Страница 3 из 6
– Так оно и есть, – заметила Лоранс.
Дело Морлеванов неожиданно становилось захватывающим. В руках судьи – судьба юного дарования. Симеон Морлеван, само имя звучало интригующе. Романтично. Прекрасный нелюдимый отрок… Лоранс таила в себе неутолимую потребность любить, которую шоколад не мог полностью компенсировать. Окружить заботой одаренного мальчика, помочь ему обрести душевное равновесие, найти свой путь… Она дала волю этим мыслям, или смутным мечтам, повторяя про себя: «Симеон Морлеван».
– Вы что-то сказали? – встрепенулась она.
Пока судья витала в мечтах, социальная сотрудница, оказывается, что-то говорила.
– Да насчет этих сводных братьев или сестер…
– Каких сводных братьев? – удивилась Лоранс.
– По-видимому, есть еще какие-то Морлеваны. Отец уже был раньше женат, и от этого брака должны быть дети.
– В досье ничего подобного не указано.
– Это только со слов мальчика.
Бенедикт не забыла, как покоробили ее манеры Симеона, когда он обратился к ней с этим заявлением.
– Если эти Морлеваны существуют, – сказала судья, – это очень важно. Фамилия, безусловно, редкая. Надо бы посмотреть…
Без лишних слов Лоранс повернулась на своем вертящемся стуле к компьютеру. Она быстро открыла базу данных адресной службы и набрала в строке поиска: «Морлеван Париж 75». На экране появилось два адреса. Один принадлежал д-ру Жозиане Морлеван, другой – некоему Бартельми Морлевану. Судья сохранила оба адреса, потом на всякий случай задала поиск фамилии Морлеван по всей Франции. Но больше никого не нашла.
Лоранс заглянула в свой ежедневник. Так, встреча с детьми Морлеван назначена на вторник следующей недели, а сейчас уже пятница. Ей надо было провести свое маленькое расследование по-быстрому. Д-р Жозиана Морлеван проживала недалеко от офиса судьи. Вот с нее завтра же и надо будет начать.
В субботу утром Лоранс стояла у подъезда фешенебельного дома в районе парка Монсури. Д-р Морлеван оказалась офтальмологом. Дама не первой молодости, Дородная, как не без удовольствия отметила судья, торжественно отворила дверь.
– Вам назначено?
– Нет. Я – г-жа Лоранс Дешан, судья по делам несовершеннолетних.
Лоранс знала, что ее должность никаких определенных ассоциаций у людей не вызывает, но обычно бывает достаточно слова «судья», чтобы собеседник струхнул. В самом деле, секретарша д-ра Морлеван прижала руку к пышной груди, словно желая проверить, как бьется сердце.
– Что случилось? – выдохнула она.
– Ничего страшного, – ответила судья, вспомнила о сиротах и добавила: – Во всяком случае, ничего страшного для д-ра Морлеван. Я хотела бы поговорить с ней о ее отце, г-не Жорже Морлеване.
– Да он же ей не отец! – воскликнула дама. – Моя дочь… Д-р Морлеван – моя дочь…
Судья кивнула в знак того, что поняла.
– Мой бывший муж признал ее и дал ей свою фамилию. Вот и все.
Итак, Жозиана Морлеван была внебрачным ребенком, которого Жорж Морлеван усыновил. Никакие кровные узы не связывали ее с тремя маленькими Морлеванами.
– Жорж, наверное, умер? – спросила дама, и в глубине ее зрачков загорелся огонек.
Судья улыбнулась, спеша развеять иллюзию.
– Речь идет не о наследстве, мадам. Или, если угодно, о наследстве, которое непросто принять. Г-н Морлеван оставил трех несовершеннолетних детей, которых кто-то должен растить.
Дама отпрянула назад, словно с потолка что-то рухнуло, чуть не раздавив ее.
– О! Да ведь я же вам сказала, не так ли? Моя дочь не родня Жоржу Морлевану. Она ему никто. И я тоже.
Голос у нее стал пронзительным, почти визгливым. Лоранс почувствовала, как в ней закипает ярость. Хорошо, что Симеон, одаренный ребенок, не связан узами родства с этой мегерой!
– Она носит его фамилию, – сказала тем не менее Лоранс. – Я хотела бы, чтобы ваша дочь пришла ко мне в офис во вторник, 13 декабря, в одиннадцать часов. Возможно, она проявит большую заинтересованность, чем вы.
