Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 93

Тяжело вздыхаю, не имея аргументов против. Хеймитч, Эффи, Гейл… Все спаслись из цепких лап Сноу. А меня оставили на растерзание.

– Зачем я вам? – спрашиваю обреченно. Горько сознавать, что смерть была бы слишком легким выходом: если бы Сноу хотел, я был бы уже мертв. Тут что-то другое.

– Вы поразили меня, мистер Мелларк, – говорит Президент, усаживаясь обратно на койку. – Столько самопожертвования, такая привязанность к другому человеку. Я восхищен. Признаюсь, что я не ожидал, что все-таки дойдет до… ночи с мистером Хоторном.

Если до этого я лежал на своей койке, как безвольный труп, то при упоминании Китнисс и Гейла через силу поднимаюсь. Стискивая зубы от боли, прислоняюсь к стене.

– Это не ваше дело, – медленно произношу я, надеясь, что это может прекратить ненавистный разговор. Не тут-то было.

– Отчасти вы правы, однако, своим поступком, сами того не ведая, вы раскрыли тайну мисс Эвердин, – отвечает Президент. Я не понимаю, что имеет в виду Сноу, хмурюсь, а он продолжает. – Кантаридин, мистер Мелларк, – лекарство от излишней скромности – у любой медали всегда две стороны.

Мой собеседник замолкает, нагнетая обстановку. Злюсь. Что за намеки?

– И какая вторая сторона? – обеспокоенно спрашиваю я.

Губы Сноу трогает едва заметная усмешка, а его пальцы поглаживают седую бороду.

– Вы – вторая сторона медали, Пит, – произносит Президент. – Лекарство не изменяет мыслей и желаний мисс Эвердин, оно лишь обостряет ее собственные порывы. То, что в обычном состоянии было запрятано глубоко в душе вашей напарницы, под действием кантаридина обрело куда более наглядное выражение.

Я часто моргаю, пытаясь осознать услышанное. Отрава не изменяла Китнисс, а только усиливала ее желания? Радостное возбуждение охватывает меня, а сердце бьется сильнее, когда я вспоминаю – Китнисс отвергла Гейла. Она не любит охотника.

Китнисс выбрала меня!

Я был нужен ей!

Я невольно улыбаюсь и сажусь ровнее, отчего израненное тело отзывается болью, но теперь я с новыми силами смотрю в будущее.

Все рушится, как карточный домик, когда я встречаюсь глазами со Сноу. Я, как никогда ясно, понял, что радость моя преждевременна. Не из сочувствия Президент хотел выяснить сердечные тайны Китнисс, накачивая ее отравой. У Сноу всегда есть «причина». Словно прочитав мои мысли, он говорит:

– Как удачно оказалось, что в моих руках тот, к кому не равнодушна Огненная девушка. Не правда ли? Кроме того, если я не ошибаюсь, у нас есть шансы, что мисс Эвердин могла забеременеть от вас?

Очевидно, что я не смог сдержать ужас и страх за Китнисс, отразившийся на моем лице. И, к несчастью, Сноу достаточно проницателен, чтобы читать между строк.

– Да, мистер Мелларк, – довольным тоном говорит Президент, поправляя сбившуюся на кармане белую розу, – если в чреве вашей невесты зародилась жизнь, это станет нашим с вами козырем против тех, кто наивно полагает, будто может изменить мир.

Я сижу тихо, словно окаменел, а сердце сжимается в комочек от страха за Китнисс. Радость сменяется осознанием грозящей опасности. Я не хочу, чтобы Китнисс угодила в лапы Сноу, и президент вновь все понимает без слов.

– Нет, мистер Мелларк, я не собираюсь убивать вашу напарницу, – произносит Президент. – В своем роде, Китнисс Эвердин даже забавляет меня, а вот вы, Пит, несомненно, заслуживаете уважения. Я хотел бы иметь такого преемника, но эта девушка только все портит. Любить так преданно и самозабвенно, как вы ее… Что может быть хуже?

Сноу ждет ответа, а я молчу, понимая, что мне угрожают. Угрожают Китнисс.

– Как считаете, Пит, мисс Эвердин была бы красивой невестой на свадьбе, которая не состоялась?





– Да, – осторожно отвечаю я.

– Согласен, – вслух размышляет Сноу. – Все, что нам остается – дождаться свадьбы… Влюбленной женщиной можно управлять, если не любить ее самому.

– Но я люблю Китнисс, – вырывается у меня, но я спешу взять себя в руки. Что за ужасный план созрел у Сноу в голове?

– Мы исправим это, мистер Мелларк, – тихо говорит Президент. – Современная медицина творит чудеса и лечит любые недуги. Даже любовь.

