Кошки-мышки

- Ты меня избегаешь, милый? - появляется она из темного угла подъезда, прижимаясь к его спине и закрывая теплыми ладошками глаза.

- Дел много, - резко отстраняется он и не успевает захлопнуть дверь перед носом у протиснувшейся в его квартиру Дейзи.

Она деловито сбрасывает пальто и проходит в комнату. Усаживается посреди дивана и с улыбкой заказывает чай, интересуясь, нет ли у него чего-то вкусненького. Ведь от обычной еды ее тошнит. А вот от шоколада почему-то нет. Мартинес смотрит на нее, как на врага, и даже не пытается отогнать мелькающие перед глазами картинки: Дейзи сильно заболевает чем угодно, Дейзи просто неловко падает со ступеней, Дейзи случайно выпивает целую упаковку снотворного, Дейзи вдруг оказывается одна перед прорвавшимся в город ходячим…

- Ну, ты что? - отвлекает Дейзи мужчину от фантазий, грациозно приближаясь и устраиваясь на коленях, совсем не обращая внимания на то, что он даже рук не поднял обнять ее. - Если много дел, значит, сильно устаешь. А если сильно устаешь, нужно хорошо отдохнуть…

- Как-то не хочется что-то, - бормочет Мартинес, с ужасом косясь на ее живот, и хмурится при звуках звонкого смеха девушки, скользящей губами по его шее.

- Ты как маленький! Ты что, боишься? Не переживай, мне все можно! И вообще, нужно ловить момент, пока на фигуре не отразилось. А еще, - тянет она гласные, искушающе улыбаясь и заглядывая ему в глаза. - Теперь ведь можно не защищаться, это ведь так удобно. И так приятно…

- Мне пора, - торопливо поднимает Цезарь девушку на ноги и отступает под ее взглядом.

В ее глазах так много эмоций. Целая волна, вихрь чего-то непонятного: обиды, разочарования, отчаяния? Она делает шаг вперед, снова прижимаясь и, несомненно, ощущая естественную реакцию его тела, которое Мартинес в этот момент ненавидит. Упрямо отстраняя Дейзи от себя и, наверное, слишком сильно сжимая ее запястья. Девушка шипит от боли, смаргивает появившуюся в глазах влагу и отшатывается, когда он ее отпускает. Быстро одевается и выходит, хлопая дверью. Чтобы на следующий день прийти снова. И снова. И снова.

Две недели постоянных мыслей о том, что так сложно уже изменить. Две недели попыток не видеть, не слышать и не думать о той, которая, кажется, стала его тенью. Две недели тихих, темных, холодных ночей в объятьях той, которая всегда молчит.

Он идет по городу, стараясь даже не смотреть в сторону склада, и все равно замечает сгорбившуюся фигурку: черное пальто и темные круги под глазами, светлые, безвольно свисающие, длинные волосы и белую кожу. Айлин выглядит плохо, она едва сдерживает слезы и несет в руках на вид почти пустую сумку. Мартинес невольно вспоминает о том, что девушка в ее положении входит в разряд тех, кому положено усиленное питание и кто получает особый паек, но почему-то ее ноша совсем мала. Или ей тяжело?

- Эй, красавица ты чего с пустой котомкой? Помочь? - он, даже не успев задуматься, подходит к вдруг всхлипнувшей Айлин и изумленно замирает, не понимая, почему его слова вызывают такой поток слез. - Слушай, ты чего? Эй, ну… Тебя обидел кто?

- Она сказала, что у нее переучет какой-то там. Сказала раньше понедельника не приходить. А у меня… почти ничего. И я не понимаю… Почему? За что? Она ведь неправду сказала, понимаешь? - рыдает девушка, и хватает вдруг сжавшего кулаки Цезаря за куртку. - Не нужно только ничего. Я не хочу, чтобы из-за меня…

- Так, красавица, иди, вон, на лавочке посиди, вытрись и все такое. Я сейчас. И сумку свою давай сюда.

Мартинес резко заходит в полумрак склада и молча опускает на стол перед съежившейся под его взглядом Дейзи пустую сумку. Она понимает все без слов, пытается что-то сказать, глотает оправдания, и торопливо идет к ящикам с едой. Наполняет сумку быстро, то и дело оглядываясь на молчащего Цезаря, засовывая даже что-то лишнее. Что-то из того, что обычно бережет для себя. Намеренно кладет на самый верх, чтобы сразу было видно. Нерешительно приближается, опускает глаза и едва слышно лепечет что-то несуразное.

О том, что она сама не знает, что на нее нашло. О том, что Айлин ее оскорбила, и она не выдержала. О том, что она ничего плохого не хотела. О том, что она сейчас, в ее положении, тоже не может сдерживать эмоций. О том, что она бы вечером сама все занесла Айлин.

