Буря на Волге

— Ну, как в роте, чего нового? — спросил Чилим.

— Ты вот лежишь тут, как байбак, а в полку такая катавасия идет!..

После ареста Чилима Кукошкин долго ходил пасмурный и думал: «Наверное, выдаст». Но как ни старались всякими путями выведать у Чилима, кто дал книжку — дисциплинарным батальоном пугали, били, — но Чилим был упрям и стоял на своем. На вопросы отвечал одно и то же: «В кустах нашел, около залива».

Пока Чилим с Бабкиным сидели на гауптвахте, полк уже готовился к отправке на фронт. Бригадный командир генерал-майор фон Берг, сидя в своем кабинете, перечитывал в десятый раз только что полученное анонимное письмо, стараясь угадать, чья рука посмела написать. «Уж не этот ли сухощавый капитан Подэрн? Но как же так? Он англичанин, а от письма так и несет русской свиньей...» — думал он, мелкими глотками отпивая давно остывший кофе из стакана с серебряным подстаканником, на котором была выгравирована голова кайзера в каске со шпилем.

В дверь вежливо постучали.

— Войдите, — негромко произнес он, не отводя взгляда от письма.

— Ваше превосходительство! Секретный пакет! — вытянувшись, сказал худой, низенький, с сильной проседью полковник.

— Подайте!

— Можно идти?

— Идите!

— Что там такое секретное? — оставшись один, проворчал фон Берг, ломая сургуч. — Так и знал... «Сводный полк отправить на фронт», — пишет Нищенко. — Хорошо! Давно пора выслать из моей бригады этот русский скот. Только уж, извините, господин Нищенко, своих людей я не пошлю. Все низшие чины, унтер-офицеры, младшие офицеры — пожалуйста, а что касается обер- и штаб-офицеров, мы будем разбираться.

Оторвав взгляд от бумаги, он крикнул:

— Барон Штокфиш! Подайте послужной список и анкеты всех офицеров сводного полка.

Тот же тщедушный полковник подал пачку бумаг и снова вышел.

Фон Берг задумался, глядя на список, где пестрели коротенькие строки. Не торопясь, взял он толстый цветной карандаш.

— Итак, начнем, — произнес он, ставя синюю галку против фамилии полковника Гудзенко, — свой человек; полковник Ванаг — родственник, — и снова раскрылилась синяя галка. — Капитан Косых. Ну что ж, крепкий кулак имеет. Капитан Дернов. Какой ты есть птиц? — перебирая анкеты, проворчал генерал. — Как так? — густые брови поднялись над светлыми квадратиками пенсне. — Почему такой низкий сословье? Ага, переведен из N-ского полка... Не знаю... Вот и пусть пойдет на фронт командиром полка, — и две жирные красные галки украсили фамилию капитана Дернова.

— Барон Штокфиш! — крикнул он, улыбаясь, довольный неожиданной находкой.

Торопливо вбежал полковник.

— Пишите приказ! Командиром сводного полка потом скажу нумер — назначаю пехотного капитана Дернова Тихона Кузьмича! Срочно полк принять, весь личный состав обмундировать и отправить на Западный фронт. Немедленно! Подпись.

Окончив неприятное дело, фон Берг закурил толстую сигару и откинулся па мягкую спинку кресла, пуская к потолку синие колечки. От удовольствия он закрыл глаза...

«Русскую землю всю заберем, весь русский скот на работу пошлем... И наша Германия, действительно, будет самой великой страной в мире».

Мысли его были прерваны полковником, вошедшим с бумагами на подпись.

Получив приказ, полковое начальство забегало, заторопилось. Солдатам раздавали обмундирование. Артельщики вели заготовку продуктов на дорогу. Писаря строчили приказы по ротам.

Чилим с Бабкиным вернулись в роту. Новый командир полка пригласил взводного и обоих вернувшихся арестантов.

— Вольно! Тебя-то, Каленов, я не буду задерживать, иди в роту, готовь все, — сказал он, взглянув на взводного.

— Слушаюсь!

Взводный вышел. Капитан встал из-за стола, закрыл дверь на задвижку.

«Ну, теперь начнет», — подумал Чилим.

Дернов вытащил портсигар, взял папиросу, громко хлопнул крышкой, постучал об нее мундштуком и снова открыл, протянув солдатам:

— Закуривайте!

Чилим с Бабкиным покраснели и переглянулись.

