Страница 15 из 17
– Вы не раз призывали «жить по-Шукшину». Что вкладываете вы в это понятие?
– Прежде всего, это жить по совести. Свои заветы он оставил в художественных произведениях, в фильмах. Шукшин говорил: «Нравственность есть правда». Это камень, на котором все и стоит. Он и сам был очень совестливым и ранимым. Всегда говорил правду, и народ это чувствовал. У него было какое-то обостренное чувство боли. Каждое его слово – душевный крик. Потому, наверное, так рано и сгорел. Я иногда думаю, а как бы Шукшин пережил наше время?
– А вы? Как и чем живете сегодня?
– Живу, как и большинство русских людей. Выживаю. Думаю. Размышляю. Злюсь. Молюсь. Чему-то радуюсь. На что-то негодую.
– А на что уповаете?
– На промысел Божий. Не все в силах человека: если уж что-то попущено Богом, должно произойти. Через это надо пройти.
Есть одна великая книга – Библия. Если бы человек читал в день хотя бы по странице, то получил бы ответы на все вопросы.
– Вижу, вы – человек верующий. Что для вас вера?
– Вера – тот фундамент, на котором все строится. Это образ жизни. Жизнь по заповедям. Вера определяет все в жизни – выбор поступков, восприятие людей, исполнение обязанностей, отношение к происходящему, как ты общаешься с людьми, что ты им несешь.
– В том числе и выбор ролей? Видимо, по этой причине мы не так часто видим вас на экране?
– Я продолжаю работать. Но я человек избирательный. Сниматься во всем подряд не могу. Выбираю и выбирала всегда. Иногда звонят, дают почитать сценарии. Предложения принимаю нечасто.
– Это связано и с тем, что это не ваше кино? Ведь в последние годы образы простых женщин из народа, которых немало на вашем счету, ушли с экрана. Их нет. Современное кино рассказывает нам о жизни на Рублевке, а еще о ментах и бандитах.
– У меня ощущение, что жизнь простого человека нашим сценаристам и режиссерам неинтересна. А ведь он есть, этот простой человек. Он продолжает жить и работать на огромных пространствах России. Если такие сценарии и находятся, то на них, как правило, не находится денег. Масса крепких профессионалов отброшена от съемочной площадки. Осталась кучка, вхожая в «элиту». Вот и создают они свои «шедевры». Мне не все равно, что я буду произносить с экрана, к чему звать людей, что в них вселять. Вот почему я так мало снимаюсь. Меня порой поражает, как люди, которых я уважала, пускаются во все тяжкие и танцуют канкан. Я так не смогла бы.
– Вы осуждаете их – тех, кто участвует в «балагане»?
– Да нет. Люди зарабатывают деньги как умеют. Я пытаюсь их понять. Думаю, это дело внутреннего устройства человека – его совести, его взглядов на жизнь.
– Неожиданно было увидеть вас в исторических фильмах «Царевич Алексей», «Тайны дворцовых переворотов». Как вы чувствуете себя в костюмных ролях?
– Человек во все времена остается тем же. Поменялось платье, но страсти остались те же: люди любят, ненавидят, о ком-то пекутся, на что-то надеются. Сыграть все это – моя профессия.
– Русское искусство всегда взывало к душе человека, к его совести. Сегодня актеры стремятся всего лишь рассмешить, развеселить. Это что – девальвация актерской профессии?
– Да, в последнее время много пересмешников появилось. Я этого не люблю. Думаю, наши люди достойны того, чтобы с ними разговаривали серьезно.
– Вас не встретить на светских раутах, на тусовках да и в телеэфире вас не видно…
– Я отношусь к тем людям, для которых это никогда не имело значения, хотя, конечно, в молодости я часто бывала в Доме кино, в ресторанах. Сегодня тусовки мне неинтересны, да меня туда и не позовут – я же не Ксения Собчак. Что же касается телевидения, то определенная часть творческой интеллигенции вообще не имеет туда доступа. Будто мы диссиденты внутри страны!
