Страница 7 из 15
Кельрак аккуратно и в чем-то даже нежно подхватил верный клинок со стола, повертел его, рассматривая со всех сторон. Действительно, клинок требовал небольшой доводки, заточки точнее. Внешне было бы и не отличить от целого, не понять скрытые дефекты, если бы он не знал, где и как искать.
Как и все здесь, точильный артефакт представлял собой сложно зачарованное устройство. Илитиири вообще очень мало использовали в своем повседневном быту механические приспособления, полагаясь на свои чары в элементарных делах. Заточить простой нож можно было бы и простейшим заклинанием из первого круга сложности, однако для зачарованного клинка они не подходили. Сплав мифрила и адамантина обладал высокой прочностью, тугоплавкостью и сложно поддавался обработке. Конечно, чистый адамантин был еще прочнее, но также и значительно тяжелее. Заклинанием подобный меч заострить бы не получилось.
Закрепив ятаган в специальных тисках между двумя бронзовыми пластинами, украшенными золотым тиснением в виде двух парящих сильфидов, Кельрак зачерпнул из крупного питающего кристалла на станине в центре помещения достаточное количество нейтральной энергии и влил ее в артефакт. Последний окутался прозрачным, едва уловимым обычным глазом сферическим полем, а между пластин все сильнее и сильнее начал разгоняться воздух. Пока порывы его не стали напоминать ураган в миниатюре. Затем из поддона в воздух поднялась мельчайшая алмазная пыль, включившись в бешеный танец, и придав маленьким смерчикам брильянтовый блеск. Работы тут было на несколько минут, артефакт справлялся со своей работой удивительно быстро, на глазах затачивая фиолетовую адамантиевую кромку до зеркального состояния. Кельрак мог бы попробовать активировать артефакт и своей собственной силой, но грубая магия в большинстве своем скорее всего просто бы разрушила неподготовленные к этому силовые линии, разрушив изящное устройство.
Закончив с ятаганом и подвесив его к поясу на предназначающуюся как раз для него липкую магомагнитную пластину, эльф перешел к столам зачарования, на одном из которых лежал черно-фиолетовый адамантиновый шипастый шар для будущего цепа. Оплата работой, как усмехнувшись про себя, подумал Кельрак, приступая к наложению заклинаний.
Он не совершал привычных обычным магам жестов, не читал строк заклинаний на древних языках, хотя бы и мог, просто воздел над столом руки и зачерпнул щедро из внутреннего источника своей дикой, с трудом контролируемой силы. Постоянно сдерживаемый лишь только волей чародея источник полыхнул в ответ на аккуратное касание, влив в магическое тело чародея, в его ауру и проводящие каналы куда большее количество магии, чем было необходимо. Кельрак нахмурился - его магия всегда была излишне своевольной, доставляя много неприятных минут в работе. Самое простейшее заклинание могло в его исполнении сработать как надо, могло быть едва-едва работоспособным, а могло и вспыхнуть, выжигая эфир, от бурного потока переполняющей его силы. И пусть последнее происходило все реже с набираемым опытом, порой все же случалось и так. Сейчас как раз чуть не произошло подобное, что могло загубить заготовку, но эльф справился. Магия забурлила в нем, его аура скачкообразно расширилась, полыхнув в истинном зрении настоящим многоцветьем хаоса в попытках принять хоть какую-то более упорядоченную форму - дикая, изначальная магия не могла долго существовать в материальном мире в своем первичном виде. Сложить заклинание из подобной энергии было крайне затруднительной задачей, и именно это делало его чародейство особенно сложным. Пускай в его могучей силе было и множество плюсов, они едва ли перевешивали главный минус - научиться контролировать подобную силу полностью не удавалось еще никому. Обладая изумительно острым умом и прекрасной памятью, он, в отличие от большинства магов, мог держать в голове даже очень сложные заклинания из высоких кругов. Однако, на то, чтобы подобрать ключик даже к простейшим из них, у него уходило намного больше времени. Особенной проблемой были точные чары, вроде телепортации, превращения и материализации, способные в его исполнении выкинуть неожиданный фортель и, например, перенести в нужное место лишь часть объекта... Что и происходило в трети случаев с подопытными животными.