— Берите, берите! — ободрял капитан. — Наверное, на гауптвахте изголодались по куреву?

— Никак нет, вашскородие! Ребята угощали махоркой, — осмелившись, сказал Чилим и неуклюже вытащил папироску. Подумал: «Ловко умеет выпытывать...»

— Ну как, хорошо отдохнули?

Так точно! — ответил Чилим.

— А как кормили?

— Хорошо, вашскородие! Хлеб каждый день давали, вода тоже была.

— Который из вас Чилим?

— Я, вашскородие!

— Ну как, теперь книжечки в кустах не будешь искать?

— Никак нет, вашскородие! — сконфуженно ответил Чилим.

— Значит, интересуешься такими книжками?

— Так точно! Люблю читать, да нечего, вот и подобрал.

— А устав внутренней службы читаешь?

— Так точно!

— Ну, а в этой книжке что написано, сумеешь рассказать?

— Никак нет, не успел прочитать!

— Так,— протянул Дернов. — А до службы чем занимался?

— Весельником работал у рыбака на Волге.

— Садитесь, — капитан показал на стулья около стола.

Чилим с Бабкиным раскраснелись, как в парной.

— Долго батрачил?

— Шесть лет!

— А сколько хозяин платил?

— Пятнадцать рублей в лето.

— He жирно... — сказал капитан, стуча мундштуком папиросы о край пепельницы и пристально глядя на Чилима. — Ну, а потом что делал?

— А потом самостоятельно рыбачил.

— Много рыбы было?

— Ничего, ловил. Только хозяин дешево платил за рыбу.

— Вот как, значит, опять хозяин?

— Так точно! Опять!

— А если бы хозяина не было? Тогда как?

— Тогда было бы хорошо! — вздохнул взмокший Чилим.

— Ну, а в книжечке-то что все-таки написано, которую ты читал?

— Ей-богу, вашскородие, не читал, — намереваясь вскочить, произнес Чилим.

— Не прикидывайся, и серьезно спрашиваю.

— А я правду говорю.

— Значит, не успел?

— Так точно.

— А хочешь почитать?

— Нет, благодарю, теперь уж не хочу, да и читать мне времени нет.

— Почему?

— Я все время в наряде: пол мою да подметаю.

— Вот и плохо, надо честно служить, — и капитан о чем-то задумался, наморщив выпуклый лоб, а в темных его глазах Чилим заметил озорной огонек. — Ну, а твоя как фамилия? — перевел он взгляд на Бабкина.

— Бабкин, вашскородие! — вскочил Ефим.

— Сидите! — сказал капитан. — Как же это ты... Ударил господина Каленова?

— Вашскородие! Он бил меня накануне и за уши драл на занятии, вот и сейчас еще болят, а утром вскочил в одном белье, кричит, почему сапоги не вычистил, и опять в зубы. Тут и я не вытерпел...

— Легко ты отделался гауптвахтой, могло быть хуже... Чем до службы занимался?

— На Волге был, работал на землечерпалке.

— Ну, что ж, идите в роту.

— Я весь мокрый, — сказал Ефим, когда вышли из полковой канцелярии.— Это еще хуже, чем бьет...

— А знаешь что? — Чилим вопросительно посмотрел на Бабкина.

— Что?

— Он не из благородных.

— Откуда ты узнал?

— Видел, какая широкая у него рука? А пальцы все побиты, видать, из рабочих. Мне Трофим еще до службы говорил, как определять людей: «Ты, говорит, на его одежду не гляди, а гляди на руки~.

Когда Чилим с Бабкиным вернулись в казарму, там было настоящее столпотворение. Все смешалось, все бегали, торопились, складывая свои пожитки, вытряхивали из матрацев сено; за стеной казармы его подхватывал ветер, крутил и рассыпал по кустам. Солнце уже скользило по склону высокой сопки к заливу, кидая косые красные лучи на крыши казармы.

— Матвеев! — крикнул кто-то громко. — Играй вышибальный!

Матвеев присел на доски нар, ударил по струнам балалайки и забренчал камаринского, Кто-то подсвистывал, кто-то подпевал, вытанцовывая на цементном полу. Лопнув, жалобно заныла струна. Все смолкло...

— Выходи строиться!

На станции толпилось все начальство. Трещали барабаны. Играл оркестр. Паровоз дал свисток, буфера лязгнули... Все осталось позади, в вечерней дымке.

Глава одиннадцатая