Страница 70 из 73
Здесь уместно проститься и с очередной легендой вокруг имени Кутузова — с легендой о том, что семья фельдмаршала якобы и при жизни его, и особенно после смерти бедствовала по вине Александра I, который-де отказывал ей в помощи. Мало того что Император выдавал фельдмаршалу единовременно крупные суммы (50 тыс. руб. для уплаты долгов «нажитых на службе», 100 тыс. руб. за «победу» в Бородинской битве) и дорогие подарки (собственный портрет с бриллиантами, шпагу с алмазами). Ю.Н. Гуляев и В.Т. Соглаев установили по архивным документам, что после смерти Кутузова Александр I Именным указом от 4 декабря 1813 г. назначил вдове покойного Екатерине Ильиничне пенсион в размере жалованья, которое получал Кутузов в заграничном походе, т. е. более 86 тыс. руб. в год. Сверх того, 30 августа 1814 г. Александр I предписал министерству финансов «выдать на заплату долгов вдовствующей супруге его (Кутузова. — Н.Т.) 150 тысяч рублей и каждой из его дочерей по 50 тысяч рублей из Государственного казначейства». «Общая выплата без пенсиона составила 400 тыс. рублей! — подытоживают Ю.Н. Гуляев и В.Т. Соглаев. — Сумма по тем временам была немалая, равная фельдмаршальскому жалованью за 5 лет»[679].
Итак, Кутузов умер за четыре дня до новой встречи с Наполеоном: уже 2 мая 1813 г. Наполеон дал сражение русско-прусской армии при Лютцене. Главнокомандующим союзными войсками вместо Кутузова был назначен генерал от кавалерии граф П.Х. Витгенштейн, овеянный славой побед 1812 г. над наполеоновскими маршалами (пруссакам, кроме того, конечно же импонировала и его немецкая фамилия). Выяснилось, однако, что со смертью Кутузова военное счастье словно бы отвернулось от союзников. Конечно, на чужой земле войска дерутся, как правило, не так воодушевленно, как на родной: с началом кампаний 1813 г. русские лишились преимуществ «своего поля», но таковые приобрели пруссаки.
Как бы то ни было, но Наполеон начал бить русско-прусские, а затем и австрийские войска в битве за битвой: под Лютценом, Бауценом, Дрезденом. Хотя против него поднялась фактически вся Европа, он сумел продержаться в борьбе с ней еще почти два года, но восстановить былое могущество своей империи, как перед нашествием на Россию, он уже не мог. «Агония наполеоновской мировой монархии длилась необычайно долго, — заключал самый авторитетный из историков 1812 г. Е.В. Тарле. — Но смертельную рану всемирному завоевателю нанес русский народ в Двенадцатом году»[680].
Добавлю от себя: под предводительством Кутузова.
Заключение
Я щастлив, предводительствуя русскими! Но какой полководец не поражал врагов, подобно мне, с сим мужественным народом!
Кутузов предводительствовал русскими войсками в Отечественной войне с августа 1812 года. Но с точки зрения вклада в победу России над Наполеоном больше, пожалуй, сделал Барклай-де-Толли. Он как военный министр подготовил русскую армию к войне, и он же спас ее в самое трудное для России время войны. Поэтому такой знаток 1812 г., как художник-баталист В.В. Верещагин, именно Барклая считал «истинным спасителем России»[681], хотя, конечно, дело не столько в Барклае (или в Кутузове), сколько в совокупности сил армии и народа, мобилизацию которых начал Барклай, а продолжил и завершил Кутузов. Во всяком случае, Барклай-де-Толли, уезжая из армии (уже после оставления Москвы), имел основания заявить; «Я ввез экипаж на гору, а с горы он скатится сам при малом руководстве»[682].
Еще до Бородина, а в особенности после пожара Москвы, стало ясно для наиболее проницательных современников (не говоря уже о позднейших историках), что Наполеон войну проиграл — не Кутузову и не Барклаю, а русскому народу. Барклай-де-Толли прямо говорил своему адъютанту В.И. Левенштерну еще в Тарутине: «Я считал дело Наполеона проигранным с того момента, как он двинулся от Смоленска к столице. Это убеждение перешло у меня в уверенность с той минуты, как он вступил в Москву». В те же дни, когда Наполеон хозяйничал в Москве, дежурный генерал 2-й Западной армии С.Н. Марин и полковник П.А. Кикин, исполнявший обязанности дежурного генерала 1-й Западной армии, со всей определенностью внушали своим корреспондентам: «обстоятельства <…> ведут неприятеля к бездне», «остается одно отступление и то по дурным дорогам с изнуренными лошадьми и имея одну армию перед собою, другую на его дороге, которые не обещают ему ничего доброго».
