Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 90 из 144

Члены комиссии дали корреспондентам «разъяснения» по поводу целого ряда противоречий, которыми переполнен этот удивительный документ, столь тщательно укрывавшийся фашистской прокуратурой от посторонних глаз.

Затем адвокат Гейс, вернувшийся с процесса, рассказал о своих впечатлениях, убеждающих его в полной невиновности обвиняемых коммунистов.

Георгии Димитров

обвиняет преступника Геринга

День 4 ноября 1933 года навсегда вошел в историю как большая памятная дата. В этот день Георгий Димитров величайшим усилием воли окончательно изменил течение лейпцигского процесса, превратив его из суда над революционерами в суд над организаторами процесса — фашистскими авантюристами. Со скамьи подсудимых он учинил допрос самому Герингу, который совершил одну из крупнейших ошибок за свою карьеру, решившись явиться в суд в качестве свидетеля.

Геринг рассчитывал своим появлением в зале суда укрепить позиции обвинения, столь подорванные всем ходом предыдущего судебного разбирательства. Он думал, что ему удастся терроризировать Димитрова и заставить его покорно склонить голову перед палачами.

Вышло иначе. Димитров с первых же минут этого изумительного поединка, происходившего на глазах растерявшихся от неожиданности судей, захватил инициативу в свои руки и перешел в стремительное наступление на Геринга. Геринг был разбит, разгромлен Димитровым, и это предопределило весь дальнейший ход и исход процесса. Тщетно попытался несколько дней спустя Геббельс поправить дело своим появлением в суде, — Димитров сразил и его. В конце концов суд был вынужден отказаться от обвинення. Это была великая победа сил демократии над силами фашизма. Это была победа прогрессивного общественного мнения, требовавшего во всем мире освобождения облыжно обвиненных деятелей. Это была победа коммунистических партий, поднявших рабочий класс всех стран на борьбу за спасение революционеров, над головами которых фашистский палач уже занес свой топор. И это была победа Георгия Димитрова, который мужественно вел борьбу против фашизма со скамьи подсудимых, превратившись из обвиняемого в прокурора.

Михаила Кольцова так и не допустили на этот процесс. Но в день 4 ноября двум советским журналистам, работавшим в то время в Берлине, — представителю ТАСС Беспалову и корреспондентке «Известий» Л. Кайт было дозволено посетить процесс по случаю появления в этом зале самого Геринга. Самоуверенный руководитель фашистской пропаганды Геббельс, видимо, надеялся, что это будет день триумфа его коллеги, и он решил сделать советских журналистов свидетелями столь сенсационного события.

Этой ошибке Г еббельса мы и обязаны тем, что советским журналистам удалось запечатлеть для истории день позорного поражения Г еринга в поединке с Димитровым. Ниже мы приводим описание заседания лейпцигского трибунала, составленное по сообщениям тт. Беспалова и Кайт, опубликованным в «Правде» и «Известиях» в те дни.

Ю. Жуков

Для того, чтобы попасть в помещение, где заседал суд 4 ноября, необходимо было пройти через большие кордоны полиции, находящейся в полном вооружении; внутри здания также находилось огромное количество полиции. Повсюду во всех помещениях были расставлены ширмы, разделяющие комнаты на отдельные секторы, занятые целыми отрядами полиции в полной форме, а также и в штатском. Эти усиленные мероприятия полиции были вызваны тем, что в этот день сам Геринг должен был выступить в суде в качестве свидетеля. Появление Геринга послужило поводом к тому, чтобы многочисленные виднейшие политические деятели явились на заседание в качестве почетных гостей. Так, например, в зале заседаний находились американский посол в Берлине, министр хозяйства Шмидт, прусский министр юстиции Керрль, берлинский полицей-президент Леветцов и др.

Первоначально суд постановил исключить Димитрова на три дня из зала заседания. Однако это решение внезапно было отменено, и 4 ноября Димитров находился в зале. Геринг принес присягу по религиозному ритуалу, после чего судья ему предоставил слово — сперва на час с четвертью.





