Страница 12 из 30
Наш переводчик весело хохочет, а дочь президента торопливо меняет тему разговора.
Забегая вперед, расскажу, как в один из немногих свободных вечеров мы наблюдали торжественное религиозное шествие, чем-то напоминающее репинский «Крестный ход». Только католические церкви устраивают такие шествия значительно пышнее, нежели в старой России, не стесняясь использовать в своих интересах современные достижения науки и техники. Бравурно играет военный духовой оркестр, взлетают в небо разноцветные ракеты, озорно шипят бенгальские огни. Четкими шеренгами идут священнослужители в белых балахонах и капюшонах с небольшими прорезями для глаз.
— Эти голубчики здорово смахивают на американских куклуксклановцев... — насмешливо замечает Вадим Овсянкин.
Мы протискиваемся сквозь толпу зевак. И вовремя. Видим рослых мужчин в белых одеяниях, которые тащат на своих плечах огромные кресты, сколоченные из толстенных брусьев. Самые рьяные из верующих идут босиком и волокут за собой железные цепи. Все они, казалось бы, полны стремления повторить страдания Христа. Но, увы, это лишь статисты в большом зрелище, организуемом церковью. Центром шествия служит «пасо» — трон-платформа, двигающийся с помощью тех же верующих. Среди цветов и факелов возвышается гипсовая раскрашенная фигура страдающего Христа. Раздаются душераздирающие стенания. Чем-то средневековым отдает от этих голосов, переходящих в животный вопль. Но, оказывается, все гораздо проще. Невдалеке, заслоненная «пасо», стоит машина городского телевидения. Она передает зрителям голубого экрана шествие на улицах Бильбао. Машина уходит, и мы видим, как только что голосившие мужчина и женщина смеются и обмениваются впечатлениями со своими соседями. Никакого религиозного экстаза: просто они участвовали в очередном спектакле...
Через полчаса после визита горничной, осторожно постучав, в номер входит слуга в белом пиджаке. В руках у него поднос с двумя бутылками вина, фруктами и небольшими листами бумаги, напоминающими наши пригласительные билеты. Изумленно останавливается. Понимаем в чем дело: к этому времени мы успеваем надеть безукоризненно белые сорочки, парадные костюмы и галстуки. Вид у нас вполне респектабельный. Видимо, после слов горничной, наша внешность озадачила слугу. Оставив поднос, он что-то бормочет под нос и, кланяясь, скрывается за дверью.
Через переводчика узнаем, что все спортивные делегации вечером принимает мэр города Бильбао.
В мэрию приезжаем в шесть часов вечера. Входим в красивое старинное здание со множеством колонн, башенок и других декоративных архитектурных украшений. У парадных дверей, опираясь на длинные шпаги, замерли гвардейцы в старинных мундирах. Сразу вспоминаются полотна Веласкеса. Нас приглашают в богато отделанный зал, без кресел и стульев. С первых минут советская делегация в центре внимания. На груди у каждого из нас эмблема с гербом великой Страны Советов. Он словно гипнотизирует испанцев и кое-кому, видимо, портит настроение.
Мэр тепло приветствует всех спортсменов и желает победы сильнейшим. Шелест кинокамер, вспышки фотографов, звон фужеров, суета официантов — все это скоро нам порядком надоедает. Уезжаем на ужин из мэрии без сожаления.
Перед нами появляется смуглая, молодая официантка Мари-Кармен. Она проворно и любезно каждому по очереди предлагает кушанья и выжидательно смотрит в глаза «Гратиас — спасибо, достаточно», — и она с улыбкой спешит к следующему. С большими паузами блюда следуют одно за другим.
Ужин слишком затягивается, мучительно хочется курить. Спрашиваем разрешения у Мари-Кармен. Она торопливо кивает головой: «Си, си, да, да, у нас курят везде». Действительно, в Испании курят всюду: в магазинах и трамваях, на лекциях и на концертах, не курят только в церкви. Урны и пепельницы не приняты, окурки бросают на пол, в за столом — в фужер с недопитым вином.
