Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 90 из 112

   Потом она привыкла. Военный обоз не считал нужным скрываться. Доната по конскому топоту и шуму колес научилась рассчитывать то расстояние, которое определила для себя как золотую середину - и лес надежно скрывал ее от посторонних глаз и обоз не терялся. Так, полагаясь на слух, она преодолела первый день пути. Вечером, убедившись в том, что военные собираются устраиваться на ночлег, она, наскоро перекусив тем, что осталось от глухарки, забралась на дерево. В кроне она обнаружила сплетенные ветви, послужившие ей, привычной к высоте, прекрасным ложем. Кроме того, отсюда отменно просматривался лагерь, в ярких огнях зажженных костров. Но как она ни вглядывалась, Ладимира увидеть не смогла.

   Доната забылась тревожным сном, в который вплетались отголоски далекого разговора, осторожное ржание коней и звонкое бряцание оружия.

   Следующий день не принес с собой перемен. Подчиненная распорядку обоза, она поднималась утром задолго до того, как в лагере начиналось движение. Наскоро перекусывала - благо грибов было много молодые белянки, вполне съедобные даже сырые, не баловали желудок разнообразием. Но воды было вдоволь. Всегда находился поблизости пробивающийся сквозь чахлую траву родник. Наполнив флягу, Доната лишала себя забот о хлебе насущном. Следуя за обозом, она каждый день тешила себя мыслью, что уж сегодня ночью, непременно подберется ближе и что-нибудь придумает.

   Ночью Доната так и делала, дождавшись, когда вездесущая Селия скроется за тучами. Костры в лагере горели до полуночи, но тот, кто заботился о безопасности обоза, безусловно знал свое дело. Все попытки Донаты незаметно приблизиться потерпели неудачу. В предрассветное время, когда природа молчала, наслаждаясь покоем, когда затихал даже ветер, боясь потревожить листву, когда смолкали неугомонные птицы - эти проклятые караульные не спали! Ловя их тревожное дыхание, Доната вздыхала в ответ. И кусала губы. Но сделать ничего не могла.

   Все бы ничего. Но на четвертый день преследования, Доната сама превратилась в преследуемую. В первый раз услышав за спиной приглушенное тявканье, она не испугалась, только с досадой передернула плечами. За ней увязался шакал. Тварь шла за ней попятам, временами бесстыдно подбираясь ближе. Трижды порывалась она прикончить его, заманив в лес, подальше от дороги. И трижды рука, уже сжимавшая нож, останавливалась на полпути. Пока шакал был один, бояться было нечего. Тявкал себе и тявкал, побуждая к постоянной оглядке. Но стая из трех-четырех тварей - опасность, не всегда совместимая с жизнью. А убить одного, значило в прямом смысле этого слова, позвать его собратьев. Лесные твари чувствовали запах крови на значительном расстоянии и мчались как собаки по свистку. Сожрут убитого, а дальше по следу пойдут и до одинокого человека мигом доберутся. Пойди потом - от стаи отбейся.

   Береглась - береглась, да не убереглась. Утром, дождавшись пока обоз тронется, хотела спуститься на землю, а не тут-то было. Вместо одного шакала, к которому успела притерпеться, ее терпеливо ожидали две пары горящих глаз. Вот так. Имея за спиной парочку шакалов, и с оглядкой далеко не уйдешь. Только зазевайся, хоть раздвигая колючие ветви руками - и на шее челюсти сомкнутся. В то время как другой будет рвать жилы на ноге... И камень с косым крестом на могиле ей не светит.





   Делать было нечего. Стая когда еще собьется, а там, глядишь и обоз до места доберется - не вечная же его дорога. Из двух зол надо выбрать то, от которого есть возможность избавиться хотя бы временно.

   Так и рассудила, осторожно спускаясь с ветвей на землю. Шакалы оскалили пасти, но незнакомые с тем, какую опасность она может представлять, нападать не спешили. Выжидали, задирали морды и вынюхивали воздух, что шел от нее. Доната лишила их возможности разобраться. Спрыгнула на землю, сжимая в руке нож и сразу пригнулась. Пусть осмелеют твари, когда добыча ниже ростом.

   Доната не стала дожидаться, когда шакалы нападут первыми. Она метнула нож в самого настырного, как только тот угрожающе пригнул морду, готовясь к прыжку. Хорошо рассчитанный удар принес свои плоды. И пока шакал крутился волчком, не смиряясь с тем, что торчащий у него из горла нож не оставляет ему шансов, на Донату, не издав ни звука, тут же прыгнул второй. Она встретила его во всеоружии. Ножа, правда, бросать не стала: побоялась промазать или попасть в лоб, уж больно стремительно он действовал.

   Все получилось к лучшему. Она пригнулась еще ниже, уходя от оскаленной пасти и со всей злости, которую внушало ей каждое потерянное в схватке мгновение, всадила нож в шакалье горло. Так глубоко, что острие скрипнуло по кости. Шакал коротко всхрапнул и умер, еще не долетев до земли.

   Она вынула нож и занялась раненным шакалом. Рана была смертельной, но у Донаты не было времени дожидаться, пока он издохнет. Шакал прижался мордой к земле, не сводя с нее горящих глаз. Но ему было далеко до тех глаз, которые ей приходилось видеть у людей. Она заставила его дважды крутануться, опережая ее движения, прежде чем вонзила в него нож, с другой стороны от торчащей рукояти.

   А на следующий день случилось то, чего она боялась. Неприятности покатились как волны во время прилива. С каждым разом преодолевать их становилось все тяжелее. Чахлый лес, и так заставлявший Донату хмурить брови, сменился редколесьем. Скрываться стало труднее, чем она могла себе представить. Но это еще полбеды. Вся беда случилась ближе к вечеру, когда пришла пора устраиваться на ночлег. Она искала подходящее дерево, досадуя на то, что и выбирать-то не из чего. Спать на земле, значило, сразу подписать себе смертный приговор. Вокруг рыскали дикие звери, а она не имела возможности развести хотя бы костер.