Страница 88 из 97
Калхант инстинктивно пригнулся и попятился, ожидая самого худшего, но Агамемнон, на удивление всем, даже самому себе, не взорвался, не разразился грязной бранью и не попытался убить жреца, а только громко, взахлёб рассмеялся. " И действительно, змею посчитать забыли, - простонал он сквозь смех. - А ведь ещё там было дерево, а ещё сам Калхант, и я, и Менелай, и все мы, кто тут сейчас собрался, и те, кто погиб, и те, кто жив, и все наши воины - их тысячи, десятки тысяч. Так сколько же тысяч лет мы должны осаждать этот проклятый город?"
Он долго смеялся, смех его всё больше напоминал рыдание, он никак не мог остановиться, пока кто-то не догадался поднести впавшему в истерику Агамемнону бокал вина. Судорожно выпив его, командир с трудом отдышался, и, забрав у смущённого Калханта жезл, сказал: "Пошутили и хватит. Уже не смешно. Мы проиграли эту войну. Мы можем воевать тут до бесконечности, пока все не умрём, но больше в этом нет никакого смысла. Даю неделю на сборы. Мы уходим по домам. Война закончена".
Агамемнон положил жезл и сел.
-- Опять испытываешь? - спросил Одиссей. - Ну, наш ответ ты уже знаешь: никогда!
-- Нет, Одиссей, - устало ответил Агамемнон, - на этот раз не испытываю. Если кто хочет остаться - я запретить этого никому не могу. Выберите себе другого командира. Я ухожу, и Менелай вместе со мной, и все наши люди.
Он встал и покинул собрание. За ним последовал унылый Менелай. Стали расходиться и остальные командиры. Дальнейшее обсуждение не имело смысла, война закончилась позорным поражением, и все это понимали.
Зевс выключил ясновизор и осмотрел собравшихся богов. Афина сидела, подперев щёку кулачком, и смотрела на отца полными слёз глазами.
-- Что же это, папа? Всё? Совсем всё? - прохныкала она.
-- Выходит, что так, - ответил Зевс, разводя руками.
-- Нет! - закричала богиня мудрости. - А как же все обещания, знамения, предсказания, какие мы грекам давали? Что, теперь всё это Церберу под хвост?
-- Что же я могу сделать, доченька? Ты же у меня умная! И в военных делах лучше моего разбираешься. Сама же видишь: нет у греков никаких шансов на победу. Бери пример у Агамемнона - он умеет проигрывать, и тебе этому учиться надо.
-- Никогда! - взвизгнула Афина. - Никогда боги не проигрывают!
Зевс посмотрел на неё, иронично склонив голову набок, и ничего не ответил. Увидев, что аргументы на громовержца не действуют, богиня войны решилась на последнее средство.
-- Папа! - завопила она и заревела, вытирая слёзы кулаками.
По синему небу побежали серые тучи.
-- Ну, что тебе, доченька? - проворчал Зевс. - Скажи, наконец, толком, что ты от меня хочешь.
-- Дай грекам последний шанс, - сквозь слёзы пролепетала Афина. - Последний-распоследний, и я больше ни о чём тебя просить не буду.
-- Ладно, - махнул рукой громовержец. - В последний раз разрешаю. Но обещай, что если у тебя ничего не получится, то ты больше не будешь капризничать и признаешь поражение греков.
-- Обещаю, - всхлипнула Афина и бросилась вон из собрания богов.
"Егоза!" - вздохнул Зевс, глядя ей вслед.
"Не мешайте ей, - сказал он, обращаясь к оставшимся в собрании богам. - Пусть попытается".
Афина, на ходу вытирая слёзы, побежала к себе. Ей предстояло совершить невозможное - придумать план, благодаря которому греки, находясь в совершенно безнадёжном положении, всё-таки выиграют Троянскую войну.
В это время в греческом лагере так же тяжело переживал предстоящее поражение Одиссей. Когда-то он не хотел идти на войну и даже прикидывался сумасшедшим, чтобы избежать призыва, и, конечно, всё это время он хотел вернуться домой, но вернуться победителем. Он понимал, что ему будут рады и так, Пенелопа обнимет его и скажет: "Главное, что ты живой" или какие-нибудь другие не менее унизительные слова утешения. Но не это было нужно гордому царю Итаки. Весь день он бродил по берегу, ничего не делал, и всё думал, думал, думал.
