Страница 61 из 216
«Она не виновата в том, что случилось. Не виновата!» – убеждал он себя, и наконец, процедил сквозь зубы, словно делал ей величайшее одолжение, так тихо, что едва можно было разобрать:
– Извини, если я сделал тебе больно, Шэрон. Наверно, я немного увлекся.
А про себя добавил с горькой усмешкой: «Чем? Своими несбыточными мечтами и фантазиями». Не смотря на облом он не чувствовал ни малейшей неловкости оттого, что так быстро прошла эрекция, что он не сумел довести акт любви до достойного завершения для них обоих. «Акт любви?» ехидно ухмыльнулся Кэл своим мыслям «Прелестно, и где ты ее здесь рассмотрел? Любовь. Примитивный перетрах», – горько подумал он, и его передернуло, словно он коснулся чего-то мерзкого и липкого. Он почувствовал, как в душу вновь проникает и заполняет ее отвращение к самому себе и к Шэрон, хотя она ни в чем не виновата. Возможно, она испытывает к нему какие-то чувства, помимо благодарности. Иначе бы вряд ли так безропотно принимала его и терпела все его выходки.
– Кэл, – ее голос звучал виновато, – Браслет от твоих часов врезался мне в спину. Мне, наверное, не нужно было ничего говорить как раз в тот момент, когда ты был на грани … когда вот-вот должно было …
Он, особо не церемонясь, зажал ее рот ладонью, желая одного, чтобы она заткнулась. Он не хотел слышать ее извинений. Он не сказал ни слова, он просто еще мгновение лежал, прижавшись к ней, – мгновение, показавшееся ему бесконечным. Его сердце неровно и часто трепыхалось в груди, горло перехватило, и что-то мешало ему дышать. Он был благодарен ей за то, что она больше не стремится выразить сожаление. Наконец, он перевернулся на бок, свешивая ноги с кровати. Тяжело поднялся, отлипая от влажных смятых простыней.
Кэл пошатываясь, загребая ногами разбросанные вещи, пересек спальню и вошел в ванную, запер дверь и прислонился к ней, чувствуя большое облегчение. Он нащупал рукой выключатель, зажег свет и заморгал от непривычно яркого, слепящего света. Стены, выложенные серым кафелем, плыли перед глазами, пол словно вздымался под ногами, норовя опрокинуть его. Вернулись головокружение и тошнота.
Он, спотыкаясь, дошел до унитаза откинул крышку и его жестоко вырвало. Почти ничего не видя, одной рукой он нащупал кран и включил его, чтобы звук бегущей воды заглушил звук рвоты. Его рвало и рвало до тех пор, пока не вывернуло всего всего наизнанку.
Когда чувство тошноты все же отступило и ему стало немного легче, он сунул голову под ледяную струю и подставляя ладонь, с наслаждением хлебал холодную воду, пока не заломило зубы, затем тщательно прополоскал рот и вытерся махровым полотенцем, уронив его под ноги. Он стоял, чуть покачиваясь, с закрытыми глазами и с опущенной головой, навалившись всем телом и крепко вцепившись пальцами в скользкий кафель раковины.
В конце- концов Кэл поднял голову и посмотрел на себя в зеркало. Презрительно усмехнулся своему жалкому отражению. Да уж, то, что он видел, ему не понравилось. Покрасневшие, ввалившиеся глаза, серые круги под ними, подбородок, заросший седой щетиной, всклокоченные, торчащие в разные стороны волосы. Он заметил пятно ярко-красной помады у рта, оторвал кусок бумажного полотенца и с остервенением, расцарапывая кожу стер его. Но его ярость и презрение были направлена исключительно против самого себя. Они не касалась Шэрон, она не виновата. Виноват только он сам.
Он больше не может, не должен приходить сюда и уж тем более трахать Валловски. У него просто ничего не получится.
Он смотрел на свое зеркальное отражение – и вдруг, безо всякого предупреждения, его охватил панический безотчетный страх. В эти секунды он желал оказаться где угодно, лишь бы не в этом доме.
Тишина в спальне гнетуще действовала на него. У него не было готовых ответов, что ему делать в этой ужасной ситуации.
Отчаяние захлестнуло его. Он здесь тешит свое самолюбие, переживает, что у него не встал. Трусливо сбежал из больницы, опасаясь услышать страшные слова. Он обязан быть там. Рядом с Джиллиан. Не будь ее, ее постоянной заботы, и участия, бесконечного терпения и мягкой ненавязчивой любви, вряд ли он сейчас стоял перед этим паршивым зеркалом, жалея и презирая себя.
