Страница 64 из 78
— На каких условиях? — замыкаясь, спросил он.
— Ну, мы обговорим все в управлении сельского хозяйства, — ответил Клестов. — Наверное, можно доплачивать специалистам из «Победы», добавить им техники, чтоб они массированным наездом за три дня вспахали на «Кировцах» всю вашу землю.
«Значит, опять дадут технику не «Труду», а «Победе»? — подумал Серебров и, наливаясь обидой, сказал:
— Пусть лучше Григорий Федорович возьмет наше хозяйство полностью на баланс. А я, как и прежде, буду главным инженером.
Это одобрения не вызвало.
— Спасибо надо сказать, — вырвалось у Клесто-ва. — А ты…
— Спасибо, но я как-нибудь так, без шефа, — наклонив упрямо голову, проговорил Серебров.
Маркелов качал головой.
— Такие-то упрямцы встречаются редко, — сказал Клестов, уже не скрывая возмущения. — Тебе же кашу в рот кладут, а ты глотать не хочешь.
— Не хочу, — поднимаясь, подтвердил Серебров. — Сам жевать буду. А за советом приеду к специалистам, и семена бы взял, и телок тоже.
— Ну что же, идите, — недовольно нахмурился Клестов, и когда закрылась за Серебровым дверь, напустился на Шитова. — Нашел ты себе золото, Виталий Михайлович. Как решился такого ферта ставить на колхоз? Выскочка! Артист. Ты ему купи цилиндр и это самое, ну, как его, носили раньше… Вспомнил — жабо, пусть щеголяет в жабо, только не в колхозе, а в клубе.
— Да нет, он хороший парень, живой. Его в колхозе шилом зовут, — проговорил растерянно Шитов. Его озадачил неожиданный этот конфликт. Если бы не было Клестова, он сумел бы поставить на место Маркелова, успокоить Сереброва, а вот теперь загорелся целый сыр-бор, и не мог он ничего изменить.
— Ты что, считаешь укол шила приятным? — хохотнул Клестов. Он был недоволен Шитовым. Постоянно складывались с ним особые, не очень теплые отношения. А теперь берет под защиту этого выскочку и зазнайку.
— Ты разберись еще раз с ним, — повторил Клестов. — Наломает дров, потом локти кусать будешь.
— В «Труде» уже нечего ломать, — вздохнул Шитов.
— Ну, поехали, Григорий Федорович, к тебе. Я хоть душой отдохну, — признался Клестов, вызывая у Григория Федоровича радость. Неожиданное расположение Клестова подняло в нем дух. Да, теперь он горы перевернет.
Серебров возвращался в Ильинское усталый и скучный. Ему не казалось уже отважным свое выступление, спор в кабинете Шитова. Нашумел, надерзил. Опять на басах получился разговор. Можно было и не задираться. Но предложение Маркелова шефствовать он по-прежнему расценивал как хитрость, желание понравиться Клестову.
Колхозные заботы лишали Сереброва возможности нормально разговаривать, есть, спать.
Однажды ему приснился ясный день. Весна будто бы наступила, время сева, жаворонки поют, а у него в колхозе земля не пахана. И ему стало необычайно тяжело, беспокойно от этого, он проснулся в поту и долго бродил взглядом по темному потолку, с тоскливым опасением спрашивая себя: «Неужели не получится? Вдруг, как Пантя Командиров, завязну в суете, потеряю уверенность?»
Он мучился не в силах заснуть, считал до трехсот, лотом еще и еще, а сон не шел. Рядом тихо спала Вера. «Вот ей хоть бы что!» — с обидой подумал он, но когда повернулся на бок, Вера вовсе не сонным голосом спросила его:
— Чего ты возишься-то?
— Я думаю. А ты чего не спишь? — с подозрением проговорил он.
— А разве я не могу думать? — обиделась она.
— Спи-катай, у тебя думы легкие, — прошептал он с обидным пренебрежением.
— Еж колючий, — ответила она со вздохом. — Ничего не замечаешь, я уже неделю есть не могу. Ребенок у нас будет, — и всхлипнула.
— Да ну? — садясь на кровати, проговорил Серебров. — Парень?
— Откуда я знаю, — усмехнулась она сквозь слезы. — Ой, дурак же ты, Гарик.
— Парня давай, — виновато погладив Веру по обнаженному плечу, проговорил он, — на охоту ходить вместе будем.
— Ишь ты — заказчик, — счастливо рассмеялась Вера, — а может, у меня девчоночья специализация.
