Химерион

Я открыл глаза и увидел чистое небо, костер погас, остались лишь тлеющие угли ночи. Сон таял подобно утреннему туману, он превращался в капли росы, смахнешь и только воспоминание, что осядет влагой по земле и след его высохнет. Посмотрев в сторону леса, лениво потянулся, рассматривая тамошнюю растительность, густо покрывавшую вершину холма. Так бы и таращился на деревья, если б со спины не окликнули. - Эй, бродяга, поди, сюда - раздался властный голос. Обернувшись, я увидел двух всадников. - Сойдет? - спросил один у другого. - Где ж еще сыщем? - прозвучал ответ. Сняв шлемы, они спешились, я хранил молчание, рассматривая незнакомцев. - Ишь, как уставился, словно людей отродясь не видывал. - Может он и в самом деле диковатый? - спросил воин, державший коней. - Поди, струхнул маленько - подходя ближе, сказал бородатый здоровяк. - Как звать тебя человек прохожий? - бородач усмехнулся, но рука в стальной перчатке легла на рукоять меча. Он подошел ближе, и я оказался в тени этого человека-горы. - Говорить то будешь, или мне клещами тянуть из тебя слова? - Зовусь пилигримом, а иду своею дорогой к студеному морю северному. - Чего позабыл в землях наших? - спросил бородач. - Слышал про края здешние много интересного, вот решил сам посмотреть, тем более путь мой пролегает через эти земли. - С нами пойдешь пилигрим, поверь, так будет лучше - здоровяк подозвал своего товарища. - Тут вот какое дело. Едем мы с поручением особым, при нас состоит особа очень важная - он запнулся, глянул на меня, подбирая слово верное, подходящее. - Девицу молодую везем, царского роду. Вот и заскучала она в дороге, закапризничала, а мы то люди служивые, грубые, к ратному делу привычные. Развлечь ее надобно - он сругнулся. - Сам понимаешь, потешного в нас мало, а ты истории какие знаешь. Ведь недаром по свету белому бродишь, видел то не мало. Ну, вот и позабавишь девицу, а то сладу с ней нет никакого, одна мука. Помоги мил человек, да и мы в накладе не останемся.

Я подумал, что в данном случае лучше принять предлагаемые условия, а не лезть на рожон, изображая непокорную голову, которую могут с легкостью срубить словно буйную. Тем более в дороге всякое случается, а эти люди не столь опасны как семейство людоедов. Будет им история, а мне стол и кров с защитою. - По рукам - ответил я. Ратник усмехнулся, пожимая руку - А ты говорил диковатый. Не ожидал он нас повстречать, места то тут пустынные, не обжитые и болота рядом - здоровяк сплюнул. - Ну, пошли что ли? Госпожа, наверное, уже всем плешь проела - они рассмеялись. - Девка она огонь, сладить трудно.

Мы направились вдоль склона холма, затем повернули и не спеша поползи наверх к лесу. Достигнув вскоре деревьев, углубились в чащу, а там после недолго перехода выбрались на залитую солнцем опушку, где был разбит лагерь. Пахло жарившимся мясом, бегали слуги, неподалеку мирно паслись лошади, в центре же поляны возвышался расшитый золотом белый шатер, который охраняли закованные в латы рыцари. Невысокий полноватый человек, облаченный в серую сутану, окликнул моих провожатых. Завидя его ратники замерли на месте и склонили головы. Подойдя ближе, он знаком приказал моим провожатым удалиться. Оставшись наедине, мы обменялись взглядами. Я увидел довольно странное лицо, в котором читалась обезличенная угроза. Каменная маска, хранившая идеальные пропорции черт, увы, не человека, а подобного существа. Бледная восковая кожа, лишенная растительности, безукоризненно ухоженная, тонкие губы, гладкий без морщин выпуклый лоб и пугающие глубиной бездны глаза, всевидящие, всепроникающие, всезнающие. Незнакомец не имел возраста, он походил на футляр, в котором обитало зло. Я вздрогнул от ощутимого холода тонкими иглами вонзившегося в сердце, это нечто древнее, страшное с темной во мраке душою. Он изобразил на лице некое подобие дружелюбной улыбки. - Здравствуй путник - и сделал легкий кивок головой.

Я в свою очередь тоже приветствовал незнакомца, правда не знал, что и сказать. Жестом, пригласив пройтись, незнакомец направился к шатру, начав в полголоса говорить. - Ты я так полагаю в курсе нашего дела? - Да господин - он повернулся. - Это хорошо, что ты довольно покладистый малый. В здешних краях чужестранцев не балуют гостеприимством, поэтому сохранить свою жизнь можно одним способом, не искать неприятности, которые всегда за твоей спиной - он на миг прервался, после продолжил свой монолог. - Ты уж постарайся как можно лучше исполнить прихоти госпожи, больно она каприза и не сдержанна в поступках и словах. Так что тебе лучше не перечить ей, я думаю это не сложно сделать. Если справишься, ожидай щедрую награду, я даю слово и сдержу свое обещание. Незнакомец развел полы шатра и пригласил войти.

