Страница 7 из 8
Творчески несостоятельный, можно сказать импотент в художественном плане! Ну, а как можно проинтерпретировать ставший широко известным эпизод из будничных репетиций театра, в труппе которого играла Раневская?
Дословно: «Однажды Юрий Завадский крикнул в запале Раневской: „Вы своей игрой сожрали весь мой режиссерский замысел!“ „То-то у меня ощущение, что я наелась дерьма!“ – парировала Великая старуха». Симпатии стороннего наблюдателя явно будут на стороне Раневской. Завадский предстает этаким беспробудным бездарем, который просто завидует таланту.
Но тут не все так просто, как кажется на первый взгляд. В своих бойких шутках Фаина Георгиевна широко, даже размашисто, применяла гиперболу, сгущала краски… и от души окатывала своих визави из ушата остроумия. Не факт, что от злости, скорее, просто от особого (наперекор!) восприятия мира. Или из идейных соображений. Или из бескорыстной любви к меткому, острому слову… Даже нет смысла гадать. Хотя народная пословица «Ради красного словца – не пожалею и отца» родилась отнюдь не случайно!
Юрий Александрович Завадский. Известный актер и любимец женщин. По воспоминаниям современников (особенно современниц): был просто необычайно хорош собой. В знаменитой постановке Вахтангова «Принцесса Турандот» он неизменно играл красавчика Калафа. По утверждению многих коллег – сердцеед, окруженный толпами восторженных воздыхательниц. Знатоки театральных нравов Москвы того времени рассказывали, что у дверей его квартиры спозаранку разворачивались нешуточные баталии: дежурившие в подъезде поклонницы спорили, кто первым предложит «Юрочке» только что купленные свежие булочки к утреннему чаю…
Марина Цветаева посвятила Завадскому целый цикл стихов «Комедьянт». Да и в женах у него последовательно ходили первые красавицы Советского Союза: прославленная актриса Вера Марецкая, непревзойденная балерина Галина Уланова…
Как театральный режиссер стал известен в столице с 1924 года – в тот момент Раневская еще заканчивала свои выступления в небольшом «Передвижном Первом советском театре» и готовилась к перебазированию в Баку, в местный «Рабочий театр».
Да, не похож как-то яркий образ театрального баловня судьбы на скучного администратора, лишь по воле случая дорвавшегося порулить театром.
Авторитет Юрия Александровича непререкаем. Получил «заоблачное» звание Народного артиста СССР в 1948 году, будучи к этому времени уже аж трижды лауреатом Сталинской премии! В театре его практически боготворили. Но не Раневская. Ведь, когда Завадский стал «народным», она уже год как сама гордо носила звание «заслуженной». Да, ее «три Сталинских» еще впереди. Но, нужно сказать, ждать их оставалось не так уж и долго. Все три она получит в течение последующих трех лет. Но зато за плечами – целых семнадцать фильмов. Для того времени просто неимоверное количество! Все самые узнаваемые роли уже сыграны. Именно Раневскую узнают на улице, а открытки с ее изображением продают в киосках… А Завадского – увы! Он ведь в кинематографе не снимается. А как театрального актера… Ну да, москвичи, те кто в теме по большей части, помнят и любят. Но так ли уж по многим городам и весям красавец Завадский сумел проехаться с выездными гастролями?
Раневская спорит с ним безжалостно. Тот отвечает с не меньшим ожесточением. Две глыбы, две скалы. Громада – на громаду. За Завадским – непререкаемый административный ресурс. Никто из труппы не хочет получить разнос, но зато все хотят получить роли. За Раневской – личное обаяние, недюжинный интеллект вкупе с непревзойденным чувством юмора… и смех. Обычный смех, который порой разит гораздо больнее начальственных полномочий.
Типичный пример позиционной творческой войны. Раневская методично, раз от разу опаздывала на репетиции. Вряд ли кому-то еще это сходило бы с рук. В какой-то момент Завадскому такое положение дел надоело… да и надо же продемонстрировать, кто в доме хозяин! Велел труппе: «Если хоть еще раз опоздает – то просто Раневскую не замечать!» Бойкот, мол, объявим! Сильный ход… Ну, и что поделать – все покорно согласились: с начальством не поспоришь, ему виднее!
Далее лучше прямой цитатой:
«Вбегает, запыхавшись, на репетицию Фаина Георгиевна:
– Здравствуйте!
Все молчат.
– Здравствуйте!
Никто не обращает внимания. Она в третий раз:
– Здравствуйте!
Опять та же реакция.
– Ах, нет никого?! Ну, тогда пойду поссу!»
Занавес! Не просто смех, но, предполагаю, надмирный хохот разрушил все условные бойкоты в мановение ока. И где теперь этот хваленный административный ресурс?
Думаю, что душка Завадский, который привык к тому, что все женщины (поголовно, вне зависимости от возраста) смотрят на него с плохо скрываемым обожанием, был крайне обескуражен таким к себе отношением. Вроде бы на первый взгляд безобидные предположения Раневской, намертво приклеившиеся к прославленному театральному деятелю: «Завадский родился не в рубашке, а в енотовой шубе!» или «Завадскому дают награды не по заслугам, а по потребностям. У него нет только звания „Мать-героиня“!». Но ведь особо и не полютуешь: завистники (да и не только!) сразу же обвинят в отсутствии чувства юмора, а еще хуже просто в «недалекости».
Хотя со стороны Фаины Раневской такая позиция является не более, чем способом активной защиты. Она не держала зла. И неслучайно на смерть Завадского написала следующие строки: «Я знала его всю жизнь. (…) И я грущу, тоскую о нем, мне жаль, что он ушел раньше меня. Я чувствую свою вину: ведь я так часто подшучивала над ним». Здесь ключевое слово «подшучивала», кто бы чего не говорил!
Хотя это вовсе не значит, что все шутки Раневской несли некую беззубую, ванильно-ироничную доброту. Нет, порой это довольно желчные, обидные остроты. Мало кто желал бы получить их на свой счет… И опять что это? Старческая злость и традиционная зависть к более молодым? Недовольное брюзжание неудачницы, не получавшей достаточного количества ролей ни в кино, ни в театре? (Порой именно так пытаются интерпретировать многие словесные перлы Раневской ее нынешние недоброжелатели.)
Или все же это некий праведный гнев, попытка хоть что-то изменить в паскудной реальности, что ее окружала?
«В театре меня любили талантливые, бездарные ненавидели, шавки кусали и рвали на части», – напишет Раневская в воспоминаниях. И если внимательно прислушаться к самой Актрисе, то увидим, насколько ее раздражал – именно в принципе, как поругание вечной идеи Высокого искусства – непрофессионализм околотворческих приспособленцев. «Сегодняшний театр – торговая точка. Контора спектаклей… Это не театр, а дачный сортир. Так тошно кончать свою жизнь в сортире!»
И, если рассматривать совсем пристально, понимаешь, что сортирные определения возникают не из каких-то личных отношений, не из-за того, что что-то сложилось или нет, а именно по профессиональному признаку. Раневская любила все мерить по самому высшему, по гамбургскому счету. Никаких поблажек – ни для себя, ни для коллег.
«Ведь знаете, как будто бы Станиславский не рождался. Они удивляются, зачем я каждый раз играю по-новому…»
Думаю, что и своим непредсказуемым чувством юмора Раневская также озадачивала коллег. Потому как не секрет: и в артистической, и в литературной среде существует целый пласт стареющих остроумцев обоего пола, расхаживающих по разного рода презентациям и творческим мероприятиям с заранее заготовленным набором дежурных шуточек и не раз испытанных на практике актерских баек. Первое впечатление человек производит довольно сносное… Ну а как относится к «остроумцу» дальше, когда при третьей встрече вынужден в третий раз выслушивать одну и ту же остроту, выраженную с одинаковой интонацией! Хочется просто ругаться матом… Так, впрочем, не раз это делала и сама Фаина Раневская!
«Я не признаю слова „играть“. Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно». И все по максимуму! На сцене – проживать жизнь, а в жизни – чувствовать себя как на сцене, под пытливым взглядом заклятых приятелей и просто коллег по театральному цеху. Ведь любое ее действие завтра может быть разнесено злопыхателями и любопытствующими по всем артистическим центрам необъятной страны Советов. Не давать повода! Столько историй о Раневской сохранено и описано ее современниками, но вот не нашел ни одной, где бы она представала в неприглядном свете, где бы ее обвиняли в подлости, в низменной мести… Да и вообще, в обычном злонамерении! Представляли в парадоксальном свете, в виде непредсказуемой, не от мира сего – это было, это можно найти при желании.