Страница 38 из 97
-- Проходит время, - печально ответил Нестор. - Уходит безвозвратно. Нынешняя молодёжь уже тех героев не знает, а ведь когда-то гремели имена на всю Элладу. Я-то уже третью сотню лет на земле живу. Старый стал, многое из памяти ускользает, но Кенея никогда не забуду. Знатный был богатырь, не нам чета. Сейчас уж таких нет. И ведь что удивительно: не всегда богатырём был - родился-то он девушкой, это потом уж парнем стал, но зато каким парнем!
Нестор замолчал, глубоко задумавшись.
-- Как же это? Расскажи! - взволнованно попросил Ахилл. Остальные герои поддержали его.
-- В давние времена это случилось, - неторопливо заговорил Нестор. - Вас тогда никого ещё не было, да и я ещё молодой был. Жила в тех местах, откуда, собственно, и ты, Ахилл Пелеевич, родом, девушка, и звали её Кенидой. Красавица была, многие парни тогда по ней вздыхали, были и такие, кто сватался, но она ни за кого замуж не шла. Может, пошла бы за батюшку твоего, да он тогда уже на твоей матушке женат был.
"Ага! - подумал Паламед. - Раз родители Ахилла уже были женаты, значит прошло с тех пор не больше пары десятков лет. Если Нестору сейчас и впрямь за двести, то тогда он молодым быть уже никак не мог". Но вслух Паламед ничего не сказал, чтобы не портить рассказ.
"Гуляла Кенида однажды по берегу моря, - продолжал старик, - а в это время Посейдон Кронович как раз из гостей домой возвращался. Увидел он красавицу, страсть в нём разгорелась, а он, значит, не очень трезвый был, чувств не сдержал - набросился и прямо там, на берегу, над ней и надругался. А потом, как от горячих чувств оправился, стыдно ему сделалось, стал извиняться, просить, чтоб никуда не сообщала, и любое желание исполнить обещал. А она говорит: "Хочу, чтобы мне такого срама никогда больше не терпеть". И не успела это сказать, как превратилась в парня. Оно и правильно: как такой красавице обид мужских совсем избежать - разве что из дома вовсе не выходить. А тут сделалась таким богатырём, что сам кого хочешь обидит. И стали его называть Кенеем. А напоследок сделал бог так, что никакой меч, никакое копьё Кенея повредить не могли.
Кеней сразу мышцы качать начал, силы набираться, ходить стал по таким местам, куда в бытность девушкой и подойти не решился бы. Разные люди его сперва задирать пытались, дразнили, что он-де парень не настоящий, но как он пару таких шутников калеками на всю жизнь сделал, так сразу шутки закончились.
Стали тогда Кенея все уважать, звать везде. Как война какая или, скажем, за Золотым руном надо плыть, или на калидонского вепря охотиться - везде первым делом зовут Кенея. А он во всяком деле отличался.
Славную жизнь прожил. Жаль, что недолгую. Сгинул бедняга Кеней во цвете лет".
Нестор опять замолчал, погрузившись в глубокую печаль. Это был у него известный приём: замолчать на самом интересном месте и подождать, пока его станут уговаривать продолжить рассказ. А героям и действительно хотелось узнать продолжение, особенно Ахиллу. Спать он не хотел и думал, как бы оттянуть тот момент, когда все разойдутся, и к нему обязательно явится его красавица мама и станет выговаривать за очередного загубленного полубога. Да и хотелось побольше узнать о судьбе неуязвимых героев. Когда Ахилл шёл на войну, он думал, что ничем не рискует, и мысленно смеялся над страхами Фетиды. Но сегодня он собственными руками угробил такого же как он неуязвимого героя, а теперь оказывается, что и Кеней прожил недолгую жизнь. Что ж, выходит, неуязвимость не спасает от смерти. Конечно, Ахиллу хотелось узнать подробности, и он вместе со всеми стал просить Нестора рассказать дальше.
Старик некоторое время молчал, подбирая нужные слова, а потом медленно и печально заговорил: "Беда, она без приглашения является. Бывает, кажется, вот она, смерть неминучая, а потом оказывается, что зря боялся. А то, случается, и не ждёшь, а беда раз, и "вот она, я!"
Иной герой через все лиха невредимый пройдёт, а потом косточкой подавится, когда не ждал вовсе, и нет его - только вдова да сиротки плачут. Так вот и с Кенеем приключилось. Пришла беда когда не ждал.
