Страница 7 из 18
Чем ярче был наш патриотизм, чем крепче мы верили в несокрушимость Красной Армии, тем непонятнее, тем горше была страшная действительность. О военных потерях написано много. А что творилось у нас в душе? Суждено было нам нести три непосильных груза: не думать о судьбе родных и близких, перетерпеть неудачи на своём фронте, а труднее и главнее – наперекор всему верить в победу, в будущее родины!
Проникновенно поведал об этом Александр Исаевич Солженицын в рассказе «Случай на станции Кочетовка». Тоска подобралась к лейтенанту Зотову, «…подобралась… и заскребла. Тоска была даже не о жене, оставшейся с ещё не родившимся ребёнком в Белоруссии…». На Кочетовку падали бомбы и врывались туда немецкие мотоциклисты, строчившие из автоматов. «Но не в Кочетовке было дело, а – почему же война так идет?… Зотов всё время об этом думал и старался не думать». Так ведь и у меня было: родители и жена, ждавшая ребёнка, летом 1941 года оказались в Старой Руссе; а я, сменивший 5 июля 1941 г. аспирантуру на должность врача-краснофлотца минного тральщика, вдруг узнал о немецком наступлении на Старую Руссу, и ничем я родным не мог помочь, и узнать об их судьбе тоже не мог (к счастью, им удалось на открытых платформах покинуть город).
Тральщик, на котором я служил, тоже испытал бомбёжку и обстрелы с самолёта и с берега. Сюрпризом оказались немецкие магнитные мины. В первую декаду войны недалеко от Кронштадта на магнитной мине подорвался недавно построенный крейсер «Максим Горький». Трагедия Страны заслоняла мысли о собственной судьбе и судьбе тральщика. Как-то удавалось уходить от мрачных прогнозов, удавалось «цепляться за надежды». Мы служили победе!
Какими мы были дураками, слепо верившими в быструю победу, понять удалось только через 40 лет. В 1989 году на русском языке впервые были опубликованы в Вильнюсе «Документы и материалы о советско-германских отношениях с сентября 1939 г. по июнь 1941» (Далее: «Документы и материалы…»).
Не знали мы, что Гитлер и Сталин тайно договорились о разделе Европы и что в момент подписания этого договора (в ночь с 23 на 24 августа 1939 г.) «Господин Сталин неожиданно предложил тост» за Гитлера: «…мне хочется выпить за его здоровье»» («Документы и материалы…». Т. 1. С. 69).
Не знали мы, что в год подготовки нападения Германии на нашу страну из СССР в Германию было отправлено 632.000 тонн зерна и 232.000 тонн нефти («Документы и материалы…». Т. 2. С. 163). Значит, советским горючим были заправлены самолёты, бомбившие наши аэродромы и города, и танки, ворвавшиеся в страну и давившие наших солдат, а вражеская армия кормилась нашим хлебом, которого в стране не хватало.
Не знали, что между 19 апреля и 19 июня 1941 немецкие самолёты 180 раз безнаказанно нарушали наши границы и проникали вглубь страны, фиксируя расположение аэродромов (и других военных объектов). Можно ли удивляться, что вражеская авиация в первый день войны уничтожила 1200 советских самолётов, главным образом на аэродромах?
Не могли мы знать, что о готовящемся нападении Германии на СССР многократно предупреждали: Черчилль 3 и 18 мая, военный атташе в Берлине 6 мая, атташе посольства в Лондоне 18 июня и много раз наши разведчики и пограничные службы.
Так для кого же война началась неожиданно? Народ думал о её неминуемости. Дипломаты, разведка и обречённые пограничники (погибшие в первые часы войны) знали о предстоящем немецком наступлении. Неожиданной война казалась «гению всех времён и народов». Сталин – успешный мастер лжи и провокаций – подозревал, что «Все такие!», и был уверен, что его обманывают и провоцируют.
Не капиталисты-империалисты виновны в кровавой битве, залившей кровью Европу и сгубившей десятки миллионов людей. Виновно заклеймённое историей единовластие тиранов, вершивших геноцид и одурачивавших народы. Единовластие склонно порабощать народ – доколе он терпит иго. К. Маркс писал: «Народ, как и женщина, несёт ответственность за то, что позволяет случайному авантюристу овладеть собой».
Но бывает – терпит до поры, а затем хватает топоры!!!
Как хорошо, что 22 июня 1941 г. мы знали только одного тирана – Гитлера!
Мы – люди (и человечество в целом) двигаемся в своём развитии спиной к будущему – пятимся вперёд. Поглощённые неодолимой злободневностью, творим будущее, не ведая его. Но потом пройденную дорогу можно оглядеть и обдумать былое. И вот теперь я, участник Великой Отечественной войны, гляжу на неё ретроспективно. Вглядываюсь в зародыши кровавых событий и пытаюсь осмыслить их истоки и особенности.
О войне писать трудно – слишком велика трагедия, сильна боль утрат, слишком много вопросов до сих пор остаётся без ответа, слишком много мифов связано с войной в сознании наших людей. Однако многие пишут, думают, ищут ответы…
«Писать о войне трудно… Так же, как описать огромное пространство, у которого нет чётких границ… что такое война знают только те, кто никогда на войне не был. Одна война зимой, другая летом. Одна во время отступления, другая – во время обороны и наступления; одна днём, другая ночью. Одна в пехоте, другая в артиллерии, третья в авиации. Одна у солдат, другая у приехавшего на фронт журналиста», – так сказано в одной из лучших и, по моему мнению, наиболее объективных оценок войны, человеком, которого ещё в 1940 г. призвали на действительную военную службу со 2-го курса университета, и который активно участвовал в ней с первых и до последних дней. Речь идёт о выдающемся филологе, Юрии Михайловиче Лотмане (1922–1993). И особо он отметил: «…нет для меня ничего более смешного, чем рассуждения о том, что Гитлер внезапно и «вероломно» напал. Может быть, только лично Сталин был опьянён тем, что он считал себя очень хитрым, и заставил себя верить в то, что союз с Гитлером устранил опасность войны, но никто из нас в это не верил» (Ю. М. Лотман. Не мемуары // Лотмановский сборник. М., 1994. С. 26). И это не случайное и частное мнение одного Ю. М. Лотмана.
Участник войны, журналист и писатель, добровольно ушедший на фронт, Борис Михайлович Рунин, вспоминает: «Долгое время считалось, да и теперь ещё многие так думают, будто война началась неожиданно. На самом же деле усердно внушавшийся нашей пропагандой пресловутый элемент «внезапности» был спущен сверху в качестве оправдания наших катастрофических военных неудач. Свидетельствую, что близость неизбежной войны ощущалась… не только политологами, но и вовсе не искушёнными в вопросах международной политики людьми. Если хотите – даже простыми обывателями» (Борис Рунин. Моё окружение. Записки случайно уцелевшего. М., 1995. С. 94).
О подвигах и доблести участников войны, об их бедах и тяготах написано во множестве мемуаров и в художественных произведениях. Проблема трагических неудач первых месяцев войны, причин отступления нашей армии аж до самой Москвы, неготовности страны к войне – продолжает до сих пор волновать и историков, и простых участников тех горьких и страшных событий.
Вот как вспоминал о событиях начала войны Анатолий Николаевич Казаков, рядовой красноармеец, один из призывников 1921–1923 годов рождения, которых в живых к 1942 году оставалось только трое из сотни, в своих мемуарах «На той далёкой войне» (Звезда, 2005, № 5. С. 55–115). Его дивизия составляла первый эшелон 5-й армии и была расположена в 13 км от государственной границы по реке Буг: “Политрук читал нам передовицы из газет и разъяснял их смысл. А смысл заключался в том, что мы теперь с немцами друзья, что партия Гитлера всё же – социалистическая и рабочая партия, что нас с немцами связывают исторические дружбы. Миша Хачатуров, самый грамотный и начитанный из нас, перечислял этапы «дружбы»: тевтонские рыцари – XIII век, Семилетняя война – XVIII век, Нарва, Псков, оккупация Украины – 1918 год. Сплошная дружба”; «В марте-апреле пограничники наблюдали, а местные жители, навещавшие родственников на противоположном берегу Буга, говорили о постоянном накоплении немецких войск в пограничном районе. Об этом стало известно высшему командованию Красной Армии… С подачи Сталина изобрели тезис: “не поддаваться на провокацию”. Нет ничего лучше формулы “не поддаваться на провокации!”, чтобы связать руки собственной обороне; когда до войны оставалась всего одна неделя, «как бомба прозвучало оглашённое перед строем сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года, в котором утверждалось, что Германия неуклонно выполняет условия договора 1939 года и слухи о её планах нападения на СССР являются провокационными и ложными”» (С. 57, 60).