать!
Принцесса взвизгнула, вспрыгнула на кровати, сгребла одеяло и спряталась за него. Серое, пыльное и чихающее стало разворачиваться. Наконец оно развернулось. Посреди опочивальни возник мальчик, и за спиной его была лютня.
Ты пришел! закричала принцесса шепотом. Ты пришел, ты пришел, ты пришел!
Ну да, мы ведь договорились?
Я тебя дожидалась с утра! А ты все не приходил!
Но я же сказал, что приду вечером.
Ну и что! А вдруг?
Хм... Я пришел бы раньше, но пришлось пробираться в обход. У тебя тут везде такие свирепые стражники. Всех грозятся отправить на плаху.
Конечно! радостно воскликнула Тар-Агне, спрыгнула с кровати и подбежала к мальчику. А как тебя зовут?
Меня называют Ведд-музыкант. Ты зови меня просто Ведде.
Отлично! А меня как зовут, ты знаешь?
Я буду звать тебя Агне.
Отлично! Но, Ведде, как мы пойдем смотреть на Луну? Ты видел, какие тучи? Противные тучи съели Луну, как же нам быть?
Там, куда мы пойдем, сказал Ведде, Луну видно всегда. Не переживай.
Он оглядел принцессу Тар-Агне стояла рядом, в ночной рубашке, с сияющими в полумраке глазами.
Там сыро и холодно, Агне. У тебя есть теплая куртка?
А как мы пойдем? Мы что, полезем туда? девочка указала на дыру отдушины.
Да. Одевайся.
Тар-Агне сбегала в гардеробную и принесла свою любимую меховую накидку длинную, мягкую, сверкающую.
Нет, Ведде оглядел и ощупал накидку. Она там испачкается и порвется. Нужна какая-нибудь старая и, по возможности, грязная тряпка.
А Луна?! Смотреть на Луну в грязной тряпке?!
Луна не обидится. Она понимает.
Но у меня нет грязной тряпки... Тар-Агне собралась снова расстроиться, но Ведде положил руку ей на плечо.
Я так и думал. И взял с собой это.
Он вытащил из-за пазухи мятый мешок. В мешке оказалась куртка старая, затертая, штопанная, но все еще крепкая и вполне теплая, чтобы согреть маленькую принцессу в промозглую ночь.
Конечно, хныкнула девочка, разглядывая замечательную одежду. У меня нет такой ловкой куртки! И такого мешка у меня нет еще больше. А если заведутся, то дядюшка заставит их выкинуть, точно. Нет чтобы повыкидывать весь этот хлам! Пику нельзя выкидывать, эту дурацкую вазу в углу тоже нельзя... Знаешь, как она меня бесит! Найти бы того, кто ее сделал, и отправить на плаху. Или хотя бы того, кто ее сюда запихал. А лучше обоих.