Страница 20 из 38
Уже приближаясь к холму, на котором друзья собирались остановиться, Звезда продолжила:
— Сейчас злоба к прекрасному проявляется сильнее всего, когда возникает какой-то неотложный общественный вопрос и надо занять позицию. Вот, например, дискуссия о правах теплокровных животных. Некоторые, по-моему, просто боятся, что их мозг не выдержит и сломается, если теперь придётся дружить с крысами и хорьками, если мы привыкнем, что белка в парке — один из посетителей.
— Или инопланетяне, — сказал Макс, — особенно, если они не станут делать ничего из того, что мы для них напридумывали, но и непостижимыми будут не больше, чем мы друг другу.
— Непостижимость мы тоже напридумывали.
— Точно.
Четвёрка расположилась на своём любимом месте, на лугу над рекой, повозилась с настройками на ближайшем валуне, в одном месте высушив и сгустив траву для подстилки, а в другом устроив костёр. Плашки какого-то лёгкого материала сгорали бесшумно, и музыка кузнечиков была чёткой и выразительной. Они не были искусственными, их даже специально не выводили, они просто появились сами, как древние музыканты в подземном переходе. Наслушавшись, друзья продолжали говорить о людях с других планет, о том, что им может понравиться и понадобиться. Потом решили всё-таки посмотреть фильм про Африканскую революцию, хлопнул трипвью, выпустив в воздух лептики и настраивая их на нужное изображение.
На раскалённом асфальте была живописно разбросана горящая техника. В тени какой-то огромной железки сидела смуглая девушка с ноутбуком, который авторы фильма, пытаясь передать старинный колорит, сделали размером чуть ли не с половину бегемота.
— Она же белая! — сказала Звезда. — Нгози белая, вот это да. Где-то мне попадалось, что раньше все возмущались, если чёрный актёр играл белого исторического деятеля, а оказывается, было и наоборот.
— Это же не строго исторический фильм, — возразил Макс. — Это скорее драма. Так что неважно.
— К тому же, в этом и была разница между Западным Суданом и Чёрным Королевством. В революции Филин-гари участвовали не только хаусаязычные и на суахили, вопреки королевской пропаганде, никому не запрещали разговаривать. Там и белые были.
Фильм, тем временем, становился всё ярче и тревожней. К Нгози подошли живописно, но одинаково вооружённые повстанцы и началось совещание.
— Но зачем, зачем? — восклицал толстый араб, сверкая глазами на упаковку из под каких-то таблеток. — Зачем тебе не спать 90 часов?
— Королевские хакеры меняются, а я одна. На нас идёт армада, Фархад. И все молчат, и Найроби всё сойдёт с рук.
— Все думают, что Чёрное Королевство — наследник Африканского Союза, — вмешалась белая девушка. — А на самом деле они наследники колонизаторов.
— Да. И если сейчас, вот в эту ночь, не расстроить их коммуникации, о революции можно забыть не только у нас, но и в Азии, и в Европе...
— Как я и говорил, драма, а не история. Но как потрясающе снято.
— Моя воспитательница была из деревни, где родилась Нгози, — сказала Инна, когда фильм закончился, и они продолжили разговор.
Вдруг они почувствовали слабый, но отчётливый запах, как будто открывается только что появившаяся книга. Они тоже хорошо знали этот запах, хотя никогда не держали бумажных книг. Первая гроза в только что построенном городе или растёртое на пальцах растение в овраге, куда ты привёл любовника играть в индейцев, хотя ты всё время предлагаешь играть в индейцев на первом свидании. Многие вещи сохраняют этот запах. И просто подняв глаза от костра, они увидели, что сейчас пахла опускающаяся в овраг летающая тарелка.
— Не люди, — очень спокойно сказала Звезда, — у нас таких не делают
— А кто?? — возмутилась Морская Свинка — Подумаешь там, с Альдебарана! Всё равно, люди!
— Да, ты права.
