Сладкая отрава

Ненавижу. Презираю. Убью.

Китнисс замечает меня, когда миротворцы и повстанцы расступаются, образуя полукруг. Ее глаза расширяются от удивления, и она бросается ко мне, выкрикивая во весь голос:

– Остановитесь! Прекратите огонь!

Ее слова разносятся над площадью, усиливаемые микрофоном, закрепленным на груди. Она практически касается меня, когда я поднимаю руку с оружием, и блестящий ствол упирается в ее грудь.

Я вижу, как Сойка испугалась. Не ожидала, что я сумею добраться до нее? Она чувствует запах собственной смерти, витающий в воздухе и опьяняющий меня?

Китнисс отступает назад на несколько шагов и поднимает лук над головой, вероятно желая показать мне, что она не опасна. Ловкий ход, но со мной он уже не пройдет: я знаю, какова истинная натура девушки, стоящей передо мной. Я помню, сколько боли она мне принесла. Я все еще вижу перед глазами пылающие склоны Орешка и слышу крики умирающих по ее милости людей.

– Пит, – шепчет она мое имя, вглядываясь мне в глаза. Китнисс пытается выглядеть обеспокоенной, но кому как не мне знать, насколько великая актриса передо мной.

– Назови хоть одну причину, почему я не должен застрелить тебя прямо сейчас? – отчетливо спрашиваю я, вкладывая в свои слова всю ненависть, на которую только способен.

Весь мир уходит на задний план. Я не замечаю больше никого вокруг: нет двух армий сошедшихся на небольшой площади, нет далеких звуков взрывов, все еще повторяющихся на пылающей горе. Существуем только я, поглощенный ненавистью, и девушка с серыми глазами, которой я желаю смерти.

– Не могу, – еле слышно шепчет Китнисс, часто моргая, словно силится не заплакать.

Ее лицо искажено ужасом и неверием, как будто до Сойки не доходит истинная угроза, исходящая от меня. Моя рука с оружием не дрожит, хотя меня самого колотит от напряжения. Лицемерка, лгунья. Как ей удается стоять сейчас передо мной и выглядеть такой искренней, словно я что-то значу для нее?

– Ты можешь убить меня, Пит, – произносит она дрожащим голосом, – но я должна сказать тебе… Я люблю тебя, – выдыхает Китнисс, и на ее щеке блестит слеза, к которой присоединяется еще одна, и еще. Слезы градом стекают по лицу той, которую я когда-то любил, но все что я чувствую сейчас – презрение и ярость.

– Ты больше не проведешь меня! – выкрикиваю я, отщелкивая затвор пистолета.

Я уже готов пустить пулю в ее сердце, но боковым зрением замечаю движение с правой стороны. Мгновение, и я узнаю Хоторна, который бросается на помощь Сойке. Остатки разума покидают меня, а жгучая смесь ревности, страха и отвращения порабощает. Дернувшись в сторону, я нажимаю на курок и будто в замедленной съемке наблюдаю, как пуля вылетает из дула и, разрезая воздух, со свистом летит в сторону охотника. Никто не успевает сориентироваться, когда его плоть разрывается от металла входящего в тело. Снаряд поражает соперника в живот, и тот падает назад, истекая кровью.

– Нет! – истошно кричит Китнисс, бросаясь к окровавленному телу. Она забывает про собственную безопасность, про то, что оружие все еще в моей руке. Все, что ее волнует – жизнь любовника, которую я, надеюсь, оборвал.

Рыдая, она притягивает Гейла к себе, пытается зажать рану и остановить кровь. Чуда не происходит, и Хоторну не становится лучше: из его горла вырываются приглушенные булькающие звуки, но постепенно он затихает совсем.

Руки и лицо Китнисс заляпаны кровью охотника, когда она поворачивается ко мне, бросаясь с кулаками. Я снова возвожу курок, собираясь добить и ее, но чьи-то крепкие руки обхватывают меня сзади, выбивая пистолет. Я борюсь, надеясь скинуть с себя того, кто пытается помешать моей справедливой мести, но, вероятно, я слишком взволнован, а мой противник, наоборот, очень силен.

– Она нужна тебе живой! – кричит Финник, выкручивая мне руки, и ногой отталкивая в сторону упавшее оружие.

– Убить! – ору я, колотя локтями, куда ни попадя, лишь бы разомкнуть кольцо рук, удерживающих меня, но Одейр побеждает, и я сдаюсь.

Финник оттаскивает меня в сторону, а несколько миротворцев бросаются к Китнисс, хватая ее и связывая по рукам. Сойка-пересмешница попалась, и я самолично опалю крылья этой птице.

========== Глава 14 ==========

Комментарий к Глава 14

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Вдыхаю запах гари, смешанный с пылью и тошнотворным ароматом свежей крови. Вокруг полумрак: лампы в этой части Дома правосудия разбиты, и лишь слабый свет уличного фонаря проникает через зияющие глазницы окон.

Я сижу на полу, прислонившись к стене. Неловко шевелю ногой, и из-под ботинка сразу же доносится скрежет битого стекла вперемешку с шелестом полуистлевшей бумаги. Различаю шаги справа от себя и поднимаю голову. Финник. Напарник подходит ко мне, садится рядом и молчит. Вероятно, его тоже беспокоит то, как скажется на дальнейшем ходе войны сегодняшняя ночь. Сотни приверженцев Капитолия погибли в Орешке. Сойка схвачена. Ее ближайший соратник и любовник при смерти. Без своих символов и после хладнокровной расправы над жителями Второго повстанцам будет сложно продолжать играть в «невинных овечек».

Новый главный миротворец по имени Мастерс возникает в дверном проеме, но не проходит в комнату, где нашли приют Одейр и я.

– Доброй половине мятежников удалось скрыться пока шли бои на площади и подступах к ней, – говорит Мастерс и замолкает. Мы тоже молчим.

Он уже разворачивается, собираясь уйти, но внезапно замирает и, повернув голову в нашу сторону, добавляет:

– Гейл Хоторн жив, но ему нужна медицинская помощь. Переправить его в обычную больницу или будут особые распоряжения?

Я сглатываю, прикрывая глаза рукой. Приступ отступил, но я и в обычном состоянии не жалею о том, что подстрелил охотника. Это плата за его предательство и ложь, как мне кажется. Однако сейчас вопрос стоит иначе – «особое распоряжение» подразумевает два варианта.

Первый – капитолийский Центр регенерации, где я сам побывал уже дважды. Сутки в руках местных врачей, и на Гейле не останется ни царапины.

Второй вариант… И Хоторна больше никто не увидит. Его уничтожат и заметут следы. Пока я искал компромат на Сноу, то столкнулся с несколькими такими «чудесными исчезновениями»: был человек и вдруг его не стало.

Прислушиваюсь к своим ощущениям. Расстанься Гейл с жизнью сразу – от моего выстрела – в этом была бы справедливость, но сейчас… Приказать убить его… Низко. И мерзко. А что с Центром регенерации? Позволить Хоторну наслаждаться жизнью и не знать боли, после ада, через который я прошел из-за того, как он тогда – на взлетной площадке – бросил меня в руках миротворцев? Нет, пожалуй, этого мой соперник тоже не заслуживает.

– Обычной больницы, думаю, хватит, – отвечаю я спустя время. Мастерс кивает и уходит прочь.

Одейр по-прежнему сидит рядом, только теперь я чувствую на себе его пронзительный взгляд. Мне неуютно, будто кто-то пытается копаться у меня в голове. Поджимаю губы и сижу, уставившись в одну точку на полу.

– Что это было? – спрашивает, наконец, Финник, и я без подсказок понимаю, что именно его интересует.

Приступ.

Я никогда не обсуждал с Одейром мои новые чувства Китнисс и я даже не знаю, посвящал ли его Сноу в курс дела. Финник без лишних слов принял тот факт, что у меня есть свои причины помогать Капитолию в борьбе с мятежниками и больше не лез в это. До настоящего момента.

– Сложно объяснить, – расплывчато отвечаю я.

– А ты попробуй, – не отступает Победитель, – нам, похоже, сегодня некуда больше торопиться.

Тяжело вздыхаю и упорно молчу. Не потому, что не доверяю Одейру, я просто не представляю, как объяснить все, что произошло.

– Можешь начать с того, почему ты приставил дуло своего пистолета к груди любимой девушки? – предлагает Финник, а меня передергивает от слова «любимой».

– Я не люблю ее! – вырывается у меня раздраженно.

Мой собеседник выглядит удивленным, так что я вынужден пояснить: