Страница 177 из 208
— Я не это имею в виду, — ответил Мухаммед. — Аллах всегда был к нам милостив. Этот дом и сад всегда будут твоими. Здесь жил мой отец, а до него — дед и прадед... Многие поколения Зиядов жили на этой земле, и так должно оставаться и впредь. Когда-нибудь ты женишься и приведешь сюда жену, здесь родятся твои дети, а затем — дети твоих детей. Я согласен, наш долг — помогать ближнему, но и перед собой у нас тоже есть долг.
Однако, хотя Вади и преисполнился решимости идти своим путем, его все же опечалило, что приходится перечить отцу.
— Мне самому не так много и нужно, — сказал он. — А если я встречу женщину, на которой захочу жениться, то ей придется умерить свои запросы. И ты знаешь, отец? Я считаю, нам очень повезло, что мы умеем довольствоваться малым, не теряя при этом достоинства.
— Мы не теряли достоинства именно потому, что честно зарабатывали себе на жизнь, — ответил Мухаммед, которому совсем не нравился этот разговор.
— Я буду зарабатывать деньги и учить детей, — сказал Вади. — Обещаю, ты будешь мной гордиться.
Свое обещание Вади сдержал. Каждое утро он появлялся в школе и оставался там до полудня, помогая брату Августину обучать детишек, охваченных жаждой знаний.
— Ты хороший учитель, дети за тобой хвостом ходят, — говорил монах.
— Мне нравится преподавать, и я люблю смотреть, как они чему-то учатся.
— У тебя есть терпение — та самая добродетель, которой я, к сожалению, не могу похвастаться, — признался монах. — Иногда, когда кто-то не слушается, я могу отвесить ему подзатыльник; я и сам понимаю, что не прав, но не знаю, как усмирить гнев.
— Что поделаешь. Все мы когда-то получали подзатыльники от учителей, а дети порой бывают совершенно невыносимыми.
Тем не менее, брат Августин замечал, что Вади ни разу не поднял на детей руку и даже не рассердился, когда кто-то из них, вместо того, чтобы внимательно слушать, начал бегать по классу. Вади был настоящим учителем — от Бога.
Ему также не потребовалось много времени, чтобы найти высокооплачиваемую работу. В этом ему помог опять-таки брат Августин, рассказавший об одной типографии, принадлежащей некоему британцу. Тот как раз искал сотрудника, который умел бы грамотно писать по-английски, а желательно, еще и по-арабски, а если, ко всему прочему, еще и на иврите, так вообще замечательно.
Несмотря на английское происхождение, мистер Мур был коренным иерусалимцем, сыном английского пастора, который пятьдесят лет назад поселился в Иерусалиме вместе с семьей. Отец мистера Мура был настоящим знатоком священных текстов; едва ступив на землю Иерусалима вместе с беременной женой, он понял, что никогда больше не вернется в Великобританию. Здесь родился его сын Фред, который получил истинно английское воспитание, как если бы вырос в самом центре Лондона. Так продолжалось до тех пор, пока Альфреду Муру не исполнилось шестнадцать лет: после этого его стали обучать арабскому и азам иврита.
Его родители состарились и умерли в Иерусалиме, там же были и похоронены в полной убежденности, что, когда настанет Судный день, Господь узнает их среди прочих своих детей.
Для Вади было настоящей загадкой, как монах-католик может водить столь тесную дружбу с англиканцем, которым, несомненно, являлся Мур. Однако с каждым днем он все больше убеждался, что ничего не знает о монахах. Или же просто брат Августин не был обычным монахом. Так или иначе, именно благодаря рекомендации брата Августина Фред Мур взял его на работу в типографию.
Каждую пятницу, посещая мечеть, Вади не уставал благодарить Аллаха за такую удачу. Жалованье его вполне устраивало, а мистера Мура не слишком беспокоило, что Вади приходил в типографию лишь к полудню, лишь бы работа была сделана. В середине рабочего дня Элизабет, супруга Альфреда Мура, предлагала Вади выпить чаю, и он никогда не отказывался.
У четы Муров не было детей.
— Если Бог не пожелал благословить нас детьми — значит, у него были на это свои причины, — говорил по этому поводу мистер Мур.
