Шедевр

2

Когда мы приехали, презентация Билли была в самом разгаре. На узкой улочке толпилось множество людей, которые не смогли миновать привратника и попасть внутрь; они пили легкое пиво и передавали друг другу сигареты. Сара заплатила шоферу, пока я отправляла Кэти сообщение. Когда я получила ответ, мы взялись под руки — Сара с одной стороны от меня, Рут с другой — и шагнули вперед. В нашу сторону повернулись заинтересованные лица, сверкнула вспышка фотоаппарата, еще одна, целый фейерверк вспышек. Мы привыкли к повышенному вниманию и наслаждались тем эмоциональным подъемом, который давала популярность. Мы улыбались и даже хохотали, направляясь к специальному входу. Вдали от своей квартиры я почувствовала себя лучше, — в толпе есть ощущение безопасности, а людей здесь было предостаточно.

Появилась лукавая как лиса Кэти и провела нас внутрь. Следующая дверь вела в главный зал. Мы, проталкиваясь сквозь толпу, вошли и оказались на одной из выставок Билли. Пространство заполняли два разбитых автомобиля, через открытые двери были видны человеческие внутренности, выпирающие из хорошо сымитированных тел; перед одной из машин сидел кролик, в свете фар его глаза казались остекленевшими. Из приемника другого автомобиля раздавались режущие слух звуки какой-то попсовой мелодии, музыку почти заглушал гул голосов. Гости были тесно прижаты друг к другу и почти не смотрели на выставленные в полуосвещенном помещении экспонаты. Никого не интересовали предметы выставки, все были слишком увлечены тем, что смотрели в спины друг другу, обмениваясь злобными сплетнями и обсуждая последние сделки. Я заметила знакомые лица, среди них — Линкольна Стерна, своего старого приятеля, ставшего художественным критиком, который сейчас был занят ядовитым обменом мнениями с двумя скульпторами — давними друзьями Билли и «аборигенами» галереи — почетное звание, которого удостаивались лишь те, кто был с Эйданом Джероком с самого начала.

Я хлопнула Линкольна по плечу, он обернулся и, увидев меня, кокетливо улыбнулся. С возрастом его имидж блондина с мальчишеским лицом стал более выраженным. Он мог бы сойти за младшего брата Дэвида Хокни.

— Ты обещал пообедать со мной, — сказала я.

Линкольн поднял руки, моля о прощении, но было видно, что его ум в этот момент что-то просчитывает.

— Я уезжаю в Милан. Может быть, на следующей неделе в нашем любимом заведении?

Я кивнула.

— Нам надо поговорить, — добавила я.

Он знал о чем, но изобразил невинную ухмылку. Линкольн поместил критическую статью обо мне в «Санди Таймс» без моего согласия. Между нами существовал негласный договор: он всегда был первым, кому я рассказывала новые эксклюзивные подробности о ходе моей работы. Статья впервые нарушила этот договор. Мне было непонятно, что Линкольн таким образом приобретает, кроме дистанции, образовавшейся между нами. Прежде чем он успел сказать что-то в свое оправдание, кто-то схватил меня за руку и повис на ней. Я узнала пальцы Эйдана, взвешенную силу его пожатия, и повернулась.

Он выглядел немного обеспокоенным, но, казалось, был рад меня видеть.

— Все в порядке, Эстер? Могу ли я похитить тебя на минутку?

— Конечно, — ответила я.

— Встретимся в моем кабинете, я скоро подойду, — продолжил он. — Билли только что грозился разделаться с каким-то журналистом из «Артфьючер», который раскритиковал выставку в пух и прах.

Эйдан ушел, а я взяла протянутый Кэти бокал вина. Билли всегда был готов поучаствовать в стычке. Когда-нибудь ему сильно достанется. Я огляделась вокруг. Линкольн был полностью поглощен беседой с фатоватым молодым человеком в полосатом костюме — либо он работал в деловом центре Лондона, либо старался одеваться с претензией на оригинальность. Я так и не поняла, какое из двух предположений было верным, но на самом деле это не имело никакого значения.

