Страница 11 из 30
Девочка какое-то время молчала.
Скучать плохо, сказала она грустно. Я знаю. Я всю жизнь скучаю. Может, мы для них что-нибудь придумаем?
Я уже думал. Придумал им деревянного рыцаря. Чучело еще придумал, соломенное. Они сначала обрадовались, а потом еще больше разнылись. Голова им, видишь ли, деревянная не подходит.
А где я им возьму настоящую? Вокруг одни деревянные.
Ага! И все соломой набитые. Слушай, пусть они кого-нибудь у нас проткнут? А то все раздулись как жабы. Особенно главный смотритель, смотреть тошно. Важный, толстый пусть они его проткнут как раз! Пусть они будут счастливы! И ему полезно будет.
А где он сейчас?
Не знаю, огорчилась девочка. Наверно, тоже ушел. По военным делам.
Тогда не получится не успеем. Пока его найдешь... Да и зачем, теперь-то? Ведь я тебя украду, а его мы с собой не возьмем. Мы возьмем только нужные вещи. А он пусть смотрит.
Они спустились к площадке, прошли в коридор, миновали страшную дверь, на которой висело запретительное заклятье, и, наконец, снова оказались в комнатке с зеркалом, столом, кроватью и кучкой тюков под открытым окном.
Собирайся, поторопил Каборга. Сейчас я тебя буду красть.
Я быстро! девочка радостно завертелась по комнате. Книжки я еще не развязывала, стихи спрячу в сумку, еще пару тюков вон тот и вон тот и можно ехать!
Напиши записку и оставь на столе. А то твои начнут беспокоиться.
Не начнут, девочка хмыкнула. Они же готовятся завоевать мир. Не заметят, что меня нет.
Напиши. Взрослых нужно предупреждать, когда тебя крадут.
Девочка достала из тюка чистый листок и аккуратно вывела разбавленными чернилами несколько строк.
«Меня украли, прочитал Каборга. Не беспокойтесь. Там, куда меня украли, хорошо и не скучно. И меня будут расчесывать каждый вечер. И каждое утро. И дадут целую бутылку чернил. А вам все равно надо завоевывать мир. Если что пишите». Ну, сказал он с удовлетворением, это другое дело. Пошли!
Он положил на записку гребешок, оставил рядом свечу. Подошел к окну, вдохнул свежего воздуха.
Нужно пройти по карнизу там где-то моя веревка. Я спущусь с твоими вещами. Бери книги!
Он помог девочке перелезть через подоконник, и они осторожно пошли по карнизу, и весь залитый лунным сиянием мир был у их ног, и чистый ветер трепал одежду и волосы. Они добрались до крюка, Каборга потянул за веревку, вытянул вверх и обвязал девочку. Левой рукой она прижала к груди стопку книг, правой взялась за веревку, и Каборга стал бережно опускать девочку со стены. Наконец веревка ослабла. Каборга вытянул ее снова, отправил вслед нетяжелую связку тюков. Потом проворно спустился сам.
Домой! он подхватил тюки.
Они вышли ко рву. Лошадь Каборги бродила в стороне, пощипывая влажную ночную траву. Тукка и Тургубадук мирно спали на берегу, посеребренные полной луной.
Тукка! Тургубадук! окликнул негромко Каборга. Подъем!
А мы и не спим, хозяин, разлепил веки Тукка.
Мы сторожим, хозяин, встрепенулся Тургубадук.
Опять вы нас обманули, хозяин, заскулил Тукка. Здесь ведь нет никого!
Мы тут всё избродили, хозяин, заныл Тургубадук. Все обошли, но никого не нашли!
Они таращились на девочку со стопкой книг у груди. Она с любопытством смотрела на них, и глаза ее в лунном свете ярко сияли.
Вообще никого, как сами все передохли, хозяин, скулил Тукка, ковыряя алебардой землю. Опять я напрасно брал с собой алебарду? Она у меня уже испортилась, что ей никого не режут!
Это вы виноваты, хозяин, ныл Тургубадук, тыкая пикой палые листья. А теперь вы украли Волшебную силу, и война отменяется. Кого я буду колоть своей пикой? Она у меня уже заржавела, что ей никого не колют!
И так ни головы по-человечески отрубить, ни на куски порезать!
Кому теперь кишки выпускать?
Головорезы уставились на девочку и заканючили снова.
А кто это такая, хозяин? заскулил Тукка, указывая алебардой на девочку. Из башни, да?
