Судьба Десятой

— Спасибо, — говорит он, глядя ей в глаза, на его лице смешались изумление и благодарность.

— Не за что, — отвечает Марина, тяжело дыша.

— Э, Мариночка… ты бы не могла…? — я указываю на торчащую из моей ноги железку.

Марина стонет от усталости, но кивает и пересаживается лицом ко мне.

— Хочешь, чтоб я вынула или…?

Не давая ей договорить, выдергиваю осколок из бедра. По ноге струится свежая кровь. Больно безумно, но Марина быстро притупляет боль порывом ледяного ветра, а уже потом начинает лечить. По сравнению с тем, как по кусочкам собирали Адама, это занимает секунды.

Едва закончив со мной, Марина снова поворачивается к Адаму.

— Что за ерунда с тобой творилась? Почему тебя было так тяжело лечить?

— Если честно… я точно не знаю, — отвечает Адам, уставившись куда–то в пространство.

— Ты начал местами распадаться, — говорю я. — Словно помирать собрался.

— Я и умирал, — отвечает он. — Но такого со мной не должно было быть. Искусственники, с которыми вы обычно сталкиваетесь, превращаются в пепел, потому что они всецело результат генетических экспериментов Сетракуса Ра. Некоторые чистокровные, как я, например, получают модификации, из–за которых тоже разлагаются при смерти. Вот только я ничего такого не получал. Разве что…

— … ты о них не знал, — заканчиваю я за него мысль.

— Да, — отвечает Адам, глядя на себя так, будто вдруг перестал доверять собственному телу. — Я несколько лет провалялся в коме. Отец вполне мог что–нибудь со мной сделать, а я бы и не узнал.

— Что бы там ни было, по–моему, мое лечение это из тебя вытравило, — говорит Марина.

— Надеюсь, — отзывается Адам.

Мы погружаемся в тишину. Покончив со скорой помощью, становится ясно, как паршиво все могло закончиться. Я иду к опаленному участку земли, где взорвалась бомба Фири Дун — Ра, пиная клочья сумки и деформированные железяки. Скорее всего, в сумке лежали наши детали. Увы, я не вижу ничего уцелевшего.

Вот теперь мы окончательно тут застряли.

Обернувшись, обнаруживаю, что Адам уже встал и сейчас возвышается над бессознательным телом Фири.

— Нужно ее убить, — хладнокровно говорит он. — Нет смысла оставлять ее в живых.

— Мы так не поступаем, — возражает Марина мягким, но убедительным тоном. — В оковах она безвредна.

Адам хочет поспорить, но затем как будто передумывает. Марина только что спасла ему жизнь, и, видимо, он считает, что должен к ней прислушаться. Я же согласна с обоими — от Фири Дун — Ра одни неприятности, и, сохраняя ей жизнь, мы лишь даем ей шанс снова нам напакостить. Но убивать ее в бессознательном состоянии кажется неправильным.

— Давайте хотя бы дождемся, когда она очнется, — говорю я примирительно. — А там решим, что с ней делать.

Ребята молча кивают, угрюмо соглашаясь. Мы возвращаемся к Святилищу. Всю дорогу я телекинезом левитирую обморочную тушку Фири рядом с нами. Дойдя до места, Марина освежает и укрепляет ледяные кандалы, а потом мы находим провода, чтобы привязать нашу чистокровную пленницу к шасси одного из кучи переломанных кораблей. К этому моменту я уже не сомневаюсь, что эта коза притворяется. Ну и черт с ней. Марина права — она не сможет навредить, пока будет связана, а если вдруг освободится, уж Адам точно исполнит то, о чем мечтал.

Не зная, куда деть руки, я снова пытаюсь дозвониться до Джона. Нет ответа. Невольно вспоминаю слова Фири о том, что война уже началась и закончилась. Но у меня не появилось новых шрамов, а значит — Джон и Девятый по–прежнему очень даже живы, хотя это и не означает, что в Нью — Йорке все прекрасно.

— Адам, а мы можем подрубиться к моговским переговорам с одного из этих кораблей? — спрашиваю я. — Я хочу знать, что происходит.

— Разумеется, — с готовностью отвечает он, радуясь возможности сделать что–нибудь полезное.

Мы втроем взбираемся на борт нашего скиммера. Адам усаживается в кресло пилота, и ему удается включить электрику, хотя огоньки судорожно моргают и порой внутренности корабля стонут от натуги. Адам крутит ручку настройки на приборной панели, но ничего кроме статических помех не ловится.