Тем не менее, миссис Мур всегда старалась помочь брату Августину. Иногда она даже пекла пирожные, чтобы угостить детей из школы. Мистер Мур был человеком сдержанным и не терпел никакой болтовни во время работы; но его супруга была не столь сурова. Однажды она передала Вади объемистый мешок, набитый аспидными досками; Вади пообещал, что занесет их монаху по дороге домой. Ответ миссис Мур его крайне удивил.
— Думаю, тебе лучше отнести их завтра. Кто знает, где сейчас может быть брат Августин?
— Ну, я думаю, что найду его в монастыре францисканцев, — ответил Вади, удивленный ее словами.
— Вот уж там ты его точно не найдешь. Брат Августин не слишком ладит с братьями-францисканцами...
— В таком случае, где же го искать?
Элизабет пожала плечами, словно раздумывая, стоит ли отвечать.
— Не знаю. Вообще-то он может ночевать где угодно... Иногда даже ночует в школе. Он... короче говоря, он не такой монах, как все остальные... Я даже не уверена, по-прежнему ли он монах или давно расстрижен... Неужели тебе ничего о нем не рассказывали?
По удивленному выражению его лица миссис Мур поняла, что Вади ничего не известно о монахе.
— Боюсь, муж рассердится на меня за болтливость... — призналась она. — На самом деле нам не так много известно о брате Августине, мы лишь знаем, что в Испании у него возникли какие-то проблемы, которые заставили его покинуть монастырь, по-видимому, он решил отправиться на Святую Землю, чтобы искупить какие-то грехи. Кое-кто утверждает, что его вообще исключили из ордена.
— Но он носит францисканское облачение.
— Да, носит. Но ты обратил внимание, какая старая и засаленная у него ряса? К тому же такие рясы носят многие кающиеся, и далеко не все они — монахи.
— Но кто-то ведь должен о нем хоть что-то знать...
— Нет, уверяю тебя, никто ничего не знает о брате Августине. Он появился в Иерусалиме несколько лет назад и с тех пор живет подаянием.
— Но... но ведь вы же должны о нем хоть что-то знать...
— Он спас моего мужа. Как-то вечером мой муж допоздна задержался в типографии и возвращался домой почти глубокой ночью. По дороге ему показалось, что за ним следом кто-то идет; он ускорил шаг, но незнакомец догнал его и ударил, потребовав деньги и ценности. У мужа не было с собой ничего ценного; грабитель пришел в ярость и стал его избивать. И вот тут-то откуда ни возьмись появился брат Августин, бросился на этого мерзавца и прогнал его. Затем помог мужу подняться — тот лежал на земле, почти без сознания от полученных ударов. Брат Августин довел его до дома. Можете представить, что я пережила, увидев его в таком состоянии? Монах помог мне уложить его в постель и промыть раны, пока муж стонал от боли. С тех пор мы у него в долгу. Поверьте, мы питаем к нему огромную благодарность. Каковы бы ни были его грехи, мы знаем, что он хороший человек.
Мухаммед и Сальма облегченно вздохнули, узнав, что их сын нашел хорошую работу, и решили, что теперь остается лишь найти ему подходящую жену.
— Жизнь к нам благосклонна, — сказала Сальма мужу как-то вечером, ожидая прихода сына.
— Да, нам повезло. Вади, кажется, нашел свой путь в жизни, а наша Найма, похоже, счастлива с Тареком. Я все никак не могу привыкнуть к мысли, что дочка теперь стала матерью. Когда я смотрю на нее, то вижу перед собой прежнюю малышку.
Мухаммед взял Сальму за руку и с любовью посмотрел на нее. Всю совместную жизнь он упрекал себя, что не может дать ей той любви, какой она заслуживает. Он был уверен, что Сальма знает о его любви к Марине, но ни единый упрек ни разу не сорвался с ее губ. Нет, он ни разу не пожалел, что женился на ней. Мать не ошиблась, выбрав ему в жены именно эту девушку, и он, несмотря на отсутствие глубоких чувств, все же по-своему любил ее и был с ней счастлив.
Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Этой улыбкой она сказала, что тоже счастлива в браке, путь даже он и не любит ее столь же страстно, как любил Марину. Ни один из них так и не произнес ни единого слова. Да в этом и не было необходимости.