День рождения

— Хватит, домой пошли.

Чтобы согреться, ребята припустились бегом. Они пробежали через всю деревню, но Гибади все не мог согреться.

— Ночь попусту прошла, — сердился он, запыхавшись.

Чтобы как-то развеселить друга, Миннигали сказал в нарочито приподнятом тоне:

— Не жалей! Воры все равно попадутся. Не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра, а то и в конце педели могут прийти. Не зря же они сговаривались!.. — После некоторого молчания Миннигали добавил: — Ты не обижайся на меня. Ладно?

Гибади, привыкший уже к характеру друга, только кивнул в ответ и побежал к дому.

XV

День шел за днем… Кончилась неделя, а результата не было никакого. У ребят, которые должны были дежурить по ночам, пропал всякий интерес к этому делу. Лишь Миннигали, как оставшийся без всякого войска командир, ходил теперь один караулить склад.

Малика беспокоилась за младшего сына, который всю ночь где-то пропадал, возвращался только под утро и до уроков спал мертвым сном. Наконец она решила поговорить с отцом.

— Младшенький-то наш, — сказала она, показывая на спящего Миннигали, — последнее время очень похудел… До рассвета где-то гуляет… Уж не влюбился ли сынок наш?

Собиравшийся на работу Хабибулла засмеялся:

— Очень хорошо, бисэкей![18] Парень что надо, значит,

— Молоденький ведь еще, — вздохнула мать. — Едва шестнадцать исполнилось…

Хабибулла перебил жену:

— Ребятам это не страшно. Пока холостой, пускай погуляет… чтобы потом, как обзаведется семьей, ни о чем не жалел. Всему свое время.

— Хорошо ли будет, если раньше старшего брата жениться надумает? На ноги-то еще не встал, а глядишь, своих детей придется растить, отец.

— Ну вот, заботушку придумала. Слава богу, сыновья уже не маленькие. Не вмешивайся в их дела. Лишь бы честными были, порядочными. Пусть себе влюбляются, гуляют. Теперь я могу тебе сказать. Я сам в свое время в четырнадцать лет был влюблен в одну, знаешь…

— Брось, отец! — Малика обиделась. — Придумал старину поминать. Будет болтать всякую чепуху. Сыновьям дурной пример подаешь! Тебе и сказать-то ничего нельзя, сразу все в шутку переводишь, а ведь голова седая уже!

— Что же делать теперь, бисэкей? — Хабибулла обнял жену. — Сейчас не те времена! Сватовство не в моде! Сумеют наши сыновья найти себе хороших жен, не будем мешать их счастью. Ладно? А?

— Я же не об этом говорю, отец. — Ласковые слова мужа успокоили Малику. — Я без слов согласилась бы, если бы Закия нашему сыну досталась. Закия и красивая, и порядочная девушка. Работящая. Всегда улыбается!

— Говорят, Закию уже сватают. Сабир хочет жениться на ней.

— Сплетни это все. В Стерлитамаке у Сабира жена была, он ее сюда перевозит.

Миннигали не спал, лежал с закрытыми глазами и слышал весь разговор. Когда сын зашевелился, родители замолчали. Отец сразу заторопился на работу. Мать, оставшись одна, принялась будить сына:

— Сынок, вставай. В школу опоздаешь. Вставай!..

Тот потянулся на постели, делая вид, что только проснулся:

— А где отец?

— Уже на работе. Вот подою корову и тоже пойду.

Вечером Миннигали опять стал собираться на дежурство. Тимергали вышел следом за ним, в сенях спросил:

— Где ты бродишь по ночам? Мать беспокоится.

— Напрасно беспокоится.

— Боится, не знает, какими ты делами занимаешься…

— Хитрит мама. Она через тебя хочет узнать, к какой девушке я хожу. Понял?

— Брось ты! — усмехнулся Тимергали.

— Утром я подслушал их разговор.

— Ну тогда не скрывай. Ты что, в самом деле невесту приискал?

— Секрет, — пошутил Миннигали.

— Алсу-Закию, конечно.

— Нет. — Миннигали не любил врать и рассердился. — Не надо ее имя попусту трепать. Я ее только в школе и вижу. А где я ночи провожу, пока, брат, военная тайна. Даже тебе не могу об этом сказать..

— Не доверяешь, не говори…

Тимергали хотел уйти, но Миннигали остановил его:

— Ну ладно, тебе я все-таки скажу. Тебе можно. Хлебный склад охраняю… — Миннигали все рассказал брату и в заключение предложил: — Хочешь, давай вдвоем сторожить. Воры все равно придут, вот увидишь!