— Ну и пусть девчонка, — примирительно сказал он, — тогда чтоб красавица, — и уже бродил взглядом по потолку не с такой безысходностью, как до этого.
«Если мальчик, назовем Стасиком, только отчество никуда не годится, — думал он, — а девочку — Верой. Пусть будут две Веры. Хорошо, когда двое детей».
СВАТОВСТВО
Накопилось много неотложных дел в Бугрянске, важных и не очень важных: надо было выпросить у Краминова кирпича, поклянчить на базах электрические плиты для столовой. И еще лежало в кармане приглашение на встречу выпускников сельхозинститута. Вот на эту встречу больше всего Сереброву, пожалуй, и хотелось попасть, чтоб увидеться с богатырем Пах-Пахом, влюбчивым кудрявым Петей Кодоловым, Генкой Рякиным, ну и немного покрасоваться в председательском звании. Вроде никто из его однокашников не достукался до такого, а вот он — председатель колхоза. Хотя, по правде говоря, красоваться было рано, а хвалиться нечем.
В Бугрянске пришла Сереброву мысль взять с собой на вечер встречи Алексея. Ему это будет полезно. И вот Серебров появился в старой двухэтажке, заглянул на общую кухню. Там Раиска Самылова сидела с сыном, которого называла заскребышем и варила кашу. Толстощекий «заскребыш», рьяно мусоля во рту карандаш, рисовал портрет своей матери. Раиска привередничала:
— Боле нос долог нарисовал, — говорила она, тыча пальцем в рисунок, — эдак матерь будешь рисовать, дак кашой кормить не стану, компоту не дам.
— Я короче нос нарисую, — понимая, что нос и; вправду у матери получился длинноватым, спасовал заскребыш.
— Здравия желаю, — поприветствовал Серебров Раиску. — С прибылью!
— Да отколь и берутся, — удивилась Раиска.
Разговор Сереброва с Раиской услышала обрадованная Нюра Рыжова и зазвала Гарьку к себе в комнату. Всхлипывая, она вдруг начала жаловаться на Алексея.
— Говорю-говорю, как о стенку горох, — понизив голос, отчаивалась Нюра. — Костолом и есть костолом. Молчит, да все по-своему ломит. Рехнулся он, что ли, за школьницой бегает. Опоили его будто.
Оказывается влюбился его друг Алексей в какую-то девчонку-шерээмовку, и вот переживает мать из-за этого.
Серебров посочувствовал тете Нюре. Он сразу понял, что обязан потолковать по душам с Алексеем не только о своем нежданном председательстве, не только стаскать его на встречу выпускников, но и спасти от опрометчивого шага.
И Серебров отправился искать Алексея.
— У школы, где быть-то, у школы об эту пору, там стоит, — провожая Сереброва, сказала обо всем осведомленная Нюра.
«Взрослый человек, а занимается детсадом», — с неодобрением подумал Серебров об Алексее. Ему, человеку семейному, казалось легкомысленным ухаживание за школьницей. Вот он, к примеру, капитально решил свою судьбу. У него взрослые, серьезные заботы. Дочь уже есть, и еще сын будет.
Нюра оказалась права: на троллейбусной остановке Серебров увидел очкастого увальня в вытершемся меховом полупальто и с наигранным недоумением хлопнул его по плечу.
— Ты чего тут, Слонушко-батюшко?
— Маринку жду, — сказал тот, расплываясь в улыбке. И столько было глупой радости и самодовольства на его физиономии, что Серебров мгновенно рассвирепел: и вправду, видать, рехнулся.
— А где она? — спросил он, сдерживая волну наставлений и упреков.
— В школе. Последний урок, — ответил Алексей, не догадываясь о гибельности своей умиленности.
— Русалка? Англичанка? — с ехидцей заглянул в лицо друга Серебров.
Алексей замялся, Не зная, как все объяснить.
— Она телефонисткой работает, а учится в одиннадцатом, в шэрээм. Ей уже девятнадцатый… — начал он, явно пытаясь смягчить свою провинность.
Серебров, не сдерживая себя, оттащил Алексея от людной остановки и угрожающе прошипел:
— Ты зачем с детьми связываешься? Это же кодексом преследуется. В уголовном порядке…
— Ну, ну, — промычал Алексей. Серебров перешел к делу.
— Сегодня у нас встреча выпускников. По-моему, тебе как газетчику очень будет интересно. Пах-Пах у нас зампредколхоза, Гриша Рассохин в ученые подается, Петя Кодолов… — но Серебров не договорил.