Что касается Сары и Рут, они затеяли флирт с художником из «Дримлэнд студио». Они с двух сторон обнимали его и в унисон кивали, пока он что-то им рассказывал. Девушки привыкли делить одного кавалера, являвшегося лишь частью их представления, и отдавали себе отчет в производимом эффекте. На обеих сегодня были футболки: Рут надела футболку с надписью «Бол», а Сара — «Локс». Похоже, вечер будет насыщенным. Иногда презентации художников этому способствуют. Они будоражат нас, наполняют энергией, будят желания. Искусство является одним из самых сильнодействующих наркотиков. Если речь идет о настоящем искусстве, оно гипнотизирует, пленяет, заставляет испытать ни с чем не сравнимое удовольствие. Но как раз сейчас у меня были дела поважнее. Стараясь не попасться никому на глаза, я проскользнула сквозь толпу и отправилась дожидаться Эйдана в его кабинет.

Наконец хлопнула дверь и щелкнул ключ в замке. Я мысленно улыбнулась этим мерам предосторожности. Эйдан вошел и присел на край стола. Его взгляд ни на чем не мог остановиться, а пальцы отбивали ритм в такт словам. Его смуглая кожа блестела. Вечеринка явно удалась.

— Эстер, — начал он, — я лишь хотел попросить прощения. То, что я сказал сегодня днем, было слишком опрометчиво. Я понимаю, что ты ценишь свою работу, и не хотел преуменьшать твои заслуги.

Я не смогла сдержать улыбку. Впервые за много месяцев лед между нами начал таять.

— Но, может, ты и был прав, — невнятно пробормотала я.

— О чем ты? — теперь Эйдан казался озадаченным.

— Не знаю, но я вдруг увидела в сказанном идею для своего нового проекта.

Эйдан обогнул стол, обнял меня и крепко поцеловал. Я ответила ему тем же.

— Нам нужно возвращаться, — наконец сказал он, — но обещай, что останешься сегодня со мной.

Когда остальные гости после закрытия выставки отправились праздновать, мы с Эйданом сели в его машину. Несмотря на то что работа Эйдана связана с восточной частью Лондона, сам он предпочитает разнообразие и богатство северной части. В окна его квартиры видны степь и ночное небо. Нам обоим нравятся простор и красивый вид из окна, когда все как на ладони. Стоя у открытого окна, мы вдыхали ночной воздух. Потом мы отгородились от внешнего мира и погрузились в неистовую тьму, проникая все глубже друг в друга, пока на нас не снизошло умиротворение. С момента последней близости прошли недели. Образовавшаяся между нами дистанция сделала невозможным физическое обладание друг другом, которое всегда доставляло удовольствие нам обоим. Было очень страшно наблюдать, как все рушится. Но теперь Эйдан лежал рядом со мной, проводя пальцем вдоль моей спины, и в темноте я вслушивалась в его спокойный голос.

— Ты слишком сильно переживаешь, Эстер, — прошептал он. — Если ты не напишешь новую картину, мы можем выставить «Обнаженную в росписи» или другие твои прежние работы.

— Все нормально, — ответила я. — У меня появились кое-какие идеи. Я скоро что-нибудь придумаю, обещаю.

Я неподвижно лежала и слушала, как постепенно удары его сердца становились реже, а дыхание глубже. Я бы и сама с удовольствием заснула, но мое недавнее чувство отчаяния сменилось острым приступом беспокойства. Проблемы неуклюже бродили по коридорам моего мозга, сталкиваясь и вызывая из небытия воспоминания. Звонок Кенни побудил меня задуматься о своей ценности как художника, а также о том, как мне заставить его прекратить вмешиваться в мою жизнь. Несомненно, ответы на эти вопросы должны содержаться в моем следующем проекте. Неужели я так долго искала тему новой работы, чтобы обнаружить это?

Мое творчество было тесно связано с эпатажем. Я избрала тот тип самовыражения, который отражается в громких газетных заголовках и заставляет наивных интеллектуалов взахлеб читать «Лэйт Ревью». Возрастающая популярность вызвала джинна из бутылки моего воображения. Постоянное внимание публики придавало неожиданную ценность всему, что я делала. Критики наблюдали за мной, серьезно анализировали мои произведения или же злобно разбирали их по косточкам, и зрителям уже хотелось понять, что по-настоящему сокрыто в моих работах. Последний мой проект «Обнаженная в росписи» стал настоящей сенсацией, сделав мое имя таким же привычным, как предметы домашнего обихода.