«Уж слишком серьезную игру придумал. Сам себя решил помучить. Мальчишка!» — подумал Тимергали.

— Чепуху затеял, кустым. Охота тебе глупостями заниматься.

Минпигали ничего не ответил.

Они по мосту перешли па другой берег и там разошлись. Тимергали повернул налево, Миннигали зашагал дальше. Он залез в шалаш, который они с Гибади устроили еще в первую ночь, и притаился. Но по-прежнему все было спокойно. Те же звезды светились в небе, та же луна улыбалась сверху, так же беззаботно храпел сторож. Все это порядком уже надоело Миннигали. Но надо было терпеть и ждать, ждать. Воры должны прийти, обязательно должны! Уж не проболтался ли кто-нибудь из мальчишек Сабиру?.. Нет, это невозможно. Им вполне можно довериться.

Мысли Миннигали привычно унеслись к Закие. Хорошо было мечтать в одиночестве о любимой, о будущем. «Алсу-Закия действительно красивая. По ней вздыхают многие парни. Мать тоже поняла, что это хорошая девушка, чистая. Одно неясно: как завоевать любовь Алсу-Закии?» Не рано ли ему говорить о своей любви Закие, которая может выбрать самого лучшего парня, какого только захочет? Вдруг сделает что-нибудь не так — совсем оттолкнет ее от себя. Тогда прощай мечты и надежды! А пока лучше работать над собой: во-первых, надо хорошо учиться, во-вторых, нужно вырабатывать характер. Тут он услышал стук колес по мерзлой земле и насторожился.

Лошадь остановилась у крайней клети. С арбы соскочил один человек, и его стало видно — это был кладовщик, другой остался сидеть, и его было не узнать в тени.

Кладовщик негромко крикнул:

— Эй, сторож, ты где?

Ответа не последовало.

— Спишь, что ли?

Кладовщик пошептался с человеком, сидевшим в арбе, подошел и потряс за ворот сторожа, спавшего в углу сарая:

— Так-то ты охраняешь колхозное добро, старик? Скажу Сахингарею — завтра же снимут с работы!..

Сторож, плохо соображая спросонок, крикнул:

— Черти!.. Ай, нечистая сила одолела!.. Караул! — Но, очухавшись и узнав кладовщика, взмолился: — Виноват, брат. Очень виноват… Больше никогда не усну… Не говори никому, прошу тебя!

Кладовщик кое-как успокоил сторожа и даже налил ему стакан водки:

— На уж, выпей! Замерз, поди… Дрожать перестанешь. Пей!

— А потом скажешь, — что я еще и напился? — говорил сторож, отворачиваясь от протянутого стакана.

— Ладно, за кого ты меня принимаешь? Пей, не бойся.

— Ну давай, коли так. — Сторож потянулся к водке. — За твое здоровье! — Опорожнив стакан, старик осмелел: — Браток, налей-ка еще святой воды! Как выпью проклятую, кровь по телу разбегается. Двадцатилетним джигитом становлюсь! Эх, хороша…

— Хватит! Люди увидят, что подумают? — подзадоривал его кладовщик.

— Плевать на людей! Наливай еще стакан, и хватит, — сказал старик заплетающимся языком. — Жалко, что ли?

— Да не жалко, конечно. На, бери всю бутылку. Только здесь не пей, дома допьешь.

— А ты откуда взялся, я спрашиваю? Ты что, на работу пришел?

— На работу.

— И бабы пришли зерно веять?

— Какое твое дело, пришли они или нет? Мало тебе, что я здесь? — сердито сказал кладовщик.

— Тогда порядок. Я пошел домой. — Старик убрался, еле передвигая ноги.

Сабир — а в арбе сидел именно Сабир — торопил кладовщика:

— Сколько провозился с этим старым дураком! Давай побыстрее. Скоро рассветет. Семенное зерно хорошо идет на базаре. Ты семенное — приготовил?

Кладовщик открыл дверь среднего амбара:

— Семенное здесь…

Когда мешки с зерном стали грузить на арбу, Миннигали вылез из своего укрытия и подобрался к распахнутой двери. Воры не заметили его. Кладовщик охал и ахал, заваливая очередной мешок со своей спины на арбу, и каждый раз спрашивал:

— Сабир, а Сабир, может, хватит?