День рождения

Конюх сгребал из-под лошадей солому с навозом.

— Агай, надо бы подковать Белолобого. Кто сейчас в кузнице работает?

— Гайнетдинов Салим, — ответил конюх. — Только он уехал куда-то с утра.

— Так ведь теперь его поставили заместителем председателя колхоза.

— Разве? — Конюх от удивления отставил вилы. — Воистину говорят, если хочешь узнать, что делается у тебя дома, спроси у своего соседа.

Тимергали слушал конюха и отвечал ему машинально, не думая, — на душе было невесело.

«Как все скверно получилось! И зачем надо было приставать к Тагзиме? Вот дурак! Теперь невозможно показаться ей па глаза. Она опять засмеет меня. А как я упал! Лучше не вспоминать. Она, конечно, презирает меня теперь, — думал Тимергали, — и правильно делает. — И тут же начал убеждать себя: — Но ведь она сама сказала мне, что любит меня!.. Как было бы хорошо, если бы все можно было изменить…» Тимергали занес сбрую в сторожку, в которой пахло дегтем, и повесил ее на костыль в стене.

Теперь можно было идти домой.

XIV

Приготовив уроки, Миннигали уложил книги в сумку.

— Эсей, я к Гибади схожу.

Малика месила тесто в деревянной чашке. Не отрываясь от работы, она сказала:

— Гибади никуда не денется, пойдешь после ужина.

— Нет, я побежал, эсей, мы условились…

— Сейчас придут отец и брат. Зачем же заставлять их ждать?

— Ужинайте без меня. Нужно сделать очень важное дело, — настаивал Миинигали.

Мать всегда трогало, как серьезно, по-взрослому разговаривал Миннигали. Она улыбнулась:

— Что это за «важное дело»?

— Пока военная тайна.

— Ну, раз тайна, не говори, не надо… Делайте быстрее свое дело — и домой. Что за вкус у остывшей лапши?! — сказала Малика.

Миннигали вышел на улицу. У дома на перекрестке он свистнул три раза, и тут же из калитки выскочил Гибади.

Гибади знал, что Миннигали зря не будет свистеть, да и самому ему дома не сиделось.

— В чем дело?

— Сейчас же надо собрать некоторых ребят.

— Зачем? — спросил Гибади. — Что будем делать? Случилось что-нибудь?

— Ничего не случилось.

Гибади, уже собиравшийся услышать интересную новость, разочарованно махнул рукой:

— Мать сегодня баню истопила. Я пойду.

— Да подожди ты!

Гибади, направившийся было к воротам, приостановился:

— Я не могу.

— Так джигиты не поступают. Ты ставишь личные дела выше общественных.

Гибади ответил на вопрос вопросом:

— Что пользы переливать из пустого в порожнее? Говори, в чем дело, а то я пошел.

— Может, и нет пользы. Но есть одно дело, в котором нам, комсомольцам, надо бы разобраться, — сказал он. — Давеча мать попросила меня в контору сходить муку выписать. Ну, я выписал и пошел на склад. Вхожу — никого нет, слышу голос Сабира в другой комнате: «Что, говорит, теряться, недостачу можно списать на мышей, на мякину или еще на что-нибудь». Кладовщик не соглашается: «Если, говорит, узнают, по головке не погладят». А тот стоит на своем. Меня увидели — сразу как воды в рот набрали… Уж очень странно они себя вели. Думаю, что они по локоть запустили руки в колхозный хлеб… Надо собрать ребят, посоветоваться.

— У кладовщика пе две головы, чтоб воровать.

— Откуда же тогда Сабир муку достает, чтобы торговать? А? И в прошлый базарный день видели его в Стер-литамаке. Опять муку продавал. В колхозе толком не работает, трезвым не бывает.

Не пойман — не вор.

— Знаю! Вот и надо поймать. На месте преступления.

— Как? Думаешь, так просто ловить жуликов? Иди попробуй.

— Надо всю ночь стеречь амбары, где хлеб хранится.

— Ты уверен, что воры придут?

— Обязательно!

Гибади все еще колебался:

— Если ничего не выйдет, мы останемся в дураках. Над нами же будут смеяться…_

— Сам не проболтаешься, никто и знать не будет. — Миннигали начал сердиться: — Зря, что ли, я повторяю, что это секрет? Мечтаешь в Красной Армии служить, а сам боишься одну ночь не поспать!