— Нужно просто найти правильную частоту, — говорит он.

Я вздыхаю.

— Ничего страшного. Все равно мы никуда уже не собираемся.

Рядом со мной Марина глядит на Святилище через окно скиммера. Благодаря тому, что мы оставили гореть прожекторы, весь храм подсвечен — древний белый камень словно светится.

— Надежда умирает последней, Шестая, — тихо произносит Марина. — Мы со всем справимся.

И тут треск помех сменяется гортанным могадорским голосом. Его речь звучит сухо и невыразительно, словно он зачитывает список. Естественно, я ни слова не понимаю.

Пихаю Адама локтем.

— Ты переводить–то собираешься?

— Э… — Адам смотрит на радио такими глазами, словно туда вселился бес, и явно не знает, что сказать. Я мигом понимаю, что он не хочет сообщать мне то, что передают по новостям.

— Всё настолько плохо? — спрашиваю я как можно спокойнее. — Просто скажи и все.

Адам прочищает горло и неуверенно начинает переводить:

— Москва — сопротивление среднее. Каир — сопротивление отсутствует. Токио — сопротивление отсутствует. Лондон — сопротивление среднее. Нью — Дели — сопротивление среднее. Вашингтон — сопротивление отсутствует. Пекин — сопротивление сильное, протокол сохранения снят…

— О чем это они? — перебиваю я, теряя терпение от этого монотонного бубнения. — Строят планы атаки?

— Нет, Шестая, докладывают о текущем положении, — тихо отвечает Адам. — Военные корабли докладывают, как проходит вторжение. Над каждым из этих городов висит огромный военный крейсер для поддержки сил захвата, и они не единственные…

— Так это случилось? — спрашивает Марина, садясь на соседнее кресло. — Я думала, у нас еще есть время.

— Флот достиг Земли, — отвечает Адам с застывшим лицом.

— А что за протокол сохранения? — спрашиваю я. — Ты сказал, в Пекине его сняли.

— Протокол сохранения — это такой способ Сетракуса Ра сохранить Землю пригодной для длительной оккупации. Раз в Пекине его сняли, значит, они решили уничтожить город, — говорит Адам. — Используется как послание другим городам, которые могут вызвать проблемы.

— Боже мой… — шепчет Марина.

— Один крейсер может в одиночку уничтожить город за пару часов, — продолжает Адам. — Если они…

Он замолкает, отвлеченный какими–то новыми данными по радио. Адам тяжело сглатывает и резко выкручивает ручку динамика, снижая громкость докладов о могадорских успехах.

Я трясу его за плечо.

— Что там? Что они говорят?!

— Нью — Йорк… — устало начинает он, сдавливая переносицу. — Нью — Йорк, сопротивление с участием Гвардейцев…

— Это наши! Это Джон!

Адам качает головой, заканчивая перевод:

— Сопротивление с участием Гвардейцев подавлено. Наступление успешно.

— Что это значит? — спрашивает Марина.

— Это значит, что они выиграли, — мрачно отвечает Адам. — Нью — Йорк завоеван.

Они выиграли. Эта фраза крутится и крутится в моей голове.

Они победили, пока мы тут торчали.

У меня нет лучшей цели — так что я со всей дури бью по приборной панели, из которой продолжают вяло гундосить о могадорских достижениях. Сыпятся искры, Адам в шоке соскакивает с кресла пилота. Марина взлетает на ноги и пытается меня обнять, но я отталкиваю ее руки.

— Шестая! — кричит она, когда я выскакиваю из кабины. — Это еще не конец!

Я стою на борту скиммера, внутри все кипит от ярости, которую мне некуда выплеснуть. Я смотрю на Святилище в свете прожекторов. Это место должно было стать нашим спасением. Однако путешествие сюда ничего не изменило. Наоборот, чуть нас не прикончило, и сейчас мы даже не можем сражаться. Сколько людей погибает из–за того, что нас не было рядом с Джоном, чтобы помочь ему спасти Нью — Йорк?

Я чувствую покалывание в затылке. Кто–то за мной наблюдает. Крутанувшись на месте, шарю взглядом по взлетной полосе и другим кораблям. Фири Дун — Ра очнулась, так и привязанная там, где мы ее оставили.