Страница 103 из 112
- Исидор уговаривал остаться?
Доната кивнула.
- Не соглашайся ни за что!
Доната глянула на нее, не скрывая удивления. Потом кивнула снова.
- Знаю я, что он тебе говорил. Не верь, - Тереса вздохнула и села на табурет, придвинув ближе к лавке, где лежала Доната. - Врет он все. Не сможет он тебя защитить. Кто он такой? Десятник! Всегда найдется какой-нибудь сотник, который захочет тебя. А здесь - девки общие, будь ты хоть трижды раскрасавица. Сменишь десятника на сотника... А потом опять вернешься к солдатам. И никто тебя не убережет. Так со мной было.
- А граф убережет?
- Граф, - Тереса мечтательно закатила глаза. - Граф красавчик, не быдло какое-нибудь. Мне такие никогда не доставались. Езжай с ним, - она вдруг подалась вперед и Доната увидела как в ее глаза заплясали огни. - Хоть одна ночка, хоть две, хоть десять - а все твои будут. А ночью с мужиком, хоть граф он, хоть кто, такое можно вытворять, что прилипнет к тебе, не оторвать. А уж у графа никто отнять не посмеет. Эх, жаль, ничему я тебя научить не успела, Дон...на, - она улыбнулась. - Да ничего, с таким красавчиком сердце телу подскажет - слушайся больше... И про Веселый дом в Славле в голову не бери, слышала я под дверью, чем тебя Исидор пугал. Славль - большой город, там домов этих, как собак нерезаных... Между нами: Влад знал, что ты девка? Да не надо так на меня смотреть, не дура я, многое замечала, только не говорила никому. А в то, что любовь у вас, как у парней бывает, не верила. Так знал Влад?
- О чем ты?
- Значит, знал. Так я и думала. То-то я смотрю, я к нему и так, и этак, а он...
- Вот еще, - не сдержалась Доната, только чтобы не слушать. Но Тереса поняла ее по-своему.
- Твоя правда. Хватит разговоры разговаривать. Пора и собираться. Сейчас человека из тебя делать буду.
- Какого еще человека? - недоброе предчувствие мелькнуло в душе у Донаты.
- Какого - какого... Красивого! Времени, жаль, мало. Карета для тебя готова. Расстарался граф, знать в душу ты ему запала... Распорядился, чтобы в платье тебя обрядили, не чучело же ему в Славль везти? Прическу тебе сделаю, лицо в порядок приведу.
- Я не хочу лицо, - отодвинулась Доната и Тереса поймала ее красноречивый взгляд.
- Ты на меня не смотри, Донна. Сильно мазать не буду. Чуть губы трону, я рябиновую помаду сама варю. И глаза чуть. А на меня не смотри. Краска - это как сладкое, знаешь? Сначала кусочек сахара сладким кажется, а после и целой сахарной головы мало...
- Вот смотри теперь на себя, у меня и зеркальце имеется. Все мужики теперь, кто над тобой издевался, локти себе кусать будут, - Тереса поставила перед ней зеркальце на подставке.
Где она раздобыла это платье, осталось неясным - Тереса так и не ответила на этот вопрос. Благородный темно-красный бархат, стянутый корсетным поясом до такой степени, что вдруг появилась вполне привлекательная грудь, которую едва скрывало тонкое кружево. По части прически Тереса тоже оказалась настоящей мастерицей: она умудрилась собрать недлинные волосы и стянуть ей на макушке заколкой. Тонкая шея, обнаженные смуглые плечи, оттененные светлым кружевом - слегка тронутые чем-то зеленым под цвет глаз веки, да подчеркнутая линия упрямых губ.
Доната не узнала себя в зеркале. С той женщиной, которую она видела, невозможно было договориться. Она не слушала оправданий, она не снисходила до просьб, ее не трогали мольбы. Она могла только одно - повелевать. В таких глазах не встретишь сочувствия, а такие губы не скажут "да". Им удобнее говорить "нет".
Доната не узнала себя, но это было именно то, что нужно. Когда спустя некоторое время, собрав волю в кулак, заставив боль затаиться, ступила она на крыльцо. Платье было длинным и пришлось поддерживать его, чтобы не споткнуться. Но ни на миг она не опустила голову, глядя прямо перед собой.
Она шла одна через площадь, заполненную народом. И дух ярости, который исходил от нее, заставлял их держаться от нее подальше. Здесь были все, весь поселок. Доната не удивилась бы узнав, что даже вышки лишились своих караульных. Враг мог запросто подступить вплотную к частоколу, никому не было до него дела.
Люди молчали, не спуская с нее жадных глаз. Доната и не знала, что у площади бывает столько глаз. Голубых, карих, глубоко посаженных, на выкате, удивленных, пронзительных. Как Лесник состоял, казалось, из одних ртов, так площадь состояла из сотен глаз, которые ловили каждое ее движение. Как многоглазое чудовище, площадь шумно дышала, исторгая из темного чрева сопение, ахи, вздохи, короткие возгласы. Но чудовище лежало у ее ног, поверженное, и все что ему оставалось - жадно вдыхать ее запах.
Среди сотен пар устремленных на нее глаз, Доната поймала единственный, лишенный пары. Второй глаз был закрыт черной повязкой - чудовище навсегда сохранило память о прошедшей ночи. И острый шип, кольнувший в сердце Донаты, тотчас расцвел красным как кровь цветком.