Геринг начал с того, что его показания важны для процесса по двум причинам. Во-первых, потому, что он был на месте происшествия и в качестве председателя рейхстага не может оставаться равнодушным к поджогу доверенного ему здания; во-вторых, потому, что он в качестве прусского премьера и министра внутренних дел «обязан заботиться о безопасности государства и поэтому должен вести борьбу против разрушительного коммунистического движения». Что касается обвинений, содержащихся в «Коричневой книге», то они представляются Герингу «настолько странными», что он считает излишним «пускаться в подробности».

Геринг далее заявляет, что ему «через доверенных лиц» известно, каким образом получены обвинения, содержащиеся в «Коричневой книге», и что «каждый красный негодяй, который в то время нуждался в деньгах, имел под рукой сообщения о зверствах для того, чтобы снабдить заграничные агентуры». «В Германии, — заявил он, — существовало специальное бюро для вербовки свидетелей». «Я поэтому отказываюсь оправдываться против высказываний этого сброда», — заявил Геринг.

П р е д с е д а т е л ь. Я разрешаю себе прервать вас. Вы говорите о сброде?

Г е р и н г. Я имею в виду этих лжесвидетелей, а также часть прессы.

Далее Геринг все же касается утверждений «Коричневой книги» о том, что для поджога был использован подземный ход, ведущий из рейхстага во дворец Геринга. По заявлению Геринга, вход в этот подземный коридор можно видеть с улицы через окно рейхстага. Связь между котельной и рейхстагом поддерживается через этот подземный ход, который якобы кончается не во дворце председателя рейхстага, а значительно дальше — в здании котельной.

Останавливаясь на обвинениях «Коричневой книги» против Геринга, что он поджег рейхстаг с тем, чтобы обвинить в этом коммунистическую партию, он утверждает, что «пожар рейхстага был для него самого неожиданностью» и что пожар расстроил его план борьбы против коммунизма, согласно которому коммунистам «должен был быть нанесен сокрушающий удар».

После перерыва заседания на пять минут Геринг снова взял слово для того, чтобы, как он заявил, перейти к самому поджогу рейхстага. Он заявил: «Был ли мне нужен пожар рейхстага? Нет. Он мне даже был неудобен, как полководцу, который хочет провести широко задуманный план битвы, но вынужден отказаться от этого плана вследствие импульсивных действий противника. Я хотел обождать действий коммунистов, которые должны были произойти после аннулирования мандатов, которое я намерен был провести. Я сожалею, — воскликнул Геринг, — что известная часть коммунистического руководства временно спаслась от виселицы. Мой план заключался в том, чтобы получить их всех и разбить их в тот момент, который мне казался бы подходящим. Я хотел, чтобы нападение началось со стороны коммунистов».

Здесь трудно было не усмотреть решительного противоречия у Геринга: Геринг заявил, что пожар рейхстага якобы помешал стратегическому плану национал-социалистов, так как они выжидали выступления коммунистов после аннулирования мандатов. Но ведь поджог рейхстага как раз и изображался национал-социалистами как выступление компартии!

Верховный прокурор Вернер поставил Герингу вопрос со ссылкой на «Коричневую книгу»: «Почему Геринг 27 февраля не был на предвыборном собрании и что представляет собой меморандум Оберфорена?» Геринг отвечает:

«Мы, — он имеет в виду себя и Геббельса, — хотя и являемся виднейшими членами национал-социалистской партии, но наряду с этим мы также министры. Мы в то время не могли уехать из Берлина, так как во вторник и среду были предусмотрены заседания кабинета министров, а к тому же были еще текущие дела».

«Меморандум Оберфорена, — заявил Геринг, — подложный. Оберфорен должен был (!) застрелиться по понятиям чести, которые для нас являются несомненными». Затем Геринг подробно рассказал об интригах Оберфорена против Гугенберга (история с анонимными письмами), которые были разоблачены благодаря тому, что наблюдательный пост на берлинской телефонной станции сообщил Герингу о компрометирующем Оберфорена телефонном разговоре, который последний вел с своей секретаршей. В результате этого Геринг приказал полиции произвести обыск в конторе Оберфорена, и таким образом были обнаружены доказательства.