«Будь все проклято! Проклято! Ты жалкое ничтожество» – мысленно прорычал он, тыкая пальцем в зеркальное отражение. И вдруг неожиданно его глаза наполнились слезами беспомощности, обиды и ярости – он даже испугался. В ту же минуту он ужаснулся до глубины души, что так постыдно потерял контроль над собой.
Какую-то долю секунды ему хотелось ударом кулака разбить зеркало. Разнести на осколки это достойное презрения слезливое, потерявшее человеческий облик, отражение самого себя. Вот оно смотрит на него из глубины зеркала, скривив болезненную гримасу. Он хотел разбить хрустально-чистые воспоминая и образы Фостер, ее улыбку, ее нежность, ее понимание, которые хранит его усталый и измученный мозг. Хотел избавиться от чувства вины и поганого ощущения собственного ничтожества.
Он не двигался. Его рука, сжатая в кулак так крепко, что побелели суставы и болезненно напряглись мышцы, так и не поднялась. Он резко закрыл глаза, не в силах больше смотреть на себя в эту минуту слабости, втянул воздух и обессилено привалился лбом к скользкой зеркальной поверхности. Постоял некоторое время неподвижно, пока не успокоился и не взял себя в руки. Выдав длинную нецензурную тираду, он повернулся и шагнул в душевую кабину, включил краны на всю мощь и ступил под безжалостно лупцующую тело и обжигающую кожу воду.
Несколько минут спустя он вышел из-под горячего душа, взял банное полотенце и энергично растерся, повязал его вокруг пояса, прошелся пятерней по мокрым волосам, придавая им более-менее приличное состояние.
Он почувствовал себя освеженным, больше похожим на себя – презрительно – насмешливым, сдержанным, полностью владеющим ситуацией. Он на долю секунды задержал ироничный взгляд на своем отражении, не понимая, как это может быть: он – сильный и здоровый, хоть и не молодой мужчина, пусть и не обладающий богатырским ростом, но у него хорошо тренированное и выносливое тело, для далеко не юного возраста. Хорошая голова на плечах, по уму он превосходит многих, у него язвительный и недоверчивый взгляд на мир и под стать ему характер, он крепко стоит на ногах, он талантливый ученый и неплохой любовник … И все же … на самом деле, он так уязвим.
«Наш мозг – это очень хитрая и порой непредсказуемая штука, – думал он, – Он так тонко устроен, что человека очень легко вывести из состояния душевного равновесия. Даже такого как он. А логика сердца? Разве кто-нибудь может ее объяснить?»
Отвернувшись от зеркала, он сделал глубокий вдох и приготовился к неизбежной сцене с Шэрон. Сегодня вечером он притащился к ней, хотя чувствовал, что этого не следует делать, они уже успели повздорить днем и сказали многое, что не стоило говорить. Они расстались. Вроде бы окончательно … и он так считал в то мгновение, когда она убегала от него в дождь.
Он открыл дверь из ванной, зажмурился, войдя в наполненную тенями спальню, постоял несколько секунд, пока глаза не привыкли к темноте. В комнате было тихо, и он подумал, что может быть, Шэрон заснула – он был бы очень рад. Осторожно ступая, Кэл пересек комнату и присев на корточки, ощупал пол около постели, нашел свою одежду, которую небрежно скинул, раздеваясь, присел на стул и натянул носки, развязал полотенце, небрежно скомкав его, бросил под стул. Всунув ноги в трусы встал, водворяя боксеры на должное место. Он влез в толстовку, надел джинсы и уж застегивал пуговицы на ширинке.
В этот момент, ослепляя, зажглась лампа на тумбочке у кровати, залив комнату желтым и мягким светом.
– Ты что, сбегаешь? – резко спросила Шэрон. В ее голосе слышались возмущение и бешенство.
Кэл повернулся к ней, широко осклабившись, не желая показывать свои подлинные чувства, привычно спрятался под маской фальшивой улыбки, натренированные мышцы лица в секунду приняли верное положение.
Только он не мог смотреть Шэрон в лицо, возможно, кто-то и считал что ему не присуще такое чувство, как стыд, а зря – данное мнение было глубоким заблуждением. Сейчас Кэл был не в силах встретиться с ней взглядом. Он знал, что в ее глазах прочтет обиду и злость, а чувственные губы презрительно искривятся, поэтому смотрел в дальний угол комнаты.