Мы – дети войны (сборник)

Мы – дети войны

Сборник статей мемуарного характера, посвящённый периоду Великой Отечественной войны

Посвящается светлой памяти Раисы Николаевны Клеймёновой

Составитель: Р. Н. Клеймёнова

От редакторов

Сборник «Мы – дети войны» был составлен Р. Н. Клеймёновой несколько лет тому назад, но работа над ним не была закончена ввиду безвременного ухода из жизни этого замечательного человека.

Раиса Николаевна Клеймёнова (1940–2011) – учёный секретарь Общества любителей российской словесности и одновременно директор музея В. И. Даля, кандидат филологических наук, автор книг и других публикаций об истории ОЛРС и о русских писателях. Целеустремлённость, энергия, интеллигентность и доброта Раисы Николаевны делали её незаменимым организатором и руководителем всех заседаний и других мероприятий ОЛРС. Раису Николаевну можно без преувеличения назвать душой Общества.

После кончины Р. Н. Клеймёновой сборник долгое время оставался бесхозным, пока мы, узнав о плачевном положении дел, не решили его доработать и издать. Благодарим дочь Раисы Николаевны Ирину Александровну Клеймёнову за предоставленные в наше распоряжение материалы, которые позволили нам привести сборник в порядок, отредактировать и создать электронную версию. К сожалению, среди подборки статей попались две безымянные работы, авторов которых нам не удалось разыскать, но мы всё же решили включить эти интересные статьи в книгу. Если авторы увидят в сборнике свои тексты с пометкой «Неизвестный автор», просим нас извинить за то, что мы не сумели согласовать с ними свои поправки и сокращения.

Судьба публикации сборника оказалась не самой удачной из-за финансового кризиса. Долгое время нам отказывали издательства и различные государственные организации – даже в юбилейный год Победы. Но в итоге сборник всё-таки выходит в свет, хотя и небольшим тиражом.

Желаем читателю с интересом прочесть содержательные, правдиво и талантливо написанные воспоминания ветеранов войны, их родственников и знакомых о Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.

Редакторы сборника:

Агеева Руфь Александровна, кандидат филологических наук, заместитель председателя Топонимической комиссии Московского городского отделения Русского географического общества.

Максимов Владимир Олегович, директор Информационно-исследовательского центра «История фамилии», член Общества любителей российской словесности.

Вступление

Общество любителей российской словесности собирается с 1992 года. Вспомним, какие это были времена. Было не до словесности. Люди искали новые способы выживания. Заработные платы не платили, многих сокращали, сбережения обесценились. Телевидение, газеты говорили о каких-то банках, вкладах, акциях, пирамидах и т. п.

А мы собирались раз в месяц и говорили о Пушкине, Толстом, Бунине, о В. Дале, о проблемах языка. Нужны были деньги на организационные расходы. И мы начали собирать членские взносы. И я увидела, что у многих даже десяти рублей не было. И я тогда предложила прекратить наши заседания в связи с тяжёлыми временами. Раздался настоящий вопль, чтобы не думала совершать такую глупость. Хотя бы на заседаниях ОЛРС поговорить о высоком, о том, что греет душу, а то дома телевидение, печать, радио изо всех сил опускают нас всё ниже и ниже. Как будто кроме секса, шмоток, еды, лечения нам больше ничего не нужно. В результате мы собираемся до сих пор.

Хочется сказать ещё об одном страшном испытании для нашего поколения. Это компьютеры. В 90-е годы компьютеры начали заменять пишущие машинки. Текст для публикации надо было напечатать на компьютере и дать дискету. Денег для покупки компьютера не было. Овладеть компьютером было трудно. Просить кого-то напечатать дорого. Каждый пытался выйти из создавшегося положения как мог. Как часто на заседаниях Общества я слышала удивительные выступления прекрасных знатоков своего дела, но всё это оставалось и осталось неопубликованным, недоступным для широкой аудитории.

Среди членов Общества были ещё участники войны. И в майские праздники мы слушали их воспоминания о войне. Это А. Л. Гришунин, Чистяков и другие. И у нас родилась идея собрать воспоминания тех членов Общества, кто родился накануне войны, во время войны и после.

Военные биографии

Н. К. Гей

Пути-дороги

Начну с подсказанного жизнью, сказанного не год и не два назад осенью в Переделкине. Мы с женой сидели за столом с близкими людьми, когда внучка старого моего друга и моя крестница, которой к этому времени исполнилось-то всего едва-едва три года, поразила нас репликой. Маленькая Маша, опираясь на стол и заглядывая через меня на мать и попеременно переводя взгляд, то на меня, то на неё, спросила с каким-то особенно требовательным выражением;

– Мама, а почему он такой старый?

