Страница 91 из 112
Хорошо, что не с двух сторон. Скромное деревце вполне справилось со своей задачей: прикрыть спину. Уже не держа в голове размышления об осторожности, о необходимости производить меньше шуму, Доната защищала свою жизнь. Когда первый шакал получил нож в горло и закружился на месте, его пронзительный визг заставил Донату взмолиться: сдохни, да Тьма возьми, когда же ты сдохнешь! Но шакал не слушался и продолжал визжать.
К тому времени ее нож нашел себе новые ножны, погрузившись в шею настигнутой в прыжке твари. У нее остался последний нож и сразу два шакала кинулись на нее. Нанося режущие удары направо и налево, она следила лишь за тем, чтобы не сомкнулись челюсти на ее ноге: перегрызет тварь сухожилие - тогда конец.
На ее счастье, инстинкт охотника отступил перед инстинктом самосохранения. Получив ранения, шакалы откатились, на время оставив ее в покое. Но и она была ранена: как ни старалась уберечься, рука немела и по кисти, сжимавшей нож, струилась кровь. Штаны ниже колена были разорваны. Правая нога еще ничего, но левая, судя по всему, серьезно повреждена. Она хотела отступить назад, потихоньку подбираясь к намеченному для ночлега дереву, но оступилась и упала. Резкая боль в ноге пронзила тело. И вот тут-то на нее бросился вожак.
Доната видела перед собой оскаленную пасть, сочащуюся слюной, и клыки и опаленные ненавистью глаза. Она ясно понимала, что это последнее, что она видит в своей жизни. Подняться она уже не успевала. Рука, державшая нож, слабела от потери крови. И те шакалы, которые, возможно, еще не лишены способности передвигаться, доберутся до ее ног, и будут рвать, рвать.
Все, что она успела: тяжело откатиться в сторону. У нее оставалось одно мгновенье до того, как вожак поймет, куда делать добыча.
И в пылу борьбы не сразу осознала, как вдруг вожак, пронзенный стрелой с трепещущим опереньем, рухнул к ее ногам. Вернее, чуть не придавил ее собственным телом.
- Ну, вот, в нашем лагере прибыль, - перед ней стоял плохо различимый в сумерках, но вполне угадываемый бритый мужчина, насколько Доната успела понять: главный в обозе. - Посвети, Натан.
Стало светлее. Черноусый Натан, в одной руке сжимающий обнаженный меч, в другой факел, появился на поляне, полный решимости защищать жизнь командира. Но его решимость не понадобилась. Отвергнув протянутую руку, Доната поднялась без посторонней помощи. И тут же скривилась от боли.
- Боец, парень, - бритый широко улыбнулся в бороду, - вот такие мне и нужны. Страна нуждается в тебе, парень. Наши южные рубежи в опасности. Готов послужить отечеству?
Теперь Донате стал понятен и синяк под глазом у Ладимира, и рассеченная губа и связанные руки. Набор в армию, судя по всему, не всегда сопровождался добровольным согласием. Но командир нуждался в определенном ритуале. Это стало понятно, как только Доната заглянула в его глаза, полные искреннего желания получить согласный ответ. О другом ответе, просто не могло быть речи. И теперь все зависело от Донаты: пойдет ли она добровольно, или будет доставлена к обозу со связанными руками.
- Я рад послужить отечеству! - вполне бодро ответила Доната, подражая грубоватому мужскому голосу.
- Вот это я понимаю! - бритый хлопнул ее по плечу. Несмотря на его старания, ей удалось удержаться на ногах. - Называй меня господин десятник. Как звать тебя?
- Дон, - не задумываясь ответила Доната, просто горло перехватило после первого слога.
- Отлично, Дон. Настоящий боец. Ты что делаешь в лесу, ночью?
- Иду в Гранд. Сестра у меня удрала туда с кавалером. Мать велела вернуть ее. Вот и выполняю, - и чуть не добавила ненавистное "Истину". Но даже угроза смерти не заставит ее применить к себе это ужасное понятие. Зато соврала, и удивилась своей вновь открывшейся способности быстро найтись с ответом. Видно, "брат с сестрой" прочно засели у нее в голове.
- В Гранд, - присвистнул бритый, - далеко. Но не до Гранда теперь, сынок. И не до сестер. Если хан перейдет наши южные рубежи - все мы лишимся и сестер и братьев. Натан, определи бойца в обоз. Подлатай. Молодец, парень, - и красноречиво посмотрел на трупы шакалов. В сумерках они выглядели внушительней, и их как будто стало на одного - двух больше.