Из Москвы Наполеон уходил фактически побежденным. Кутузову оставалось только надлежаще проводить его. Это мог сделать тогда на месте Кутузова и любой другой из высших российских военачальников, а Барклай-де-Толли или, может быть, Беннигсен даже лучше его (если бы не ввязались в какие-либо необдуманные сражения и не проиграли их, как это много раз происходило в 1813 г., уже без Кутузова. — Ред.). В таком случае это позволило бы России избежать еще двух лет тяжелейшей борьбы с Наполеоном. Сам Кутузов, с его умом, без сомнения, понимал это. Не случайно он удалил из армии именно этих двух, самых опасных для него соперников по славе — первого, более опасного, еще перед началом, а второго в ходе «проводов» Наполеона. Барклай так и понял подспудный смысл своего удаления. «Фельдмаршал не хочет ни с кем разделить славу изгнания».
Только при специфическом руководстве боевыми действиями россиян со стороны Кутузова стал возможным беспрецедентный в истории войн феномен: за все время кампании 1812 г., в ходе которой «Великая армия» Наполеона была большей частью истреблена, а ее остатки изгнаны из пределов России, сам Кутузов не выиграл (а Наполеон, соответственно, не проиграл) ни одного большого сражения.
Гениальный Пушкин поставил Барклаю-де-Толли свой, поэтический, памятник. Вспомним еще раз строки из его «Полководца», написанного в 1835 г.:
Отметим же, к чести российской власти и общественности, что и М. Б. Барклай-де-Толли, и А.А. Беннигсен вскоре были возвращены на самые высокие позиции в русской и союзнической армии.
Барклай-де-Толли, как и Кутузов, стал генерал-фельдмаршалом, князем и вторым в нашей истории кавалером ордена Святого Георгия всех четырех степеней. А в декабре 1837 г. в Петербурге у Казанского собора торжественно и одновременно были открыты памятники и Кутузову, и Барклаю-де-Толли. Справедливость, можно сказать, восторжествовала.
С 1947 г. советские, а частью и постсоветские историки развивали сакраментальную версию о том, что Кутузов как полководец выше Наполеона. «Последний из могикан» этой версии Б.С. Абалихин, скончавшийся в 1994 г., отстаивает ее даже посмертно — в издании 2000 г.[683]. Между тем сравнивать лично Кутузова и Наполеона нельзя ввиду очевидной несоразмерности их величин, как нельзя сравнивать, например, лисицу и льва. Наполеон — величина мировая, Кутузов — национальная. По совокупности дарований и масштабам содеянного я поставил бы Наполеона впереди таких величайших военно-политических гениев всемирной истории, как Александр Македонский и Юлий Цезарь[684]. Место же Кутузова — в ряду выдающихся военно-политических деятелей России, таких, как Александр Невский, Дмитрий Донской или Дмитрий Пожарский. Как полководец он был рангом ниже Суворова и Румянцева, хотя известны случаи его еще прижизненного возвеличивания[685], но признаем, что ни тот, ни другой никогда не руководили столь огромными военными массами и кампаниями, от исхода которых так зависела судьба Отечества.
679
Гуляев Ю.Н., Соглаев В.Т. Указ. соч. С. 376.
680
Тарле Е.В. Соч.: В 12 т. Т. 7. С. 732.
681
Верещагин В.В. Избр. письма. М., 1981. С. 205.
682
Löwenstern W. Denkwu rdigkeiten emes Livlanders (1790–1815). Leipzig, 1858. Bd. 1. S. 246.
683
Абалихин Б.С. 1812 год: актуальные проблемы истории. Элиста, 2000. С. 10.
684
Такие авторитеты из стран, бывших главными врагами Наполеона, как английский лорд А.-П. Розбери и российский академик Е.В. Тарле, пришли к одинаковому заключению: «Наполеон до бесконечности раздвинул то, что до него считалось крайними пределами человеческого ума и человеческой энергии» (Rosebery А.-Р. Napoleon. The last phase. London, 1922. P. 7; Тарле Е.В. Соч.: В 12 т. М., 1959. Т. 7. С. 397).
685
Сам Кутузов знал свое место. «Вы, — писал он графу Д.И. Хвостову 4 ноября 1812 г., — как; бы возвышаете меня перед Румянцевым и Суворовым. Много бы я должен был иметь самолюбия, если бы на сию дружескую мысль Вашу согласился. И ежели из подвигов моих что-нибудь годится преподанным быть потомству, то сие только от того, что я силюсь по возможности моей и по умеренным моим дарованиям идти по следам сих великих мужей» (Фельдмаршал Кутузов. Документы, дневники, воспоминания. М., 1995. С. 252).