Гибади надулся:

— Я не боюсь. Если захочу, сутками могу один охранять амбары! И без тебя воров поймаю.

После недолгих препирательств решили посоветоваться с самыми близкими друзьями, которые умеют хранить тайну.

В совещании приняли участие четверо. Миннигали разъяснил задачу. Условились бросить жребий: кто окажется «наверху» — первым пойдет сегодня ночью с Миннигали охранять склад.

— А на уроках как будем потом сидеть? — спросил Юнусов.

— Эта операция не должна мешать учебе, — сказал Миннигали. — В школу ходить. Уроки делать. После уроков или утром поспать часа два, этого достаточно, или… Кто на себя не надеется, пусть сейчас же, откажется. Слабаки не нужны.

Никому не хотелось в слабаки, все молчали. Миннигали выставил вперед палку.

— Ну, хорошо. Тогда давайте жребий кинем!

Кинули жребий, выпало Гибади, на следующую ночь — Гади, на третью — Ахтияру, четвертым был Миннигали.

Когда Миннигали с Гибади подошли к складам, расположенным за правым берегом Уршакбаша, старик сторож еще не пришел. Поэтому ребята чувствовали себя свободно. Они присмотрели место, где можно спрятаться. Между двумя деревянными клетями было свободное пространство, закрытое с одной стороны наваленными досками, с другой — забором. Ребята натаскали сюда соломы, всякого тряпья и решили ночь провести в засаде.

Из-за Карамалинских гор поднялась большая круглая красная луна. В это время и послышались шаги сторожа. Он обошел кругом, все внимательно осмотрел, постучал палкой по замкам. Заметил, что нет кучи соломы, которая всегда была тут, проворчал:

— Даже солому уперли, негодяи! Солому! Надо быть поосторожнее. Раз уж и солому стащили… Попадись они мне, я бы их проучил!

Для порядка сторож походил вокруг складов, потом облачился в огромный тулуп, запахнулся и улегся на своем привычном месте — в затишке, в старом полуразвалившемся сарае, где тихо и благополучно проспал уже не одну сотню ночей.

И в эту ночь ничто не нарушило сна сторожа.

По небу плыла, поднимаясь все выше и выше, луна. А между тем начало подмораживать, и добровольным сторожам становилось не по себе. Гибади и Миннигали сидели, прислонившись спиной к спине. Гибади крепился, сколько мог, наконец не выдержал:

— Никто не придет. Пошли домой, — прошептал он.

Но Миннигали твердо верил, что воры придут.

— Потерпи. Не торопись.

— Я уже замерз. Простудимся. Заболеем еще.

— Не заболеем.

— Да-а… — Гибади дрожал от холода. У него зуб на зуб не попадал. — Тебе, конечно, ничего не будет, ты закаленный, а мне-то как?

— Ты думаешь, если закаленный, так мне не холодно? Мне тоже холодно, но я же терплю!

— Раз мы знаем, что воры орудуют, зачем скрывать от взрослых? Чем здесь сидеть и мерзнуть, пойдем скажем Сахипгарею-агай. Он и без нас что-нибудь сообразит.

Миннигали заколебался:

— Так он нам и поверил!

— Расскажешь слово в слово, что слышал на складе…

— Все равно не поверит. Сабир отопрется, не пойман — не вор! Надо поймать на месте преступления, вот это да!

Гибади, конечно, чувствовал, что в словах товарища есть правда, но ему надоело здесь сидеть, и потому он продолжал упрямиться:

— Это тоже не геройство — торчать тут на холоде!

— Геройства, конечно, особого нет, но все-таки… караулить колхозный хлеб — святое дело.

— Если воры не попадутся, сколько бы мы ни сидели, никто нам спасибо пе скажет.

Миннигали так рассердился, что даже крикнул.

От голоса Миннигали сторож проснулся, пошептал-пошептал молитву, поплевал по сторонам, отгоняя нечистую силу, и снова захрапел.

Ребята надолго умолкли.

На другой стороне реки звонко прокричал петух. Через некоторое время к нему присоединились другие петухи. Луна, достигнув зенита, застыла на месте. Не успели растаять в посветлевшем небе звезды, как деревня начала просыпаться. Один за другим стали подниматься над трубами дымы. А воров все не было. Миннигали подтолкнул друга: