Страница 105 из 112
И всюду ее встречало безмолвие. Бродила ли она по гулким мостовым, давно отвыкшим от звука шагов. Входила ли в разрушенные залы, терпеливо обследуя мраморные плиты. Поднималась ли по ступеням, еще хранившим память об иных временах, - всюду ее встречало одно и то же.
Безмолвие и запустение. Даже эхо, одно время таскавшееся за ней бродячей собакой, отстало и заснуло, свернувшись калачиком на пропитанных теплом Гелиона камнях.
Разрушенный город остался белым, свято оберегая то немногое, что сохранилось, от власти времен. Хотя осталась от былого величия едва ли половина, как прежде слово Дон от имени Доната. Руки ажурных мостов, теперь протянутых в никуда, треснувшие постаменты башен, на которых ничего не возвышалось, арочные переходы, чьим куполом служило голубое небо. И тени, каждый раз ведущие неравный бой с белым цветом камней.
Только ночью старый город становился прежним, когда воображение спешило достроить башни, заделать дыры в стенах и залатать звездами потолки в залах, заполненных безумным светом Селии.
- Никого? - Ладимир нашел ее у фонтана, припорошенного первым снегом.
Доната очнулась и подняла на него утомленные глаза.
- Может, хотя бы намекнешь, что... или кого мы ищем? - старый вопрос, под стать разрушенному городу.
Отрицательно качнула головой и поднялась с камня, согревшегося под ней.
- Пошли тогда, - он протянул ей руку, но она отказалась от помощи. В сумерках еще угадывалась дорога.
Так они и шли - единственный жизненный ток на мертвых улицах. И только ветер, торопливо заметая за ними следы, не мог дождаться, когда укроются они в одном из уцелевших домов, чтобы в тот же миг обрести совершенную власть над обезглавленным городом.
В огромном зале, чуть согретым дыханием костра, Доната села на деревянные обломки, прежде бывшие частью чего-то значительного и прекрасного. Сунула руки в огонь и долго не чувствовала тепла, пока ожог не заставил ее отступить.
Город просил ее смириться, просил ее отступить. Она слышала это по ночам, когда закрывала глаза. Но город молчал, стоило ей о чем-то его спросить. Ответом на ее вопросы было эхо, возвращающее ее же слова.
- Долго ты собираешься здесь пробыть?
Доната взглянула на него и удивилась: и не устает он каждый раз спрашивать одно и то же? Наверное, он надеется на то, что проблуждав по городу, в один прекрасный день она придет и скажет "уходим".
Город молчал и черная тварь молчала тоже. Та Женщина, которая, если верить колдуну, должна быть здесь, молчала тоже.
Промолчала и Доната, не отвечая на его вопрос. Вместо этого задала свой.
- Ты вот тоже, как выяснилось, в темноте ничего не видишь. А когда спасал меня, видел не хуже Кошки.
- И это все, что тебя интересует? - остолбенел Ладимир, насаживая на вертел крупную земляную крысу.
- Интересует. Ты же не отвечаешь, когда я тебя спрашиваю.
- Хорошо. Если я отвечу, ты тоже мне ответишь?
Она кивнула головой, вовсе не собираясь держать слово.
- Наина дала мне капли Пустышника, когда узнала, что я хочу идти в ночь.
- А чего ради, ты собрался идти в ночь?
- Не мог оставаться в деревне, - он пожал плечами. - Просто не хотел никого видеть, после того, как услышал Истину.
- Странно. Тогда Наина вполне могла догадаться, что ты освободил меня. Зачем же тогда послала охотников в лес?
- Вряд ли. Такая мысль никогда бы не пришла ей в голову. Она просто не в состоянии была соединить нас. Я ушел сам по себе. Более того, никто во всей деревне, кроме Наины, о моей Истине не знал. Отец сказал мне наедине. Кошки, знаешь, вполне способны и сами освободиться...
- Твоя Наина никогда не считала меня Кошкой.
- Что? - он остановил руки у огня и не сразу заметил, как пламя жадно набросилось на беззащитную плоть. - Почему ты так думаешь?
- Она сама сказала мне об этом.
- Подожди, я чего-то не понимаю: а для чего тогда готовился костер?
- Будешь проходить мимо своей деревни, не забудь ее об этом спросить. Только бойся первого снега...
- Понятно, - усмехнулся он. - На Лесника, не к ночи будет помянут, намекаешь? Это уж вряд ли. Не такой я дурак...
Ночью, когда догорал костер и Ладимир засыпал, город наваливался на Донату всей тяжестью, закрывал рот и шептал на ухо гадости. Вроде той, чтобы она не сопротивлялась и уступила бы, наконец, ему. Вот и сейчас, город пустил в ход одну из своих изощренных пыток. В глубине зала, в углу, до которого не мог дотянуться свет Селии, белым пятном маячило чье-то лицо. Доната зажмурилась и лицо пропало.