Кто такая, хозяин? заныл Тургубадук, указывая на девочку пикой. А можно ее...
Нет, отрезал Каборга, помогая девочке взобраться в седло. Эту нельзя.
Ну хотя бы дубинкой огреть, хозяин, чуть не плакал Тукка. Ну хотя бы небольно... А то зачем я ее взял?
Они миновали поляну и пустились в обратный путь. Девочка, пристроившись за спиной у Каборги, оглядывала холмы, лес, зубья гор, отчеркнутые луной на горизонте, и прислушивалась к разговору.
Хозяин, вы нас не любите! пробормотал сонным голосом Тукка. Мы к вам!.. Мы для вас!.. А вы? Вытянули из теплого замка, на ночь глядя.
Хозяин, за что вы нас так? пробормотал, зевая, Тургубадук. Наобещали с три короба, а сами притащили какую-то вообще девчонку.
И даже дубинкой огреть нельзя, добавил Тукка убито.
Сами виноваты! огрызнулся Каборга. Кто гонялся за ежиком? Кто застрял в канаве на полчаса? Кого пришлось отмывать? Я предупреждал! Вы думали вас дожидаться будут? Подождем, дескать, полчасика, пока Тукка и Тургубадук не приедут, нас не порубят? Кишки не проткнут?
Но он был такой славный, пробасил Тукка. У него были такие ушки, и носик!
А еще у него были такие блестящие глазки, прохрипел Тургубадук. А как он пофыркивал!
У него были такие иголочки! басил Тукка. Внизу черненькие, а сверху все серебристые.
А коготочки! хрипел Тургубадук счастливо. Такие остренькие! Почти такие же острые, как моя пика.
Нет, как моя алебарда, возразил Тукка.
Ну уж нет, отрезал Тургубадук. Как моя пика! Сейчас как дам тебе в ухо!
А вот и дай! А я тебе в глаз!
А я тебе...
А я...
Девочка прыснула.
Ну их, отмахнулся Каборга. Нам еще два часа ехать.
ЧЕТЫРЕ БОЧКИ ЧИСТОГО ЗОЛОТА
Однажды зимним вечером в трактире на Побережье завязался разговор о Драконе и сокровищах, которые он охранял. Погода выдалась особенно неприветливая. За дверью бушевал ветер, волны пенились на берегу, мокрые тучи неслись над водой. Наступали холодные, хмурые сумерки; на улицу никто не совался, трактир почти пустовал.
Обычно, даже зимой, от шума здесь можно было оглохнуть. Огромный стол напротив огня облепляли завсегдатаи и проезжие те, кто жил в городе наверху, и те, кто причаливал к пристани под скалой, шлялся по кабакам, рассказывал небылицы, глушил грог, выбивал кому-нибудь глаз, в ответ терял зуб и продолжал путь по бурному зимнему морю.
На этот раз непривычную тишину нарушал только грохот ветра за дверью и единственный разговор. Сегодня здесь были: пара матросов с Южного берега (капитан пережидал шторм в замке, за бокалом крепкого с герцогом); пара матросов с Северной стороны (они опоздали на свой корабль и теперь слонялись повсюду, пытаясь наняться хоть куда-нибудь); старик, который проводил здесь каждый день независимо от погоды (и все же никто не знал, как его звать и где он живет); два мальчика.
В очаге трещал веселый огонь, под потолком уютно моргала лампа, из кухни вкусно пахло. Старикан допрашивал матросов-южан, отхлебывая грог из огромной кружки:
А капитан у вас кто? Соленая Крыса?
Ну да-а...
Знаю... А боцман? Лысая Борода?
Ну да-а...
Знаю... А идете, поди, на Острые скалы?
Ну да-а...
Знаю... И, понятно, через Мертвую зыбь?
Ну да. А как еще?
На прошлой неделе там опять затянуло корабль, старик покивал с некоторым удовлетворением. Зыбь вообще место опасное, а зимой подавно. Вот через Остров, небось, быстрее и спокойнее?
Спокойнее? Ты, старый, шутник, видно, тот еще, матрос-южанин хмыкнул и стукнул по столу кружкой. Быстрее-то оно быстрее, намного. Но спокойнее? Ха.
Матросы-южане и матросы-северяне переглянулись.
Что «ха»? старик оглядел всех по очереди. Дракона боитесь? Сынки! Нет там никакого Дракона.