Страница 40 из 78
— Но вы-то поможете? Вы же секретарь парторганизации и агроном.
— У меня что, слова, — прибеднялся Крахмалев, хмурясь.
— Если поддержите, я возьмусь! — клятвенно стукнул себя по груди Серебров, понимая, что ему нечего терять: провалится на заместительстве, туда и дорога.
— Ну-ну, давай соберем народ да обтолкуем, — пошел на попятную Федор Проклович.
Вернувшись в контору, Серебров позвал Минея Козырева, распорядился найти и закупить полсотни кос, дядю Митю послал за стариками: надо делать косовища, налаживать точила, грабли. Заехав к механику, приказал, чтоб тот собрал все конные косилки, заброшенные на пустырях, и сколько можно, поставил на ход. После этого Серебров тем же холодным и приказным тоном сказал Марусе, чтоб известила специалистов, начальников участков, председателя сельсовета, директора школы Викентия Павловича о том, что на четыре часа дня он назначает экстренное и неотложное совещание.
— Война или чо? — взглянув недовольно на заместителя председателя, удивилась Маруся.
— Вроде войны, — сказал Серебров. — Всеобщая мобилизация.
Поднаторевшая в остроумии на маркеловских шутках Маруся гмыкнула, выходя из кабинета, и подняла трезвон. Серебров двинулся к Аверьяну Силычу ломать голову над расценками для сенокоса.
Он видел через окно бухгалтерии, где Дверьян Силыч, морщась, крутил арифмометр, как к высокому крыльцу конторы начали съезжаться люди. На запыленном мотоцикле подкатил начальник светозеренского производственного участка Захар Федин. Невысокий, плотный, он сбросил в коляску запылившийся шлем, снял пиджак и, пуская целое облако пыли, встряднул его, чихнул.
— Будь здоров, Захар Петрович, — поприветствовал сам себя и пошел к водопроводной колонке сполоснуть руки.
Коробейниковский начальник участка Степан Коробейников, оставив мотоцикл, ударил кепкой о колено и, пыльный, двинулся на конторское крыльцо. Понимал: через час таким же будет его пиджак, тряси не тряси.
Люди похохатывади на крыльце, курили. Серебров не выходил из бухгалтерии в шумную толчею, он боялся растерять свою решимость. Наконец Маруся-сказала, что приехали все, кроме Сани Тимкина, и Серебров велел звать людей, сам первым поднялся в кабинет Маркелова. Маруся, не выходя, «шумнула» через окно, и, грузно простучав по лестнице, ввалились в председательский кабинет специалисты, начальники участков, директор школы, все, кого звал Серебров. Начальники участков начали сдирать с голов кепки, клеенчатые картузы, разгдаживать ладонями слежавшиеся потные волосы, лица приобрели напряженное выражение. Почему средь бела дня эдакое срочное собрание? Уж не с Григорием ли Федоровичем что стряслось? Или начальство какое обещается нагрянуть?
Степа Коробейников недоуменно шушукнулся со светозеренским Захаром Фединым, директор школы Викентий Павлович, квадратный хмурый мужик, аккуратно зачесал наметившуюся проталину на темени и сурово насупился: то ли от привычной ответственности, то ли недовольный тем, что его вытащили с реки, где он сидел С двухколенным удилишком у омутка, и так хорошо начал дергать окуньков.
Прежде чем начать совещание, вызвал Серебров к столу и посадил рядом Федора Прокловича, взглянул в окно. Ну, вывози, удача, не лопни гуж!
Он говорил о том, что нет нынче больших надежд ни на озимую, ни на яровую солому, что вот уже сейчас предлагают ехать за кормами в Волгоградскую область. Мужики загудели, зацереговаривались. Кто-то хохотнул. Вот, оказывается, зачем звали, ну, чудак Серебров, не мог сам распорядиться.
— Да езживали, знаем, — буркнул Степан Коробейников, оглаживая усы, и возмущенно закинул ногу на ногу.
Серебров поднял руку.
— Тихо! Дело в том, товарищи, что трава у нас есть. Кормов полно, а мы поедем на юг. Вот мы объездили с дядей Митей Помазкиным и Федором Про-кЛовичем все овраги, опушки, перетяги, везде — дурной силы трава. Стыд и позор, если мы ее не возьмем, ко брать надо вручную, а вручную мы работать в семидесятые годы считаем зазорным да и отвыкли. Народ надо поднять. Я прошу всех проникнуться ответственностью и сознательностью. Школа, сельсовет, контора, пенсионеры, сельпо, ученики — все должны заготовлять сено. Платить будем аккордно, платить будем щедро. Вытянем мы это дело или нет? Если нет, грош нам цена!
Сидевшие в кабинете начали переговариваться, кто-то хмыкал, крутил головой.
— Внимание, — восстановил Серебров тишину. — Вот мы тут набросали с Аверьяном Силычем расценки.
Садясь, Серебров почувствовал, что потерял силы во время этой короткой и не очень складной своей речи. Он надеялся теперь на Федора Прокловича.
Тот натянул на нос простенькие очки, вытащил знаменитую свою записную книжку.
— Все зависит иногда не от количества выросших трав, а от того, как организовать сенокос, — не спеша прозаично начал он, роясь в записной книжке. — От нашей распорядительности. Прошлое лето было сырое, травянистое, а сена взяли меньше, чем в позапрошлое сухое. Больше сгноили, чем убрали. Прозевали. Напоминать не буду, где сколько попортили сенов. А ныне есть трава.
Серебров слушал Крахмалева, и теплое благодарное чувство поднималось в нем. Неторопливые крах-малевские экскурсы в прошлое убеждали больше, чем его взбалмошная речь.
— Да вон у нас вся Гусевская ластафина заросла, — крикнул вдруг Степа Коробейников, — а к Мерзлякам я ездил, дак гектаров тридцать травы на кочкарнике мне до пупа.
— Во-во, — откликнулся Федор Проклович. — Но траву надо брать сейчас, иначе репей и дудка станут палкой, задубеет все, и прав Гарольд Станиславович, собрать все силы. Все до единого, с тревогой и ответственностью должны принять участие в сенокосе.
Серебров почти физически ощущал, как под влиянием слов Крахмалева начальники участков, председатель сельсовета Дудин, даже обиженный директор школы, неохотно отрешаясь от своих мыслей и желаний, начинают проникаться той озабоченностью, которая до этого владела только им да Крахмалевым.
Последним опять выступал Серебров. Он требовал, чтоб начальники участков объехали все низины и опушки, Чтоб к вечеру люди знали, кто где будет работать, а в семь утра уже начали косить. Ждать нельзя, тянуть некогда.
Закрывая совещание, Серебров видел из окна, что Миней Козырев около гаража выгружает косы и крикливо рассказывает о том, как продавщица удивлялась его оптовой покупке.
— По десятку кос в Месяц продает, а я все забрал.
Дядя Митя, суетливый и многословный, бегал около Козырева и требовал привезти точило. Миней привычно артачился, потому что хотел съездить еще за граблями в соседнее сельпо.
— Привези точило, — по-маркеловски прямо в окно крикнул Козыреву Серебров. — К утру надо косы.
В этот вечер и Крахмалев, и председатель сельсовета Дудин проводили собрания, сам Серебров побывал в Светозарене, потом в Коробейниках. Хромой председатель сельсовета Дудин, утираясь платком, ковыляя от дома к дому, обходил стариков.
Обманчиво оживленная летняя деревня не нравилась Сереброву. Лето собирало сюда со всех сторон разлетышей, как называл гостей дядя Митя. Бродили по улицам и опушкам дамочки в сарафанах с глубоким вырезом на спине и груди, крепкие парни в плавках кололи дрова, загорали на опушках. А под субботу к иному хлебосольному бате приезжали гости целым автофургоном. Вот и теперь гуляла свадьба. На свежеструганом помосте перед домом трудолюбиво отплясывали женщины. Среди них юлой крутился ловкий мужик в белых штанах, а другой, тыкаясь, побрел в сторону и свалился в крапиву. Уедут разлетыши усталые, охрипшие. Шофер, садясь за руль, злой, не то что бледный, а даже зеленый, сжав зубы, выжмет скорость и зло бросит:
— Ох, деревня-матушка, век бы тебя не видать, — и остервенело плюнет в окошко.
Некоторые из гостей пытались заговаривать с Серебровым и свысока, будто глупенького, учить, как важно запрудить Радуницу и сделать водоем. Неужели даже до этого не может додуматься колхозное начальство?
Вот эту гостевую публику уже не поднять никому, и вдруг он вспомнил, как ставропольский дядя Броня мобилизовал своих гостей. Объявил по радио, что каждый, кто считает себя мужчиной, должен принять участие в сенокосе.