Уже на улице Лоранс с неудовольствием сообразила, что забыла задать единственный все еще актуальный вопрос: был ли Бартельми Морлеван тоже незаконным ребенком, которому Жорж Морлеван дал свою фамилию? Если это так, дети Морлеван могут распрощаться с последней надеждой обрести семью. Они окажутся на попечении государства, обреченные мотаться по приютам и интернатам в ожидании очень маловероятного усыновления.
Бартельми Морлеван жил в квартале Марэ, на шестом этаже без лифта. Это открытие, сделанное у подножия крутой лестницы, так расстроило судью, что она тут же полезла к себе в сумку. Одним движением пальцев – крак! – отломила кусочек шоколадки и воровато сунула его в рот. Поскольку впереди у Лоранс было целых пять этажей, она решила не жевать шоколад, а рассасывать. Это было такое наслаждение – позволить шоколадной массе таять на языке, обволакивать небо и десны; но и такая пытка – не позволять себе впиться зубами в твердую сердцевину кусочка. Но нет, нельзя. Размякший квадратик перекатывался во рту, так и не смятый зубами. На пятом этаже Лоранс не выдержала и смолотила все, что осталось от кусочка.
– Г-н Бартельми Морлеван?
В приоткрытую дверь выглядывал молодой человек, весь в веснушках и довольно противный.
– Не. Я Лео.
– Лоранс Дешан, судья по делам несовершеннолетних. Мне надо поговорить с г-ном Морлеваном.
– Нет его. А че надо?
Парень говорил нарочито невнятно, комкая слова.
– Это по поводу его отца, Жоржа Морлевана.
Молодой человек, который стоял, томно изогнувшись, правым бедром вперед, резко переменил позу, выставив на этот раз левое, и крикнул:
– Барт ч'хать х'тел н' ев'о папашу!
– Возможно, – сказала Лоранс. – Но решать это не вам. Я хочу видеть г-на Морлевана у себя во вторник, тринадцатого, в одиннадцать часов. Вот моя карточка. Вы не забудете? Во вторник, явка обязательна. Закон есть закон.
Парень не сказал, что ему «ч'хать» на этот закон, но взгляд его, стрелявший куда угодно, только не в глаза молодой женщине, говорил это за него.
Лоранс вернулась домой с ощущением, что зря потратила утро. Кто же добровольно возьмет на себя заботу о трех сиротах? Потом повторила про себя имя одаренного мальчика: «Симеон Морлеван», и улыбнулась. Она сама о нем позаботится.
Но в планы Симеона это не входило. Взяв в оборот социальную сотрудницу, мальчик узнал все, что она выяснила о других Морлеванах по своим каналам. В понедельник вечером в комнате девочек он держал с сестрами совет – они называли это «пау-вау». В лучших традициях индейских племен все трое завернулись в одеяла и, сидя по-турецки на полу, приступили к обсуждению. Раньше, когда дети еще жили дома, они пускали во время пау-вау по кругу зажженную трубку. Жорж, их отец, считал, что это очень забавно. Он поощрял все их чудачества. «До чего ж ты безответственный», – говорила мама. Она говорила это так часто, что в конце концов он подтвердил ее правоту. Взял и ушел.
– Слушайте, девочки, – говорил Симеон, сидя по-турецки и драпируясь в одеяло. – Вот в каком мы положении. На свете есть еще двое Морлеванов.
– Мальчики или девочки? – спросила Венеция, для которой этот вопрос был самым важным.
– Одна из них женщина, она офтальмолог.
Венеция даже не успела попросить у сестры объяснений. Моргана тут же, как будто она была Симеонова копия с субтитрами, сказала:
– Доктор, который лечит глаза.
– Ее зовут Жозиана. Вообще-то она не настоящая Морлеван. У нее та же фамилия, что у нас, потому что папа ее признал.
– Где признал? – спросила Венеция.
Симеон кивнул сестре. Моргана лишь на миг задумалась.
– Это значит, он ее взял в приемные дочки. Как Лексану, мою школьную подружку.
– А, ну ладно, – покладисто кивнула сестренка.
– Другой – настоящий Морлеван. Он наш сводный брат. Он работает в антикварном магазине.
Говорить «продавцом» Симеону не хотелось. Продавец – значит ничтожество, безмозглый тип. Зато лучшее он приберег под конец: