Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 84 из 112

   - А ты, парень, много на себя не бери, - по-змеиному зашипел Лесник. - Только потому, что мне за тебя никто не заплатит... Я тебя на закуску оставлю, - пообещал он, но, судя по всему, эта тема его не увлекла и он вернулся к предыдущей. - Все жилочки из тебя вытяну, косточки до белоснежного блеска обсасывать буду...

   - Вот тварь, - готовя место для ночлега, в который раз удивился Ладимир. - И не надоест же целыми днями по кругу гонять?

   - До тебя - парень, мне дела нет, - треском сухих веток с готовностью отозвался Лесник, словно до того, молчал весь день. - У тебя и мясо-то жесткое. А у нее сочное. Да и девственница она к тому же, а это...

   Доната, услышав такое, подавилась и долго кашляла. Все-таки ужин испортил, гад! Такого жирного горного крота Ладимир приготовил - пальчики оближешь. Кашляла до тех пор, пока Ладимир не догадался ее по спине постучать. А сам улыбку старательно прятал. Жаль, нельзя было ей в ответ пошутить, припомнив то жаркое объяснение в пещере, что, дескать, такое впечатление, что всех ее девственность сна лишила. Помнится, еще в сожженной деревне, когда она пришла в себя, Ладимир довольно жестко ей сказал.

   - Хоть раз ты напомнишь мне о том, что было там, в подземелье, я развернусь и уйду. Веришь?

   И вид при этом имел такой же полубезумный, что Доната поверила ему безоговорочно.

   Чем выше забирались в горы, тем становилось холоднее. И тем более невыносимым становился Лесник. По утрам теперь на жухлой траве, кое-где гнездившейся в скальных трещинах блестел иней. Холод оказал пагубное воздействие не только на шкуру Лесника - она выцвела, и черные пятна ртов не так бросались в глаза - но и на характер, и без того скверный. Теперь его угрозы словно тоже припорошил первый снежок: и подробностей стало меньше и крови. Он впал в другую крайность. Все, что попадалось в поле его зрения, уж неизвестно, чем он там видел, но как-то умудрялся - будь то искореженный ствол горной сосны, или ручей, или скудная живность - все он сравнивал с тем, что оставил в лесу. Он бубнил с утра до вечера. Доната приучилась не замечать его болтовни - только бы под ногами не путался. Надвигала на уши вязаную шапку и шла вперед, отмеряя шаг за шагом.

   - В лесу каждая живность имеет душу. Возьми хоть дерево, а хоть букашку, - шуршал у ее ног Лесник, - возьми хоть ту же сорокопутку. Опасная штучка для людей. А убивая ее, заметь, осторожно убивая, чтобы пальчики свои драгоценные не обрезать... эх, на тебя бы сотню-другую сорокопуток натравить, чтобы тельце твое острыми крылышками изрезали, да яйца там свои отложили... Ладно, не о том я. А вот знаешь ли ты, что за боль у нее, когда острая чешуя у нее созревает и приходится ей разрывать собственное тело, чтобы выбраться на свободу? Бабочкой уже. Каждая травинка, каждый росток, да и ручей, что пробился среди корней - все за жизнь борется. И все умирает, оставляя в лесу собственные души. А я подбираю, подбираю... А что в горах ваших? Ни смерти толком, ни жизни. Так, теплится что-то, как в жуке навозном... Тьфу, зло берет.

   - Подожди, - Доната остановилась, пораженная неожиданной мыслью, - если в лесу Лесник есть, то в горах... Горняк быть должен?





   - Горняк? - Лесник открыл на миг свои плотно закрытые с недавних пор рты. - Чтобы завести себе Горняка, душу надо иметь. А в горах...

   - Ты что же, себя душой леса считаешь? - усмехнулась Доната. - Ты на себя много-то не бери. Людям служишь - а лес, сроду не служил никому и впредь не будет.

   - Тварь! - Лесник бросился на нее, но промахнулся. Она ловко отскочила от края пропасти.

   И тут же, не успела Доната и глазом моргнуть, рядом оказался Ладимир. Изо всех сил он пнул Лесника ногой, подталкивая к пропасти. Но расторопная тварь, даже в незавидном состоянии была сильнее. Зацепившись лапами за малейшие трещины, не заметные глазу, Лесник прошил их отростками тут же удлинившихся лап и лежал на камнях, как влитой. Такой же вечный, как сама скала. Ладимир безуспешно пытался перерубить лапы мечом, но это было то же самое, что бить по камням. Бесплодные усилия привели к тому, что Лесник долго после этого случая не мог успокоиться и, пользуясь удобным моментом все норовил щелкнуть пастью там, где только что была нога Донаты. Он завелся и до самого вечера доставал Донату такими кровавыми подробностями будущей расправы, что ее стало подташнивать.

   Только ночью Лесник затих. Вернее, оставил ее в покое. Он широко открыл свои рты. И тяжело задышал, глубоко вдыхая горный воздух. Время от времени он что-то бормотал, тонко посвистывал, и Доната, чья очередь была караулить, всерьез забеспокоилась. Кто его знает, способны ли Лесники сходить с ума? Этот-то и в твердом уме производил отталкивающее впечатление, а безумный, запросто мог напасть на нее и утащить с собой в пропасть, сцепившись в смертельном объятии.

   Вполне возможно, именно это он и задумывал, но Ладимир оставался настороже. Он настоял на том, чтобы с краю пропасти шел Лесник, в то время как Доната прижималась к скале - втроем на узкой тропе было не разминуться. Более того, и для двоих она была мала, но хитрая тварь умудрялась держаться на краю и не падать.

   На следующий день дорога внезапно кончилась. Нет, она по-прежнему бодро взбиралась наверх, прячась в поднимающемся со дна пропасти тумане. Но пути дальше не было. Широкая трещина преграждала дорогу. Осторожно подойдя к краю, Ладимир заглянув вниз и только языком цокнул. Трещина разрезала скалу как нож кусок сыра. Нечего было и думать о том, чтобы перепрыгнуть на другую сторону.