Страница 28 из 52
«Неужели придется подныривать? Не, этого мне уже не одолеть, придавит дверь — крышка». И вдруг почувствовал, как вода ушла от него, в лицо ударили брызги, мелькнула бледноватая полоска горизонта. В следующую секунду он различил круглое лицо Анимподиста. За его спиной кряхтел еще кто-то, Витек, конечно, — кто больше может?
— Живой, Бугор Иванович? — мягко и ласково произнес Анимподист. — А мы испугались — не утоп бы.
— А ну, дай мне посмотреть на директора, — отталкивал Дьячкова Витек. — О, да тут полный клевективин, — это у него означало «хорошо». — Я всегда говорил, что даже в самом маленьком коллективе обязан быть свой директор. Без директора — все равно что справка без печати. Даже в са-а-амом маленьком… Директор не должен исчезать с лица земли. — Витек тараторил без умолку, помогая вытаскивать Шелегеду из западни.
Бригадир неожиданно оттолкнул его, повернулся и нырнул снова в расплющенную палатку.
— Эй, куда? Гришка…
В ответ услышал сдавленную ругань Шелегеды:
— Квитанции эти дурацкие. Без них нам никак…
— Какие квитанции, чудак! — закричал Анимподист. — Живыми бы выбраться.
Вскоре они тесным кругом столпились возле растопленной и нещадно дымящей печи. Насквозь промокшие, облепленные с ног до головы глиной, дрожащие. Сухая одежда не находилась, зуб не попадал на зуб… Антонишин растирал ушибленную ногу. Анимподист кивнул на него:
— Герой наш — первым бросился спасать, Степаныч. С тебя полагается. Ногу даже повредил, там линза — голову в два счета мог прошибить.
Бригадир молчал, сурово нахмурив брови. Потом сказал:
— Как бы там ни было, надо собираться на переборку.
— Тоже придумал! Какая сейчас переборка? — возмутился Дьячков. — Обсушиться хотя бы.
В иной обстановке бригадир не терпел возражений даже от своего зама. Теперь сказал:
— Как бригада. Ваша рыба — ваши деньги.
Корецкий вяло поддержал:
— Четыре рамы увели из-под носа. Наверстывать надо.
— Не на Луну же увезли — в колхозный карман, — сказал Витек. — Лично с меня на сегодня хватит!
— Правильно, — поддержали его остальные.
— Что с палаткой?
— Пошел отлив. Обсохнет, тогда и увидим.
— Смотреть нечего, — сказал бригадир. — Палатке конец. Считайте, путина закончилась.
— Слава богу! — зевая, проговорил Омельчук.
Дьячков рассмеялся:
— Хорошо вам, чужакам, говорить, а колхозу план нужен.
— Другие бригады наверстают.
— Кстати, за невыполнение плана, минус вычет за палатку, вы получите ноль целых…
Корецкий в волнении даже приподнялся:
— За такие-то мучения? Ну уж извините…
Его хлопнул по плечу Витек:
— Не переживай, дорогой Том, — один будешь ловить, по рыбке, по рыбке…
— Уйду в другую бригаду.
— Так там и ждали! Говорят, меньше кадров — легче руководить. А у нас: меньше в бригаде рыбаков — больше навара каждому.
— Связался я с вами. — зло процедил Корецкий. — Дело не в рыбе.
— Знаем, знаем, в чем дело.
— Да что с вами говорить. Соображенья никакого.
Витек безнадежно махнул рукой, наклонился к задремавшему Савелию и прорычал в ухо:
— На пе-ре-бор-ку-у!
Савелий вздрогнул и механически стал застегивать куртку.
— Во реакция! К концу путины стал настоящим рыбаком.
Бригадир в глубокой и невеселой своей задумчивости проговорил:
— Ладно, ребята. Что-нибудь придумаем. — Он старался придать голосу больше бодрости, но фраза прозвучала устало и грустно.
Ночной ливень преобразил берег. Невозможно было поверить, что все это произошло за одну ночь. Некогда четкий и плавный силуэт ландшафта разорвался глыбами отвалившейся земли с измятым кустарником. Зловеще поблескивали среди провалов и свежих борозд лбы ледяных линз. Однако на удивление персональные палатки остались целыми. Вода окрасилась в буро-желтый цвет. Небо еще хранило тревогу и ярость минувшей ночи, хотя там, за высокой горой Дионисия, уже нарождалось что-то светлое и чистое, будто намек на скорое облегчение.