– Знаете, такое ощущение, что вы и вправду в какой-то внутренней оппозиции к сегодняшнему времени.
– Во все времена существовали люди, которые изо всех сил старались вписаться в жизнь. Совсем недавно они рвались из кожи, были членами партии, комсомольскими вожаками. Сегодня они тоже приспосабливаются к кому и чему угодно. И все это ради того, чтобы не потерять кусок хлеба! В этом смысле я не поменялась: никогда и ни от кого не зависела – ни от партии, ни от комсомола. Да, мне нравилось жить в великой стране под названием Советский Союз. Я ни у кого ничего не просила, никакими льготами не пользовалась. Но у меня, деревенской девчонки, была возможность закончить институт, работать по своей профессии. Я всегда гордилась и ощущала себя гражданином великой державы. Конечно, с чем-то я не соглашалась, но главное – мне не мешали жить. Я могла дышать. А сейчас мне вроде и не мешают, а жить становится трудней.
– Вы имеет в виду материальную сторону?
– Я всегда хорошо зарабатывала. Но не в этом дело. Запросы человека могут быть бесконечными. Мне же всегда хватало зарплаты. И в этом смысле меня устраивало старое время, когда я имела определенную ставку. Сегодня же при вопросе, сколько стоит мой съемочный день, я теряюсь.
– Людмила Васильевна, но разве не вы одной из первых вольно или невольно предварили приход капитализма в Россию? Я имею в виду ваше участие в фильме «Маленькая Вера».
– Мы не ожидали, что картина получит такое звучание. Я нежно отношусь к режиссеру Василию Пичулу, считаю его талантливым, но человеком другого поколения, другой эпохи. Его фильм «Маленькая Вера» – это взгляд молодого человека на внутрисемейные отношения. Взгляд довольно обыденный – без какой-либо идеализации и героизации героев. Но так Пичул видел жизнь. А что касается моей роли, то, думаю, мы с Юрием Назаровым сыграли родителей Веры очень даже верно. Многим режиссерам, у которых я потом снималась, понравилась моя работа, хотя они и стояли на несколько другой платформе. Моя героиня – типичный образ советской женщины, «закалившейся в борьбе за существование».
– Почему, на ваш взгляд, фильм вызвал столько споров?
– После просмотра картины зал взрывался. Были и яростные споры, и возмущенные высказывания, и удивление, и восторг, и негодование, и шок. Было все. Наверное, там было что-то такое, что задевало – нерв, правда жизни.
– Приход так называемой демократии ознаменовал для многих людей трудные времена. Как пережили «смутный» период?
– 90-е годы были довольно тяжелыми. В Театре киноактера, где я числилась, ничего не играла. Не было работы и в кино. Тогда меня поддержали многие: коллеги приглашали на мероприятия, где можно было подзаработать. Не остались в стороне и Гильдия актеров кино, и Союз кинематографистов. Кстати, в тот сложный период они поддержали не только меня, но и многих актеров, оказавшихся за бортом. Подставили плечо и «сестры по цеху» – Ира Шевчук и Лена Драпеко, с которыми вместе снимались. Тогда судьба свела меня и с Сергеем Бабуриным. Он всегда мне протягивал руку помощи.
– Многим известны ваши убеждения. Одно время вы даже ударились в политику…
– Ни в какую политику я не пошла. В то время это было естественным – не было работы в искусстве. Нужно было спасать страну. Нужно было заявить свое мнение на происходящее. А как?.. Это был порыв души. Я была доверенным лицом Зюганова в 1996 году, потому что его поддержал народ. Мы ездили с концертными бригадами по стране. То, что надо было сделать, я сделала.
– Людмила Васильевна, у вас есть какие-то сожаления в жизни? К примеру, о несыгранных ролях…
– Абсолютно нет. Я не мечтательна: что давали, то и играла. Единственное, о чем жалею, что я никогда не служила в театре. В хорошем, конечно. Например, у Товстоногова или Гончарова.
– Можно сказать, что вы живете в ладу с собой?
– Сейчас да…
Александр Зацепин, композитор
О белых медведях народ петь не будет?