В этот раз у чародея все удалось. Сила послушно сложилась в сложную пятимерную фигуру, помимо материального мира уйдя своими частями в эфир и след тени. Подобные чары как раз и были уникальной особенностью его дара, они были прочнее, долговечнее обычных и, в целом, им было все равно на антимагические поля - находясь своими частями в прилегающих слоях реальности, они использовали для своей функции их силу, эфир, в основном, приобретая почти перманентные свойства. Выпить силу из подобного плетения было очень непростой задачей.
Непрекращающимся волевым усилием удерживаемое в стабильном состоянии сплетение развернулось во всю ширь, а затем рывком втянулось в шар. Внешне на заготовке это не отразилось никоим образом, но Кельрак прекрасно видел, как на внутренних направляющих силовых линиях и узлах свернулось уменьшившееся заклинание. Теперь этот шар мог пробить и каменную стену, заклинание в полтора десятка раз увеличивало кинетическую энергию при столкновении. На всю работу ушло не более получаса, еще столько же черноволосый чародей потратил на испытания в различных тестовых стендах. Удовлетворенный результатом, он, не прощаясь, покинул мастерскую, бросив лишь мимолетный взгляд на переместившегося к преобразователю формы мастера.
***
На Южном склоне черноволосого чародея ждало еще одно дело. Бой с огнечервем стоил ему части ценных целебных эликсиров. Червь хорошо потрепал отряд стражи, и хоть в среде илитиири и не принято было проявлять альтруизм, он, для сохранения боеспособности группы, был вынужден поделиться своими запасами. Три целебных, один укрепляющий, пять обезболивающих. Тем более, альтруизмом тут, на самом деле и не пахнет - пострадавшие обязательно вернут полную стоимость зелий. Ссорится с одним из кандидатов в магистры, благородным цринтри, пусть и без Дома, глупцов нет.
Лавка зельеварщика-сакпул, то есть, полурослика, была далековато от Каменного леса. Тем не менее, пусть и принадлежала не одному из Лодиас, но все же заслуженно пользовалась спросом и среди шебали, и среди цринтрин. Брал он совсем недорого по меркам алхимиков-илитиири, а делал на уровне хорошего мастера. Конкуренции особенной эльфы не боялись - век коротышек мал, не успеешь обернуться, как неприятная помеха в делах исчезнет сама по себе, да и не настолько много было хороших алхимиков при высоком спросе, чтобы пытаться что-то делить. Как же типичный житель поверхности очутился на средних уровнях Подземья? Как не стал рабом? История в общем-то общеизвестная. Он был отбит у рабского каравана дерро, и так получилось, что алхимик, бывший тогда в отряде, заступился за недоросля, признав в нем опытного коллегу. Поручительство дало протекцию от посягательств на свободу воли, а сакпула по прозвищу Полкотел... Кельрак вообще был не уверен, были ли у полуросликов нормальные имена, или же они их просто скрывали от посторонних. Так вот, алхимик, способный варить зелья на уровне хорошего мастера темных эльфов, это, поверьте, очень редкий специалист. Постепенно его за заслуги приняли в почетные члены крыла алхимиков Обители, и вот уже два круга он практикует в городе, уважаем и ценен.
Жил он там же, где и работал - в маленьком одноэтажном, выполненном в форме кольца с внутренним садиком, доме. Лестниц он совершенно не любил и всячески избегал, потому, даже его маленькое крылечко не имело ни единой ступеньки, спускаясь к мостовой пандусом. Все у полурослика было какое-то скругленное, и двери, и окна, и столы-стулья, и коврики... И животик был полукруглым, и бледное уже от длительной жизни под землей, но все же румяное лицо - тоже было круглым. Он был словоохотлив, даже болтлив, приветлив, всегда норовил напоить грибным отваром, который потреблял за неимением травяных чаев, а лавка его так только и называлась, потому что не имела ни витрин, ни полок с образцами - все решалось на словах, за столом. Очередей, понятное дело, в таких местах не бывает. И даже если вы вдруг попадали к нему в гости, как он сам говорил про покупателей, одновременно с другими посетителями, он всегда с извинениями раскланивался, просил чуток обождать и вручал какую-нибудь свою книгу. Которые, как подозревали все, он сам и писал на подземном, хоть и утверждал с негодующим фырканьем при прямом вопросе, что лишь переводит по памяти.