Страница 11 из 17
Портрет Муцио Клементи. Художник А. Орловский
В феврале Огинские возвратились в Гаагу, и Михал Клеофас попросил освободить его от обязанностей посланника «по семейным обстоятельствам». Для дядюшки Михала Казимира настал Судный день, тяжесть которого уже испытали на себе большинство магнатов, начиная с 1788 года: кончились добрые времена. Дядюшка заблаговременно передал ряд поместий Михалу Клеофасу, но при условии распорядиться ими так, чтобы покрыть огромные долги Михала Казимира. Итак, обремененные этими проблемами, Огинские отправились на родину. По пути пришлось на несколько дней задержаться в Берлине, чтобы провести заключительные переговоры и еще раз уточнить для своего доклада позицию Питта и Великобритании. В марте семейная чета прибыла в Варшаву.
Весной того же года сейм отклонил требования Тройственного союза, который, впрочем, вскоре распался, и, следовательно, голландский посол барон ван-Реде так и не появился в Польше.
3 мая 1791 года завершилась разработка долгожданной Конституции. Это был прогрессивный документ, призванный заложить основы самого существования государства, – даже в наше время в Польском календаре исторических событий дата его принятия является важнейшей. Конституция ставила своей целью сплотить весь народ и распространить самые прогрессивные и революционные идеи той эпохи. Монархия должна была стать наследственной и тем самым Речь Посполитая освобождалась от иностранного господства. Упразднение права liberum veto (свободного вето), посредством которого один делегат мог провалить любое предложение, давало возможность нормально работать сейму, создавать законы и вырабатывать политический курс. Предоставление необходимых прав среднему классу обеспечивало рост национального богатства. У землевладельцев появлялся стимул переехать на жительство в города и местечки, чтобы способствовать их экономическому и социальному росту.
Конституция вызвала в стране противоречивые мнения. С одной стороны, она отражала преобразования обновленного европейского государства, готового вступить в новое столетие с верой и надеждой на многообещающее будущее. С другой стороны, она урезала власть магнатов, многие из которых не хотели расставаться со своими старыми привилегиями, когда они сами воплощали закон, – несмотря на то что многие из них находились уже на грани разорения. Михал Клеофас встретил Конституцию с одобрением, хотя мало верил, что она заработает. Он также сомневался, что король сможет заставить ее заработать, не говоря уже о том, что сможет выдержать неизбежную жесткую реакцию Екатерины. Тем не менее, дождавшись принятия Конституции, Огинский направился в Литву и обосновался в Молодечно, где жил его дядя Францишек Ксаверий, чтобы разобраться с проблемами своих вновь приобретенных поместий.
Фельдмаршал князь Григорий Александрович Потемкин, бывший любовник Екатерины, более не находился на вершине своей военной карьеры, которой он достиг после завоевания Крыма и прочного включения Черного моря в сферу влияния России в результате побед над турками. Он расположил свою штаб-квартиру, обставив ее с восточной роскошью, в турецкой части Молдавии, в Яссах, которые превратились фактически в его собственную вотчину и откуда он руководил действиями войск в войне с Турцией. По пути из Санкт-Петербурга в Яссы, в «русской Литве» (территории Восточной Беларуси, отошедшей к Российской империи по первому разделу Речи Посполитой. – Прим. ред.), находился город Могилев. В том году Потемкин неоднократно проезжал его. Михал Клеофас решил направиться в Могилев, навстречу Потемкину: ему надо было выведать, что думает Екатерина по поводу новой польской Конституции. В ходе встречи собеседники выразили обоюдную обеспокоенность усилением влияния нового молодого любовника императрицы Екатерины – беспутного и продажного Платона Зубова, чье любое желание с подачи Екатерины могло быстро превратиться в закон. Они пришли к выводу, подмасленному рядом обильных ужинов, что такая ситуация может привести к печальным последствиям. Впрочем, больше говорили о музыке и искусстве, нежели о политике: отчасти потому, что Потемкин уже потерял свое прежнее влияние при Санкт-Петербургском дворе, и отчасти из-за того, что Михал Клеофас не хотел говорить ничего лишнего, опасаясь, что его либеральные взгляды будут неправильно истолкованы и доложены.
За ужином собеседники неоднократно упоминали имя Юзефа Козловского. Учивший когда-то Михала Клеофаса игре на клавишных инструментах, Козловский с 1786 года служил офицером русской армии, сперва под началом князя Долгорукого, а теперь у самого Потемкина, который как раз недавно назначил его на главную музыкальную должность в своем санкт-петербургском дворце. Потемкин умер в октябре того года, и Козловский перешел на новую должность – музыкального директора при дворе князя Нарышкина.
Михал Клеофас возвратился в Варшаву, еще пребывавшую в полной эйфории от новой Конституции. Землевладельцы прислушались к увещеванию короля принять «городское гражданство», и в Варшаву съехалось много богатых «новых варшавян», готовых и желавших оказать как финансовую, так и моральную поддержку своей столице. Везде царил дух надежды и возрождения. В городских домах и дворцах проконституционно настроенных магнатов устраивались приемы и балы. Михал Клеофас пользовался здесь широкой популярностью благодаря своим музыкальным способностям, политическому статусу и общительному характеру. Его постоянно просили что-нибудь сыграть на фортепиано после ужинов и во время вечерних приемов.
Одним из любимых произведений варшавян был небольшой полонез, написанный Михалом Клеофасом в том году. «Мой первый полонез си-бемоль мажор, – говорится в его «Письмах о музыке», – пользовался большим успехом в варшавском обществе; его считали простым и вместе с тем очень выразительным. Кроме того, его достоинством была краткость: всего 20 тактов, включая трио. Слушатели отметили, что каждую часть полонеза и трио я заканчивал по-разному; избегая тем самым назойливого повторения последних двух тактов перед каждой репризой».
Тем временем король попросил Михала Клеофаса съездить в Вильно и провести там пропаганду за «городское гражданство». Литовские землевладельцы оказались в этом деле тяжелыми на подъем. Отчасти это объяснялось влиянием могущественных братьев Коссаковских. Юзеф Коссаковский, епископ Ливонии – принадлежавшей России территории, примерно соответствующей нынешней Латвии, – отличался шумным характером, его брат Шимон был генералом русской армии. Оба брата являлись честолюбивыми интриганами, которые везде искали себе выгоду и боролись с Конституцией любыми средствами – чистыми и грязными. Они тщательно помечали для себя, кто из землевладельцев планировал стать гражданином Вильно. Михал Клеофас и с ним примерно 50 землевладельцев нагрянули в Вильно и в массовом порядке, сопровождая это мероприятие празднествами, приняли городское гражданство. После этого Михал Клеофас устроил в своем дворце ужин на 500 человек, который превратился в настоящий кутеж и где в неосмотрительно крепких выражениях было предложено повесить Коссаковских. Михалу Клеофасу, увидевшему, что возбужденные гости уже готовы на самосуд, удалось унять собравшихся и не дать им полностью выйти из-под контроля; тем не менее он, как человек, пригласивший к себе в гости 500 раскольников и предателей, стал одним из первых претендентов на расплату (когда придет время) в специальном списке Коссаковских.
Время расплаты наступило в следующем году. Сейм 14 февраля 1792 года поддержал Конституцию. Екатерина пришла в ярость, и в марте русские войска двинулись в направлении литовской границы. В апреле революционная Франция совершила нападение на Пруссию, одной из целей которого было свержение монархии. 27 апреля Екатерина вызвала своих самых верных польских союзников – Северина Жевуского, Феликса Потоцкого и Ксаверия Браницкого – в Санкт-Петербург и обозначила перед ними свои идеи «спасения» Польши от Конституции. 14 мая укрощенные Екатериной магнаты собрались в местечке Тарговица на южной границе Речи Посполитой и провозгласили Тарговицкую конфедерацию, обратившуюся с просьбой к России направить войска, чтобы помочь подавить революцию. 18 мая русские и взятые ими «на буксир» новые конфедераты, так называемые тарговичане, вторглись в Южную Польшу.