Почти сразу после ухода Сноу, ко мне заявляется человек в белом халате. У него тонкое лицо и противные бегающие глаза. Пока два миротворца удерживают меня на кровати, лже-доктор вкалывает мне в вену какое-то вещество золотистого цвета. Практически сразу я понимаю, что мир вокруг вращается. Мне мерещатся монстры с огромными клыками, я вижу, как мои родные один за другим сгорают, словно спички, поджариваясь в огне. Переродки с глазами тех, кого я когда-то знал. Кровавое месиво из оторванных конечностей животных и людей. И крик, мой собственный крик. До хрипоты. До изнеможения.

Теперь это повторяется изо дня в день – пытки физические смешиваются и с насилием моральным. Меня избивают, а после добавляют порцию нового галлюциногена. Вещество – не что иное, как яд ос-убийц, так что меня мучают галлюцинации и приступы паники, а те, кто калечат мое тело, раз за разом повторяют, что во всем виновата Китнисс. Я им не верю, но ядовитые слова, как назло, врезаются в мозг, накрепко ассоциируясь с болью.

Постепенно меня оплетают ложью, и сопротивляться становится все труднее. Я знаю, что все слова моих мучителей – обман, но отчего тогда, лежа в белоснежной камере и глядя на ослепительно яркую лампу, я начинаю вспоминать обрывки непонятных фраз, оброненных Китнисс в разговорах с бывшим ментором? Почему мне кажется странным поведение любимой девушки в Туре победителей и после него? Она ведь знала, что в Дистриктах неспокойно. Китнисс знала, что грядет буря…

Однажды сложив информацию воедино, я пришел к неутешительному выводу – Китнисс была осведомлена о том, что существует заговор, и она сама – ключевая фигура в игре. Она знала обо всем и не сказала мне. Бросила меня, позволив Сноу и его приспешникам творить сейчас с моим телом все, что они захотят.

В редкие моменты просветлений, когда мой разум освобождается от действия яда, я пытаюсь вспомнить светлые моменты, которые связывают меня с Китнисс. Наши ночи, когда мы, обнявшись, спасались от кошмаров; поцелуи, от которых мое сердце билось быстрее; ласковые слова, которые любимая прошептала мне в порыве чувств. В сердце Китнисс есть место для меня! Я любим той, без которой не могу жить. У нас, возможно, будет ребенок – частичка любви, соединившей наши жизни…

Но каждый новый день приносит лишь новую боль и все больше сомнений. Раз за разом мне все сложнее отличать, где правда, а где ложь. Мысли путаются. В голове возникают новые воспоминания, которых не должно быть, но я ничего не могу изменить. Образ Китнисс перестает казаться чистым и светлым, а многие ее слова и поступки теперь приобретают иное значение, демонстрируя мне, какой жестокой и изворотливой является та, которую я, наверное, еще люблю.

Комментарий к Часть 2. Глава 10. Охмор

По настоятельной рекомендации читателей я постаралась шире раскрыть переживания Пита, его чувства и эмоции.

Надеюсь, стало лучше)) Продолжение в след. главе)))

========== Глава 11 ==========

ГЛАВА ПРО ОХМОР ПЕРЕПИСАНА (ДОПОЛНЕНА, НЕКОТОРЫЕ СОБЫТИЯ ИЗМЕНЕНЫ)

И РАЗБИТА НА ДВЕ ЧАСТИ!

***

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Вздрагиваю, когда дверь в мою камеру открывается. Хотя все происходит практически бесшумно, из-за действия яда я на все реагирую сильнее, чем прежде. Один из миротворцев подходит к кровати, на которой я лежу, и ледяным тоном приказывает встать. Я подчиняюсь без единого возражения, будто я марионетка в его руках. Моя воля практически сломлена издевательствами и болью.

Мы идем по длинным коридорам, и солдат оставляет меня в комнате мрачного вида, где я уже бывал. Лаборатория. Комната пыток. Как не назови, а именно здесь проходит большая часть пыток. Практически сразу я оказываюсь привязанным к опоре, удерживающей меня вертикально, по рукам и ногам. Живот и голову закрепляют ремнями, окончательно фиксируя мое тело. Рядом со мной стоят два человека в белых халатах. Девушка, с которой я не знаком, и мужчина, которого я видел множество раз за последние дни – это он всегда вкалывает мне яд. Лже-доктор, помогающий Сноу свести меня с ума. Дергаюсь, когда мужчина делает шаг ко мне, проверяет шприц, зажатый в его ладони, постукивая по стеклянному корпусу, и, наконец, приставляет иголку к моей руке.