Мартинес морщится от одного звука ее голоса, резко вырывает набитую доверху сумку и выходит, не обращая внимания на слезы и ладони, прижатые к животу. Ему плевать на нее и ее… положение. Ему и на Айлин плевать. Которая недоверчиво улыбается и многословно благодарит. Засветившиеся от понимания, что голодать уж точно не придется, глаза делают эту дурнушку на миг почти красивой. Цезарь торопит ее, слегка подталкивая и вспоминая, где она живет – сумка тяжелая, придется помогать и с этим. Раз уж взялся. В конец концов Айлин – женщина его приятеля. Беременная, слабая и беспомощная. А таким ведь нужно помогать. А вдруг там где-нибудь зачтется?

В противовес тем многим убитым им – помощь беременной девушке. Почему бы и нет? Ведь убивал он по приказу. А ей помогает от всей души.

- Спасибо! - повторяет она снова и снова, притормаживая у двери в квартиру и задумчиво сжимая ключ в пальцах. - Цезарь, зайдешь на чай? Нам нужно поговорить. Мне нужно тебе кое-что рассказать. Очень важное. О ней.

Айлин произносит последние слова таким загадочным тоном, что Мартинесу кажется, будто она хочет сказать что-то о Минни. Но о ней ведь никто не знает. Не знает ведь? Он кивает и проходит в квартиру, не представляя, чего ожидать. О ком пойдет речь? О той, которая не сводит с него полных слез голубых глаз? Или о той, которая всегда прячет свой – такой серый – взгляд?

========== Глава 20 ==========

Квартира необычная – чем-то неуловимо похожая на комнаты Дейзи, но совсем другая. Такая же аккуратная, чистая, женственно-светлая, с кучей непонятной, но, вероятно, милой дамскому сердцу ерунды. Кажется, все почти точно так же. Но тут почему-то уютно. Что-то такое едва заметное, то, чего Мартинес не может понять. Здесь не пахнет удушающе-сладко, как у Дейзи, здесь не сыро и не холодно, как у Минни. Тут – как-то обычно. Словно дома. Еще в том, совсем далеком доме родителей. Ненужные воспоминания.

- Тебе чай или кофе? Я кофе не пью, но у меня есть, могу приготовить, - суетится Айлин и испуганно охает, усаженная твердой рукой на диван.

- Забей на чай и кофе, у себя попью, отдыхай, красавица. И рассказывай, давай, чего там такого интересного хотела? - напряженно улыбается Цезарь, прекрасно видя, что она уже почти передумала делиться информацией.

Возможно, совсем неважной и совершенно глупой. Но вдруг?

- Я не знаю, нужно ли… Понимаешь, это ведь неправильно говорить сейчас тебе о ней, да? Но и то, что она делает – тоже неправильно! Очень неправильно. Это обман, это…

- Красавица, успокойся, хорошо? И по порядку: кто меня обманывает? Ну, тебе нужно сказать только имя. Или кивнуть. Ты о Дейзи?

Айлин затравленно кивает и комкает в пальцах подол платья, вздрагивая и вжимая голову в плечи, слыша сдавленные ругательства Мартинеса. Он вздыхает, пытаясь взять себя в руки и понимая, что запугав эту и без того слишком нервную девицу, ничего не узнает.

- Хорошо. В чем она меня обманывает? Может быть, она не беременна? - с надеждой и опасением все же выдыхает он эти слова, рассчитывая, что Айлин в любом случае знает о положении своей бывшей подруги, а значит с ней об этом – можно.

Очередной кивок позволяет телу расслабиться. Улыбка сама собой появляется на губах откинувшегося на спинку дивана Цезаря, которому даже кричать от облегчения хочется. Как мало нужно для счастья – всего лишь очень сильно чего-то испугаться, того, что может испортить всю жизнь, а потом вдруг понять, что бояться больше нечего. Ведь нечего?

- А теперь давай ты подашь свой прекрасный голос и расскажешь подробно: зачем, почему и что вообще за ерунда. Главное-то я уже знаю. Ну, давай, красавица, не бойся.

- Ладно, - Айлин утирает слезы со щек и, не поднимая глаз, начинает рассказывать. - Мы ведь из-за тебя, ну, в смысле, всего этого и поссорились. Она попросила тест, сказала, что для розыгрыша. Но потом поняла, что я могу проболтаться случайно, думая, что ты уже в курсе шутки, и рассказала мне, что она всерьез сообщит тебе о своей беременности. А потом – когда ты решишь, что необходимости, ну, предохраняться больше нет… В общем, ты понял. Я ей сказала, что так нельзя, что ты должен знать, это ведь не шутки! Так и поругались в итоге. Она говорила, что готова на все. Что так сильно любит тебя. Цезарь, она ведь и правда, наверное, любит. А ты сам виноват – ты ей изменяешь. И она знает, именно потому решила пойти на крайние меры. Глупые, да, но она надеется так вернуть тебя…