Кошки-мышки

Это все похоже на какой-то театр абсурда. Женская логика всегда казалось Мартинесу чем-то чересчур сложным или, наоборот, настолько примитивным, что понять и поверить, что кто-то, в самом деле, может так мыслить, было невозможным. Но весь вид Айлин говорит о том, что она не врет. И даже искренне сочувствует своей бывшей подруге. У которой в голове совсем мозгов не имеется.

Думать о том, что если бы не эта сидящая рядом и снова промокающая глаза салфеткой барышня, он бы ни о чем не догадался и однажды бы все же лег в постель с Дейзи, давая ей возможность исполнить свой план, не хочется.

- Спасибо, - бормочет Мартинес, поднимаясь и еще не зная, куда сейчас пойдет, чем займется – ведь выбор теперь был, и немалый.

- Подожди! Цезарь! Не… не делай ей только ничего! Она просто сходит с ума от ревности и любви, постарайся ее понять, - резко встает вслед за ним Айлин и хватается за живот. - Я видела… Знаю, к кому ты ходишь. Правда, она такая… Я даже не поверила сразу. Как ты мог променять?.. Но я не говорила Дейзи. Не стала.

- И на том спасибо. Или ты еще чего хочешь? - хмыкает он, приподнимая бровь и почти уже ожидая намека на шантаж.

Но она только мотает головой и продолжает укоризненно смотреть на него, провожая до выхода. Так, словно он, в самом деле, в чем-то виноват. Так, словно кто-то имеет право укорять его за то, как он живет. Так, словно он не заслужил права жить, как он сам хочет.

Эти люди вокруг – они никто. Ничто. И должны быть благодарны за защиту, еду и спокойный сон. А думать, упрекать и иметь свое мнение о тех, кто им все это обеспечивает – уже не их забота.

Мартинес выходит на главную улицу и замирает, не зная, куда отправиться. Пойти к Дейзи и, заглянув в ее лживые насквозь глаза, послать ее наконец далеко и надолго? Желательно, навсегда и куда-то за стены города. Развернуться и явиться к Минни, проведя этот вечер и ночь в ее обществе, наслаждаясь тишиной, покоем и безразличной покорностью? Зайти сначала к Дейзи на склад, захватив что-нибудь интересное для того, чтобы потом вместе с Минни отпраздновать собственное освобождение? Он даже расскажет ей обо всем, смеясь, ведь она так хорошо умеет слушать, понимающе заглядывая в глаза и кивая в нужный момент. А может быть, стоит плюнуть на всех и пойти домой? Забыв обеих. И ту, и другую.

- Эй, чувак, ты чего завис, пугая наших славных, бестолковых, ни на кой черт не нужных горожан? - Диксон хлопает Мартинеса по плечу, заставляя чертыхнуться сквозь зубы и зло сплюнуть. - Слыхал новость? На выходных у шефа днюха, так что с нас сладкий стол, блин! То есть, бой и явление на какую-то гребаную светскую вечеринку после. Роуэн заявила, что хочет устроить своему божеству настоящий праздник из тех, что проводились раньше. Мильти уже пять раз грохнулся в обморок от горя, что мы столько ресурсов на такое непотребство угрохаем. Ну чего ты кривишься, шуруй, готовься! А то ведь снова за пять минут уложу тебя на обе лопатки! Ну… зато у тебя, вон, курица твоя всех на вечеринке затмит – тоже типа как достижение. Ладно, Брауни, вижу, ты уже проникся пониманием того, что продуешь по полной, не буду мешать горевать.

Мэрл видит кого-то вдалеке и торопится в ту сторону, оставляя после себя только недоумение и раздражение. Какие еще праздники и дни рождения? Совсем этой Роуэн делать нечего – порой даже смешно от того, как она пытается стелиться под Блейка, понимая всю шаткость своего положения.

Поколебавшись еще минуту, Мартинес разворачивается в сторону своего дома, совсем не удивляясь при виде застывшей у двери в квартиру Дейзи. Она даже растекшуюся по лицу косметику не стерла, чтобы показать всю глубину своего раскаяния и страдания. А голубые глаза смотрят настороженно, пытливо и зло – этого не скрыть.

- Цезарь, милый, - лепечет она, делая шаг навстречу и запинаясь. - Почему… почему ты так улыбаешься? Почему ты смеешься? Что она… что она тебе сказала? Цезарь, что бы она ни сказала, это все неправда! Она специально, она хочет нас разлучить…

- Иди вешать лапшу на уши еще кому, а? - добродушно советует он, окидывая Дейзи снисходительным взглядом – жалость смешивается с брезгливостью. - Давай, красавица, прощаться не будем, останемся друзьями, и все такое. Или как там говорят? Что «нет»? Ну, нет так нет, мне не принципиально. Сама понимаешь – твоя дружба…

- То есть, да? Ты бросаешь меня? Ты предпочел поверить ей? Даже не выслушаешь? - уточняет она неожиданно звонким голосом, глядя почему-то с вызовом и кусая губы, увидев безразличный и вполне уверенный кивок. - Хорошо… Я уйду. Только, Цезарь, из твоей жизни я не исчезну, как бы ты этого не хотел.

- Уверена, красавица? - цедит он, усмехаясь и снова видя пред собой картинки ее возможного будущего.

Дейзи падает с большой высоты, Дейзи перед ходячим, Дейзи просто нет, и не будет никогда. И никто даже не вспомнит через неделю.

- Кто она? Я же знаю, кто-то есть. Я не слепая. Я все вижу. Только никак не могу… Ну же, почему ты молчишь, почему ты не хвастаешься своей новой девушкой? Она же, наверное, красивая, да? Или жутко умная? Какая тебе нужна? Что тебе не хватало со мной? Скажи ее имя… Мне ведь нужно знать, кому я тебя отдаю. Мне ведь интересно.

- Иди уже, Дейзи, - устало подталкивает он ее к выходу, наблюдая как она, покачнувшись на каблуках, хватается за стену, чтобы не упасть.

- Нет, я не уйду, пока не услышу! Почему ты не хочешь говорить? Или ты… может быть, ты там с Роуэн за спиной у Филипа? Потому и скрываешь ото всех? Что, я угадала, да? – торжествующе смеется Дейзи, но видя равнодушный кивок в ответ, сжимает кулаки, понимая, что все не так просто. - Я все равно узнаю. Думаешь, это так сложно? Я ведь даже почти не старалась раньше. Слишком больно было. Пыталась обманывать себя, пыталась верить, что мне только кажется. Но теперь я узнаю.

- Твое дело, - пожимает Мартинес плечами, поворачивая ключ в замке и делая шаг в квартиру, собираясь оставить давно надоевшую ему девушку, наконец, там – за закрытой дверью.

- Я узнаю, - повторяет она медленно и почти что с наслаждением добавляет. - И убью ее.

Громко хлопнувшая дверь обрывает тихий смех, а Мартинес направляется к стоящей на столе бутылке и пьет алкоголь прямо из горла, усмехаясь такой глупой угрозе. Ерунда. Мелькнувший на мгновение кадр – красная кровь на белой коже и невидящий взгляд застывших серых глаз – снова исчезает, растворяясь в обжигающей горло жидкости.

========== Глава 21 ==========

Свобода – это то, что радует ежедневно. Даже не ожидалось, что будет так: словно камень с души, словно груз – прочь из мыслей, словно целая Дейзи – с плеч долой. Почему без нее так свободно, так легко и просто дышится? Почему та, другая, совсем не ощущается, как нечто тяжелое и давящее? Пока – не ощущается.

Улучшившееся настроение Мартинеса замечают даже приятели, быстро понимая, что сочувствия неуместны, вовремя ориентируясь и даже поздравляя. Целая попойка – во имя разлуки. Благо, выпивка и закуска в виде консервов у них, защитников города, имеется на такой случай всегда. Для того чтобы расслабиться, отдохнуть, посидеть тесной мужской компанией, не подбирая слов, не думая о смерти, о ходячих, о назойливых женщинах, о беспомощных детях, о службе Губернатору, о собственной вине и постоянной ответственности.

Диксон то и дело вспоминает о наркотиках, вздыхая, и пьяно смеется, снова сравнивая укорившего его Мартинеса в схожести со своим младшим братом. Тот тоже не одобрял подобный способ расслабиться. Какие разные эти братья. И снова хочется познакомиться – хотя бы взглянуть на того, о ком Мэрл вспоминает, вдруг замолчав и уставившись в одну точку невидящим взглядом. Тревожится, заботится, переживает до сих пор. Верит в его жизнь по сей день.

У Цезаря два брата. Было. Он не знает наверняка, но уверен – они давно мертвы. Или бродят где-то в виде ходячих. Жалко конечно. Особенно, если вспомнить детство. Хотелось бы видеть рядом живыми, этого не отнимешь. Но не больше. Нет этой почти что животной тоски, как у Мэрла Диксона. Нет надежды.