Пройдя за плотную занавесь, я оказался в неком царстве золоченого эфира, ароматы благовоний щекотали нос, и я чуть было не чихнул. - И это ты, что ль бродяга будешь развлекать меня? Вот услужили паршивцы! Нет, терпение мое на исходе, будет им взбучка, ох и устрою я им. Осмотревшись по сторонам, я не обнаружил говорившей. - Проклятый сутанник, мерзкий колдун! Просила, хочу в дорогу шута! Извольте, не мытый со дня сотворения бродяжка будет пачкать мои ковры и подушки - голос смолк. - Да что же это такое, в самом то деле! Он еще и пахнет прескверно - тут-то и возникла девица царского роду. Верно, что бестия и почему в такой красе столько сварливости да взбалмошности, эх красота юная, глазу приятная, чего же ты вздором полна, чего искры гневные мечешь? Сжав губки пухлые, она метнула быстрый взгляд изумрудных глаз в мою сторону - Чего таращишься дубина? Мое дело как ходить и в чем! Только сейчас я обнаружил, что девица эта едва одета, опустив глаза к полу, вновь получил порцию оскорблений. - Ишь, праведник в дверях у нас топчется, глаз не подымет, устыдился. Что ж я, по-твоему, не женщина живая, поди, девок деревенских горазд, щупать да мять? Что ж бродяга, чем удивишь и порадуешь, виду ты больно жалкого и не пойму плакать мне или смеяться? - Госпожа я скромный рассказчик - ответил ей, как можно учтивей. - Хвала богам - девица села на подушки, шумно выдохнула, поправила спавшую тунику, скрыв роскошные груди, глянулась в зеркальце, привела в порядок растрепавшиеся волосы и вроде бы сменила гнев на милость. - Чего стал как вкопанный, пришел, будь любезен присядь и не стой истуканом в дверях - она даже улыбнулась, но без холода, вполне дружелюбно. - Был вот у меня шут, потешный малый, славно умел веселить, рожицы корчил, умора. Никогда бы не подумала, что он умрет от любви несчастной. Казалось дурачок, кривляка, а загрустил в глазах изменился. Приглянулась ему одна девка вертлявая, тенью за ней ходил. Подарки делал, песни красивые пел, а она возьми и разбей ему сердце. Куда он такой годен, тоска одна, жалко смотреть. Отпустила я его, думала, свобода вылечит его рану на сердце, а он возьми и прыгни со скалы. Несчастный дуралей. А мне то замуж идти в дорогу собираться, а тут такое случилось, право же места себе не нахожу. Не путешествие, а сплошь мучение, все не идет из головы смерть шута.

- Сутанник все утешает, говорит знак это добрый, что брак мой будет удачный во всех отношениях. Врет, конечно, душа темная, но с другой стороны, королевой буду, правда при муже не земном, а загробном - она снова глянулась в зеркальце, помрачнела лицом. - Королевство подземное, сплошь колдунами и ведьмами населено, секретом бессмертия владеют и все они не живые. Видал этого? Жуть, мороз по коже, мертвец одним словом, а мой-то суженый среди них главный, он вечностью овладел, жизнь и душу отдал за этот секрет - девушка всхлипнула. - Что мне до того бессмертия в злате? Без солнца и неба, без цветов полевых и деревьев, людей живых. Еду, чтоб лечь в гроб самого мрачного, богато убранного склепа и шут мой умер, и не радоваться мне более. Знак добрый, ха, ха, ха. Страшно мне думать, что ни возьми в той грядущей жизни, все мрак холодный, колдовство мерзкое, дурман тягучий, обволакивающий вечным сном в бреду кошмарном. Ничего не говори, не унижай утешением, только хуже будет и помощи ждать не откуда. Нет, я сильная, справлюсь, осилю, переживу, переступлю через черту, войду телом в склеп, а душою останусь на воле. По щеке ее сползла одинокая слеза, глаза увлажнились, заискрились жизнью эти два изумруда. - Подумай рассказчик, нужна ли мне твоя истертая в пыли история, или совет какой мудрый? С родными я попрощалась, теперь наше государство не будет терзаемо злыми напастями, породнились мы с тьмой. Я смертной жизнью жить хочу, вот и бранюсь попусту, какой-никакой протест да кислое развлечение - под конец она совсем разревелась, чего я и ожидал. Слезы горя и слезы счастья одинаково горьки и на чашах весов меж ними равенство, а девка знай свое, плачет. Света белого не видеть ей более в том ужасном бессмертии, что ожидает ее в скором времени. Ни любви, ни счастья, ни ласки. Все подлог, иллюзорность, чары, наваждение, бесконечный сон, ужасная фантасмагория. Человек, чем бы он ни завладел и какие бы силы не подчинил своей воле, сошкой останется в божьем промысле и на любом камешке споткнется.