Уже наступил вечер, когда навстречу ему попался сильно подвыпивший, раскачивающийся из стороны в сторону Калхант. Жрец нагло пёр прямо навстречу Одиссею, явно не собираясь уступать ему дорогу. Одиссей был не настроен вступать в конфликт и сам отошёл в сторону, пропуская Калханта, но тот тоже свернул за ним и, дыша в лицо перегаром, гнусно улыбаясь, сказал:
-- Возвращается Амфитрион с войны. Смотрит, а его жена с каким-то мужиком в постели. Он, конечно: "Алкмена! Кто это?!", а она спокойненько ему так и отвечает: "Что это за вопрос к порядочной женщине? Естественно, это ты. Кто ещё у меня может быть в постели, как не мой муж? И что за дурацкая манера врываться ко мне в спальню без стука?! А ну как я с мужем любовью занимаюсь!" Амфитрион башку почесал, видит - действительно он. И с тех пор никогда к жене без стука не входил, чтобы Зевсу случайно не помешать. А потом у Алкмены Геракл родился. Так вот.
-- Ну и что? - сухо спросил Одиссей.
Калхант перестал улыбаться, осторожно огляделся по сторонам и заговорил совершенно серьёзно:
-- А вот то, Одиссей, что предатель среди нас. И это не какой-нибудь Паламед. Паламед только для отвода глаз, чтобы мы бдительность потеряли, а настоящего предателя надо искать гораздо выше.
-- Выше? - насмешливо переспросил Одиссей. - Это кто же? Агамемнон?
Калхант помотал головой.
-- Нет, не Агамемнон. Бери выше.
-- Кто же у нас выше Агамемнона? Зевс что ли?
-- Нет, - снова помотал головой жрец, - Зевс мужик правильный, он за нас. Если бы всё только от него зависело, мы бы давно уже победили. Только ведь он сам всем заниматься не может. У него забот знаешь сколько! Вот и приходится полагаться на окружение, а в окружении у него боги всякие есть. Среди них-то и надо искать предателя.
-- Это ты так вообще говоришь или у тебя есть конкретные подозрения? - спросил Одиссей, всё ещё не понимая, следует ли относиться к словам Калханта серьёзно или воспринимать их как пьяный трёп.
Но Калхант ещё не созрел для прямого ответа. Мысль, которую он хотел высказать Одиссею, пришла к нему в голову только сегодня и была так ужасна, что жрец сам в неё не совсем верил. Постепенно набираясь смелости, он начал издалека:
-- Ты меня, конечно, дурачком считаешь. А знаешь, что меня из сотен выбирали? Такого жреца, может быть, во всём мире второго нет. Мной сам Полид восхищался. Я с богами с малолетства общаюсь, всё про них знаю. Сволочной народец, скажу я тебе! Я, думаешь, свои прорицания сам сочиняю? Что мне боги говорят, то я вам и передаю. Они говорят одно, а делают совсем другое, а отвечать за них перед Агамемноном я должен. Вот меня все и считают мошенником или придурком. Конечно, кого волнует репутация Калханта?!
-- Сочувствую, - перебил его Одиссей.
Калхант понял, что пора переходить к делу.
-- Вот ты, Одиссей, ведь тоже с богами водишься, с Афиной под ручку ходишь. А ты знаешь, какой её идол самый древний и знаменитый? Идол этот деревянный, нерукотворный - его боги на землю послали. Палладием зовётся. Видишь там могилу? - Калхант махнул рукой в сторону кургана, который был на полпути от лагеря до города, и вокруг которого в прошедшем году было немало боёв. Одиссей в наступавших сумерках, конечно, не увидел курган, но понял, что имеет в виду прорицатель. - Так вот, там похоронен Ил, основатель этого города. Когда он сюда пришёл, взмолился богам, чтобы они дали ему знамение, вот тогда к нему с неба и упала эта статуя - Палладий. И стоит он теперь там, - Калхант показал пальцем в сторону города, - в храме Афины, и поклоняются ему все, и жертвы приносят такие, что и сказать страшно. А та же самая Афина в это время постоянно среди нас ходит, помогает всем. Вот я и думаю: а не за троянские ли жертвы она нам помогает? А то ведь странная от неё помощь. Что ж мы до сих пор не победили, если она так о нас заботится? Сильно её помощь Ахиллу на пользу пошла? И Аякса она со света сжила. Лазутчица она. На троянцев работает. Уж я-то её знаю - девка хитрющая! Да только меня ей не перехитрить. Помяни моё слово: пока Палладий у троянцев, победы нам не будет.