И вопросительное ударение было сделано на этом почему? Вопрос был поставлен в лоб и обращён ко всем сидящим. И, наверно, не трудно было бы ответить, каким образом это происходит, так как много и многие годы прошли, многое прожито и пережито, время жизни и состарило человека. Но – почему?! Она словно хотела узнать причину (может быть, первопричину?), первоисточник того, что было перед ней, то есть меня седоголового, седобородого из поколения ей просто вблизи неведомого. Согласитесь, что-то не детское слышится в таком вопрошании из уст детских.

И я сам хотел бы не строить догадки по этому поводу, а знать ответ на этот вопрос, хотя бы для себя самого.

Непредсказуемо прихотливы пути памяти человеческой, и сегодня помнишь одно, завтра вспоминается другое. И в беглых заметках хочется сегодня, через многие десятилетия, хотя бы упомянуть о тех, кого нет, или о том, о чём помню я один, о ком или о чём уже некому вспомнить на земле. Огромные исторические события в одной малюсенькой точке бытия.

Отечественную войну я прошёл простым солдатом (именно солдатом, а не «солдатом» в расширительном смысле, ведь так называют любого вояку, участника боёв любого воинского звания). Я воевал рядовым (гвардии рядовым – после Сталинграда). Всю войну прошёл в отдельном разведывательном артиллерийском дивизионе на Юго-Западном, Сталинградском, 4-м Украинском фронтах. Особой привилегией батареи звукоразведки перед всеми другими родами войск можно считать возможность узнать заранее о том, что другим неведомо, когда противник обстреливал их. Дело в том, что инструментальная звукоулавливающая аппаратура позволяла нам получать сигнал о произведённом где-то далеко за передовой линией выстреле 107-мм немецкой пушкой, сейчас уже точно не помню, но примерно секунд за тридцать-сорок до разрыва этого снаряда рядом с нашим автобусом, непосредственно в нашем расположении. И тогда начиналась своего рода дуэль: мы определяли координаты и засекали стреляющую немецкую батарею, а она стремилась, но по переменчивой военной удаче не успевала разделаться с нами до ответного прицельного огня с нашей стороны батареей 152-мм пушек-гаубиц.

Начну с предваряющего события на своём пути, которое подобно двум-трём решающим событиям, назовем ВСТРЕЧЕЙ. Вся дорога моя по жизни могла от этой встречи пойти совсем по-иному и привести меня в места весьма отдалённые.

Можно назвать эту «встречу» и очень маленьким, совсем-совсем маленьким чудом. Но оно входило в мою жизнь. В известном, с лёгкой руки Юрия Трифонова, «доме на набережной» я перед человеком без милицейской формы, однако полувоенного вида. Он строг, обременён инструкциями и параграфами жизнеустройства к нему приходящих, однако подчёркнуто индифферентен, но в меру внимателен. Он намётанным взглядом видит во мне сына врага народа, репрессированного в этом самом доме на десять лет без права переписки. И следом за ним и мать – на восемь лет. И вот уже без них мне исполняется шестнадцать. И теперь мой черёд предстать перед недрёманным оком. Служебное помещение выдержано в общем стиле строго делового комфорта. Я пребываю в ожидании, когда сидящий за письменным столом внезапно поднимает глаза прямо мне в лицо. Затем жест бессловесный для меня, вроде как начнём, пожалуй. Протягиваю зажатое в руке метрическое свидетельство, мысленно готовясь отвечать: кто такой? Зачем пожаловал? Встречный взгляд подчёркнуто безразличен ко мне, но предельно бдителен к делу. Действо вершится в каменной тишине безукоризненно отточенно: мой ветхий документ уверенно крепкими пальцами расправлен на толстом стекле под ярким пятном настольной лампы, потом поднят на просвет, потом поворот всем корпусом направо к картотеке, почти не глядя – попадание в нужный ящик, ловко, словно заранее заготовлено, выхватывание нужной карточки, затем возвращение себя в исходное положение, твёрдое постукивание пальцами по стеклу по-над разграфленным крупноформатным листом, похожим то ли на расписание (куда? когда?), то ли на «прейскурант» (что и почём полагается?) и ещё один поворот ко мне – небольшая как бы фотографирующая выдержка прицельно прямо в меня неподвижными глазами (будто сам на фотографии для документа), но так, что, кажется, не видя меня, решает что-то для меня недоступное, впрочем, может быть, даже не обо мне, а о себе, что-то к нему относящееся; тяжёлый взгляд куда-то, где меня просто нет (ни здесь в комнате, ни вообще в природе). Да так оно и есть: собственно, что ещё от нас надо этому несуразному подростку?