Справлял, значит, Пирифой, царь лапифов, свадьбу..."
"Это какой Пирифой? - перебил Нестора Ахилл. - Который друг Тезея?"
"Тот самый. И Тезей Эгеевич там, на свадьбе, конечно, почётным гостем был. Всё тосты говорил за жениха с невестой.
Хорошая эта свадьба была, весёлая. Кушанья хорошие подавали, только закончились они быстро. А вина там много было. Оно всё никак не кончалось. День пьём, второй, третий, а виночерпии всё новые амфоры выносят.
Когда кентавры пришли, я не заметил. Сверху-то, до этого вот места, они люди как люди, а потом вдруг глядь, а у половины гостей по четыре ноги. Я-то сперва подумал, что их Пирифой пригласил, но он потом говорил, что не звал. Сами, то есть, пришли, без приглашения. Кентавры - они тихо являются, шума не производят, поскольку на колесницах не ездят: у каждого своя конная тяга имеется.
Нынче они, почитай, по всей Элладе перевелись. Разучилась молодёжь пить - кентавров и не стало. А в наше время их часто видеть доводилось. У них ведь, у кентавров, обычай такой: они выпивку издаля чуют, а до вина и халявы они ох как падки! Вот, значит, как прознают, что где пьют, так сразу туда и шасть. Наливай им, дескать. А пьют они как кони, быстро человеческий облик теряют - у них его и так не очень много, и начинают ржать, рожи строить, издеваться, буянить, дебоширить, драться с гостями, мебель ломать и нарушать порядок.
Сперва они вели себя прилично, а как напились, в их предводителе наглость проснулась, и стал он к невесте приставать. Пока он ей только подмигивал и комплименты всякие на ушко говорил, никто и не замечал, а невеста вида не показывала. Кто её знает, может она и сама ему какие поводы дала. С бабами это не поймёшь, а тут ещё и пьяные все были. Но уж как он ей за пазуху полез, тут первым Тезей не сдержался и вежливо так ему намекает: "Что ж ты, сучий потрох, вытворяешь! Или не знаешь, что Пирифой мой лучший друг, а кто на него хвост поднимет, тот со мной дело будет иметь! Кобылу у себя в конюшне лапай, а на наших девок слюни не пущай. Смотреть смотри, а руки свои волосатые при себе держи, пока я их тебе не открутил нахрен!"
А этот, наглый такой, и отвечает: "Ты, - говорит, - мне не указывай, я тебе не минотавр какой-нибудь, чтоб меня манерам учить. Мы, кентавры, народ свободный - кого хотим, того и лапаем, а руки мои не тебе нахрен откручивать, чай не ты мне их навесил". Сказал и со всего маху хрясь Тезею кулачищем в лицо.
Тезей такого не стерпел. Он ведь парень горячий был, не нам чета. Выговаривать кентавру не стал - просто схватил со стола кувшин, да так его по башке треснул, что мозги в желудок провалились. Тот даже взбрыкнуться не успел, хоть и пытался.
Что тут началось! Все повскакивали, кому что под руку попало похватали, "Измена!" - кричат, "Наших бьют!" И полетело вокруг всё, что летать могло: посуда, светильники, мебель, жертвенники, дрова пылающие. Сил-то у всех не то что сейчас, а дури ещё больше. И уж кто орёт, кто с кем сцепился, кто зубами плюётся. Уж никто и не разбирает, кого бьёт и за что. Которые пьяные лежали и начало всей драки пропустили, сами не поймут, за что их дубасят, а никто и не смотрит, кто раненный, кто пьяный, кто убитый лежит.
Кентавры своей лошадиной силой цельные деревья с корнем рвут и в наших мечут. Тут и Тезею путёвку на побережье Стикса чуть было не выписали, да Афина уберегла. Они ж, кентавры, как известно, подтираться не умеют - руки туда не достают, вот они и кладут из-под хвоста прямо где стоят. Тезей, значит, на такой куче и поскользнулся, а дубина мимо него пролетела и в Крантора попала, батюшки твоего, Ахилл, Пелея Эаковича оруженосца. Тут Крантор разом дух и испустил. А Пелей-то как сразу и осерчает! Схватил копьё и кентавру тому туловище к заду пригвоздил.