Невод устоял. Лишь Центральный трос забило водорослями, ветками, корягами, обломками досок. Ближе к «секретке» торчало из воды целое бревно. Еще неизвестно, цела ли сама дель, но в садках рябило, всплескивалось. Значит, есть рыба.
Некогда надежная и уже такая близкая каждому палатка — жилье и крыша рыбаков — превратилась в бесформенную мешанину мокрых брезентовых лоскутьев и сломанных досок.
Парни уныло, точно потерянные, молча бродили среди комьев и глыб вывороченной земли. Слава Фиалетов беспомощно разводил руками:
— А-а… моей палаточки-то нет нигде. Ребята, где она?
Действительно, Славино жилье исчезло бесследно. Очевидно, оно покоилось на дне под общей палаткой.
— Что там у тебя было? — спросил Дьячков.
— Все ерунда. Вот книгу жалко. Про кораблекрушения, Эйдельмана. Не читал?
— Не-а.
— У-у, книга — блеск! Однажды танкер одной фирмы в шторм…
— Погоди про свой танкер. Куртка где твоя, та, с молниями?
— Куртка? Где же ей быть. В палатке осталась.
— Ну вот, а ты про кораблекрушения. Иди на кухню, грейся.
Кухонька уцелела чудом. Ни дать ни взять — ласточкино гнездо на козырьке подземной линзы. Словно Укоризна и Расплата за человеческое легкомыслие.
Со стороны рыббазы затарахтел БМК. Странно, его ждали из колхоза. Со Славкой, конечно же, появится Чаквария, а может, и другое начальство. На берег спрыгнули Константин Генерозов и Владимир Татаринов — бригадиры с других неводов.
Генерозова, на вид тщедушного, сухонького мужичонка, в колхозе уважали и любили все. К нему шли за советом, помощью или просто в гости на чашку чая. Он к тому же слыл отменным печником. И это было немаловажно. В свое время — до появления центрального отопления — Генерозов «утеплил» почти каждую семью. Да и сейчас многие колхозники не отказываются от печек.
Владимир Татаринов — атлетически сложенный крепыш с бакенбардами. Горд и обидчив, суров и горяч. Зимой работает тундровым вездеходчиком, на путине недавно, взамен вышедшего на пенсию чуванца Парфентьева.
Шелегеда настороженно посматривал в глаза прибывшим. Хорошего к себе отношения он не ждал — с чего? Сочувствия — тоже. Тогда зачем они? Прибыли полюбоваться?
— Ну, я так и предполагал, мать честная! — Генерозов закурил. — Здесь при таких ливнях всегда так. Почве цепляться не за что — кругом сплошные линзы. Еще Парфентьев-старик предупреждал.
— А у вас как? — спросил Шелегеда.
— Нормально, берег пологий, — ответил Татаринов. — Все нормально, только рыбешки маловато. У вас вон опять полные садки, только черпай.
Шелегеда нахмурился, уловив в словах бригадира вполне понятный намек, но промолчал, якобы разглядывая что-то на пустом горизонте.
Генерозов прошелся по берегу, пнул торчащий угол палатки.
— Потрепало, ребята, вас. Ну, да ничего. У меня, помнится, баржой невод изорвало. А все равно — план дали.
— Это как же? Новый ставили?
— Нет, из обрывков сшили ставные сети, бредень был. Помучились, конечно.
Он подошел к Шелегеде, положил на плечо руку:
— Вот что, Гриша, я скажу. Самим вам тут не управиться, да и некогда. Вы берите рыбу, а мои ребята и татаринские что-нибудь придумают с жильем.
Татаринов, поигрывая улыбкой, великодушно произнес:
— Готовь, бригадир, ужин.
— Да уж накормим, еды не жалко, — просветленно сказал Шелегеда, еще до конца не осознав услышанное.
Оба бригадира направились к катеру, но Генерозов в последнюю минуту вернулся, порылся в нагрудном кармане:
— Чуть не забыл. Вот. — Он протянул сложенные бумажки. — Квитанции за вчерашнюю рыбу.
— Какие квитанции? — Шелегеда, как обычно в волнении, часто заморгал.
— Рыба-то из твоего невода? Из твоего. Закон промысловиков, бери.
Шелегеда растерянно смотрел то на бумажки, то на удалявшуюся сутулую фигуру Генерозова. Подошли рыбаки.
— А ну-ка. — Корецкий внимательно изучил документы, зачем-то даже посмотрел сквозь них на свет, чем вызвал откровенный смех ребят.