Вдруг тарелка пропала, как будто её сдуло, и ледяные порывы стали носиться над Паутинкой, хотя никогда раньше такого не делали. Небо побледнело, как будто ему сказали, что через секунду земля улетит из-под него и никогда больше не вернётся. У Макса в футболке отказала терморегуляция, поэтому друзья нашли отмеченное алой полоской дерево и достали из дупла мгновенную палатку, вынули из неё батарейки, провели под алой чертой синюю, отмечая, что в этом дупле чего-то не хватает, и, починив футболку, отправились к ручью искать следы странного явления.
По сравнению с персонажами своих любимых старых фантастических книг друзья гораздо меньше думали о контакте и никогда не писали это слово с большой буквы. Построив коммунизм, люди нашли инопланетян — друг в друге. Без господ и рабов, начальников и подчинённых, насильников и жертв, братьев и сестёр, родных и чужих, оказалось, что неимоверный, радостный и требующий отчаянной точности труд — пытаться хоть немного узнать другого, любого, и близкого, и первого встречного, коллегу, любовника. В рассказах об инопланетянах главной прелестью была неизвестность, потому что от человека, жившего до тех пор, пока он мог найти работу, нового ждать было нельзя. Даже восставая, он принимал социальную роль бунтовщика, и как бы грандиозно и бурно ни восхищались люди бунтовщиком, либертином, или поэтом, они знали, кто это такие, и неохотно допускали на эти роли женщину, негра или ребёнка. Инопланетян ждали, как единственного допустимого чуда, а у коммунаров обмен репликами у кофейного автомата содержал столько чудес, что хватило бы на тысячу галактических флотов из старой книжки.
— Что это было? — в сотый раз спрашивал кто-то из четверых.
— Главное, как это было — здорово! — в сотый раз отвечал кто-то другой.
— И не было, а, наверное, пока есть, — в сотый раз добавлял кто-то ещё.
Но больше ничего не было. Друзья вернулись на холм и, развернув спальники, улеглись. Спустя некоторое время, Макс встал и подошёл к кострищу. Присев, он стал задумчиво щёлкать настройками, переключая пламя с оранжевого на пурпурное и обратно. Он думал о древних бумажных журналах и историях про НЛО, похожих на ту, что случилась с ними сегодня. И о других историях, про то, как люди в красивых водолазках прыгают на палубы космических кораблей... или у космических в журналах не было палуб? Или это не водолазки? Ещё он вспоминал описания баррикадных боёв и отчёты о заседаниях каких-то комиссий или трибуналов. Как будто у себя в операторской у экрана, направляя моющие улитки, как боевые машины, "танчики", как кто-то ещё в незапамятные времена прозвал ещё их предшественников.
— Атака роботов!! — Морская Свинка, бесшумно, подобравшись, повалила Макса на траву.
— Хм. Как-то много в этих роботах органического материала, — Макс ткнулся носом в пухлую щёку. — Целая ты. И вообще, не может робот напасть на человека.
— Я безумный робот-психотерапевт. Чего ты сидишь тут?
— Раздумывал, — Макс отодвинулся.
— О себе или о Звезде?
— О своей непригодности для Звезды.
— Вау, как говорили предки. Немного слишком старомодно даже для долбанутого реконструктора. Что это вообще значит?
— То, что она занимается такой математикой... — Макс запустил руку в волосы, а другой неопределённо помахал в воздухе.
— А ты, как вы говорите, "режешься в танчики". Командуешь улитками. И переживаешь, как титульный советник, влюблённый в генеральскую дочь из той твоей песни.
— Титулярный. Из романса. И глупости, нет конечно, не то. Просто... её не интересует то, что я выкапываю по истории... то есть интересует, что-то она даже использует, но... она думает, что я с этим не работаю... она говорит...
Макс сбился и замолчал.
— Наша принципиальная коммунарка, родившаяся на пару веков позже... зато в одно время с нами, — Морская Свинка обняла Макса за плечи. — Ну ладно, что там она сказала?
— Что в тех древних фантастических рассказах, которые я всё время читаю, часто писали про хапуг, стяжателей, — он сделал паузу.
— Милый, я знаю кто это такие. Ты сейчас сам как персонаж рассказа, причём второсортного, состоящего чуть ли не полностью из возгласов "ах, что же такое убийство, что же такое деньги, классовое общество, ангина, дырка в кармане?"