Нот вот, кажется, ужин движется к концу. Мари-Кармен несет груду фруктов. Замечаем, что наша привлекательная официантка очень утомлена, руки с тяжелым подносом дрожат, на лице выступили капельки пота. Позднее она рассказала нам, что работает почти круглые сутки — моет посуду, стирает салфетки, помогает готовить на кухне. И за все это получает гроши. Половину денег она откладывает на приданое и свою свадьбу. Все бедные девушки Испании делают так, начав работать с ранних лет.
Поблагодарив Мари-Кармен, выходим из отеля подышать свежим морским воздухом. И сразу попадаем к нашим новым друзьям: студентам, рабочим, рыбакам... Они терпеливо ждали, когда мы расправимся с ужином, чтобы повидаться. Завязываются задушевные разговоры. С восторженной почтительностью слушают они наши рассказы о жизни советских людей, о великих стройках, о звездных братьях-космонавтах. Их интересует буквально все: сколько мы зарабатываем, какой у нас рабочий день, как мы отдыхаем и правда ли, что у нас в стране нет неграмотных. Узнав, что я сибиряк, с самым серьезным видом консультируются у меня, как охотиться на белых медведей и добывать золото. С изумлением узнают, что в моем родном городе Кемерове несколько вузов и театров, широкие зеленые улицы, просторные площади, парки, сады. С возмущением ругают свои газеты, в которых замалчивается или грубо искажается советская действительность.
Невысокий худощавый мужчина в берете, назвавшийся Феликсом, рассказывает о себе. Работает он по десять часов в сутки на судостроительной верфи. Средний заработок, в переводе на наши деньги, 60 рублей в месяц. Треть этих денег уходит на уплату за сына, который учится в начальном классе частной школы. Дочь работает парикмахером, весь свой скромный заработок откладывает для замужества. Жена не может найти работу. «Мы никогда не едим досыта», — говорит Феликс.
Другой рабочий, Хосе, проживший много лет в Советском Союзе, рассказывает: «В вашей стране мы чувствовали себя людьми, занимались любимым делом, хорошо зарабатывали, все учились, осваивали новые специальности. Русские к нам относились с уважением и вниманием. Когда мы вернулись сюда, нас встречали забитые жители окрестных деревень. Поверив газетным сплетням, они пришли посмотреть, действительно ли у нас в Советском Союзе отросли... рога и хвосты. За правду о вашей стране нас бросали в тюрьмы, жестоко избивали, многие погибли в застенках франкистов. Видите, как они попортили мне «фотокарточку»? — Хосе со злой иронией показывает нам глубокие шрамы на своем лице. — Но эти времена проходят, народные силы растут и крепнут, сейчас уже франкисты боятся нас. Первого мая в Бильбао была демонстрация трудящихся. Ее организовали студенты. Нас разгоняли сотни полицейских. Дрались мы с ними жестоко. Не скрою — нам досталось, но и они надолго запомнят этот день!»
К нашей группе подходит спортивного вида брюнет.
— Антонио, — представился он и на чистейшем русском языке предлагает:
— Если вы располагаете временем, я с удовольствием покажу вам достопримечательности Бильбао.
Наш тренер Владимир Евгеньевич Шумилов, Вадим Овсянкин и я заняли места в «фиате» Антонио. Лимузин плавно трогается с места, а наш добровольный гид, видимо изголодавшийся по русской речи, словоохотливо рассказывает:
— Не удивляйтесь, что я прилично говорю по-русски. Я прожил в Советском Союзе много лет, окончил там университет, вернулся на родину, сейчас работаю инженером. Хорошо зарабатываю — в Испании острая нехватка инженерных кадров. У меня прекрасная семья... И все же счастливым себя не чувствую. Здесь волчьи законы. Сильный диктует свою волю слабому. Я вижу нужду и бедность рабочих, стараюсь помочь, но что я могу сделать? Россия — моя вторая родина — только там я был по-настоящему свободен и счастлив. А какие там были у меня друзья! Здесь же себя чувствую очень одиноко.
«Фиат» мчится по набережной восемнадцатикилометрового канала, разделяющего город на две части. Мимо проплывают расцвеченные неоновыми рекламами магазины и отели, бары и рестораны. Над одним из них читаю такое знакомое и близкое русскому человеку слово — «Wоlgа». Антонио поясняет: